Никита Михалков - Бесогон. Россия между прошлым и будущим
Но это же фальшь, это ложь, это неправда…
Ладно. Мы не знаем нашего прошлого и живём со своим незнанием. Не знаем, кто такой маршал Жуков, не помним, когда родился Пушкин…
А что мы вообще знаем?
Зою Космодемьянскую – не знаем. Александра Матросова – не знаем. Алексея Маресьева – не знаем. Николая Гастелло – не знаем. Сержанта Якова Павлова, награждённого Золотой Звездой Героя, – не знаем. Почему День России отмечается 12 июня – не знаем. Куликово поле – не знаем. Зато – Бориса Моисеева и «Дом‑2» – знаем.
Если не будем прививать с младых ногтей любовь и интерес к своей стране, истории, великим писателям и учёным, космонавтам и героям войны – то мы наших молодых людей потеряем.
Ещё одно потерянное поколение!
Как сделать, чтобы благие начинания не превращались в пустой разговор? Необходимо подключить серьёзную, мощную государственную волю. Не разовую поддержку – не год, а век культуры! Необходима продуманная система воспитания с самого младшего возраста, не образования – а воспитания. Когда воспитывается, прививается, культивируется интерес маленького, но уже осознающего себя человека к жизни, стране и миру.
Задумаемся о завтрашнем дне! И постараемся, наконец, понять, что русская цивилизация начинается не только с системы образования, но и с системы воспитания.
Обязательно – воспитания!
А само понятие – учитель? Учитель! Чем сегодня стал учитель для нашего подрастающего поколения? Кем он стал для них? Как он защищён сегодня, как поддержан государством? Сюжетов в Интернете о том, где школьники унижают, втаптывают учителя в грязь, не считая его за человека, – масса. Страшно смотреть эту хронику разрушения. Оторопь берёт. Но ведь – это снимают! Хладнокровно снимают, чтобы выложить в Интернете. Это сегодня доблесть такая – оскорбить учителя…
Или такая параллель. Вспомните, как снимали на айфоны трупы в Доме профсоюзов в Одессе. Как снимали вообще всю эту скорбную историю. Или трагедия в Домодедово – когда раненые люди лежат, просят о помощи, а их спокойно фотографируют. «Сфоткать» – теперь важнее, чем помочь. Я зафиксирую изображение, соберу информацию и сразу же вывешу всё «это» в Интернете, и «это» в секунду разлетится по всему миру. Какой кайф! Вот оно, честолюбие в чистом виде. Преступное честолюбие. Невероятная жестокость, жестокосердие. Холодная кровь. Это результат и итог разрушения и распада человеческой сущности. Итог честолюбия и нарциссизма.
Я не знаю всех ответов на вопросы. Но мы же не слепые, мы видим то, что сегодня происходит. И пожинаем щедрый урожай горестных плодов. Но коль скоро мы не умеем учиться на чужих ошибках, так не пора ли начать учиться на своих?
Вывод один.
Убеждён, что все силы необходимо сконцентрировать сегодня на дошкольном и школьном среднем образовании. Нельзя объединять науку с образованием – они несовместимы по масштабу и сути. Наука – целая планета. А детей нужно воспитывать прежде, чем они узнали, что такое наука. Мама мне всегда повторяла: «Воспитывать нужно, пока лежит поперёк кровати. Лёг вдоль – уже поздно».
Думается, что должна быть создана особенная государственная институция дошкольного и школьного образования. Может быть, даже отдельное министерство – не знаю. Но заниматься эта государственная структура должна только дошкольным и школьным образованием и воспитанием.
«Сегодня дети – завтра народ»…
Задумаемся о завтрашнем дне! И постараемся, наконец, понять, что русская цивилизация начинается не только с системы образования, но и с системы воспитания.
Обязательно – воспитания!
О чуде творчества, или о тайне вологодских кружевниц
Одна женщина написала мне письмо. Это было довольно давно. Она меня в нём критиковала, между прочим, но письмо написала – просто замечательное. Там есть потрясающая, простая и верная мысль: что настоящее искусство – это то, что хочется услышать, прочесть или увидеть ещё раз…
А много ли произведений в нашем современном искусстве – кино и театре, литературе и музыке – нам хотелось бы увидеть, услышать или прочесть ещё раз? Не думаю…
Почему? Давайте разберёмся.
Мне в достаточной степени ясны и понятны мотивы, которые движут современными художниками или режиссёрами, склонными к экспериментам в искусстве и эпатажу. Замечу, что и художники начала XX века, которые «преодолевали» реалистическую манеру живописи, тоже экспериментировали и искали новые средства творческого самовыражения.
Но принципиальное отличие заключается в том, что художники начала XX века уходили от того, что они умели и умели хорошо. Все они и в «Бубновом валете», и в «Ослином хвосте» (кстати, дед мой, Пётр Петрович Кончаловский, входил в художественную группу «Бубновый валет») были увлечены импрессионизмом, но при этом они умели ювелирно, роскошно, карандашиком нарисовать любые части тела человека. Скажем, кисть или стопу, чтобы последняя стояла, а первая не повисла в воздухе. Они владели мастерством. И им хотелось нового, потому что то, в чём они достигли определённой грани совершенства, было для них пройденным этапом. Это были мастера. К слову сказать, общество художников «Бубновый валет» получило название по одноимённой выставке в Москве, в декабре 1910 – январе 1911 года, оно объединяло таких художников, как В. В. Кандинский, А. В. Лентулов, И. И. Машков…
Пётр Петрович Кончаловский
Все они были большие мастера, повторю.
А вот по поводу сегодняшних экспериментаторов ходит такая едкая и смешная шутка: о том, какая разница между «перформансом» и «инсталляцией». Инсталляция – это сначала нагадить перед дверью, а потом позвонить и убежать. А перформанс – это позвонить, дождаться, пока хозяева откроют и выйдут, а потом присесть перед ними по большой нужде. По-моему, во многом справедливое наблюдение. Для инсталлирования, так сказать, не надо порой ничего, кроме желания совершить то, что художник хочет совершить. Ни мастерства, ни школы, ни познания секретов ремесла – за этим не стоит. Казалось бы, ладно, в конце концов, это его проблема, а не наша. Однако за этими невинными шалостями, за игрой в новые формы выражения стоит сильное, мощное лобби. Его цель – возвести «это» в ранг искусства, сделать частью рынка, объектом купли-продажи и предметом нашего художественного интереса. А принцип здесь один – всё хорошо, что хорошо продаётся…
Ницше сказал когда-то: «Искусство нам дано для того, чтобы не умереть от истины». Мне кажется, что сегодня мы можем это перефразировать: «Истина дана нам для того, чтобы не умереть от искусства», которое нас сегодня окружает. Я не хочу и не буду погружаться и обсуждать подробно всё, что происходит в нашем экспериментальном кино или театре. Подчас это «эпатаж на грани», который вызывает две противоположные волны оценок. Одни – бурно «за», другие – резко «против». Казалось бы, хорошо, когда художественное произведение вызывает такие яростные споры. Но мне представляется, что здесь присутствует подтасовка, некое художественное шулерство. Вот я сказал про «рискованность» опытов современных художников, которые, оправдывая своё творчество, постоянно ссылаются на творческие эксперименты Всеволода Мейерхольда и других новаторов. Но ведь последние – действительно рисковали. Рисковали многим, жизнью своей рисковали. Их новаторство было выстрадано. Оно зрело внутри художника, и только потом выливалось на сцену, как у Мейерхольда или Вахтангова. Они пели, потому что не могли не петь. Это их переполняло. А сегодня всё это делается «с холодным носом», без внутреннего творческого посыла, который был у настоящих новаторов. И уж совершенно безо всякого для себя, любимого, риска.
Повторяю: я не хочу подробно разбирать или осуждать это. Просто я испытываю чувство внутренней неловкости. Такое бывает, когда ты видишь, как фокус в цирке делается, когда ты понимаешь, для чего он делается так, а не иначе, и это не позволяет тебе удивляться. А ведь искусство – это в первую очередь внутреннее удивление чуду. А когда вместо чуда ты видишь на экране или сцене примитивный и низменный механизм воздействия на инстинкты, то испытываешь неловкость и стыд…
Так что давайте оставим эту тему и, по возможности, забудем про современных «новаторов», вычеркнем их из поля нашего художественного зрения и зрительского внимания. Это будет, кстати говоря, для них – самое страшное, а для нас – самое полезное. Давайте поговорим о другом. Поговорим о культуре. Культуре иного рода и особого характера, о культуре, не укладывающейся в узкие рамки энциклопедических словарей…
Я расскажу вам одну историю, которая случилась со мной в молодые годы, когда я учился во ВГИКе. История эта потрясла меня. Причём – только со временем я стал понимать всю глубину того, что со мной тогда произошло. Дело было так: я прочёл очерк замечательного литератора, публициста Юрия Черниченко о вологодских кружевницах. И меня сразу же эта история поразила – и то, что такое кружево, и то, как и в какой атмосфере это кружево плетётся.
