Твёрдая власть. Записки русского патриота - Михаил Никифирович Катков
Современная политика не ограничивается простыми и открытыми средствами; она прибегает ко всяким изворотам и пользуется всякими слабостями и недочетами противника. Политика в наше время у ловких людей превращается в некоторого рода психологию.
В России не было и помину в течение последних лет о каких-либо смутах, напоминающих кровавый призрак революции, который за шесть лет пред сим носился над Россией. Но сколько мы знаем, следя за делами, именно с того времени, как в Европе пошли толки о войне, о союзах и нейтралитетах, именно с того времени, как возникло опасение, что Россия не захочет долее оставаться в распоряжении чужих держав и захочет иметь свою политику, соответствующую ее достоинству и ее собственным интересам, – начали появляться у нас дурные признаки, стали замечаться так называемые самообразовательные кружки, в которые привлекаются молодые люди сначала для литературного препровождения времени, для чтения известных писателей, причем мало-помалу прочитываются и подпольные издания, которые, наконец, и становятся главным предметом занятий, рассуждений и толков.
Тут-то и улавливаются наиболее податливые птенцы и замыкаются в клетку, разобщаются туманом революционных идей с окружающим миром, подчиняются тайной команде, должным образом терроризуются и потом становятся слепыми орудиями для самых безумных дел, для самых гнусных злодеяний.
Кто стоит за пропагандистами
(из статьи «Сущность революционной пропаганды, работающей среди учащейся молодежи»)
Если когда-нибудь, то именно теперь, ввиду случая, бывшего на паперти Казанского собора в Петербурге, становится для всякого очевидною истинная сущность революционной пропаганды, которая у нас в продолжении пятнадцати лет работает среди учащейся молодежи.
Она не могла не обратить на себя внимания правительства и всего русского общества. Неоднократно произведенные следствия обнаружили действительно некоторого рода организацию; но для людей мыслящих было очевидно, что эта организация есть дело искусственное, не имеющее ничего общего с народною жизнью, совершенно ей чуждое, ничего о ней не свидетельствующее. Она служила признаком только дурного состояния нашей школы, с одной стороны, а с другой – существования некоторых интриг, имеющих надобность пугать Россию революцией.
Школа, слава Богу, поставлена в недавнее время в лучшие условия, которые отнимут охоту у интриги искать в ней орудий, годных для ее целей; но интрига еще имеет у себя достаточный запас порченых людей, которыми она и продолжает пользоваться, пока игра ее не будет совершенно раскрыта и чрез то не потеряет для нее самой интереса. Вот почему должно пользоваться всяким случаем, который может бросить свет на это дело.
Если дурная школа давала единственный годный материал для политической интриги, то спрашивается, какими способами могла интрига обрабатывать этот материал для своих целей? Способами этими весьма естественно служат те отрицательные доктрины, какие порождает всякая историческая эпоха и какими обильно и наше время. Для подобных доктрин всего податливее умы незрелые и вместе возбужденные. Мальчик, не знакомый с жизнью, еще не имевший времени освоиться с ее практическими условиями и в то же время ни умственно, ни нравственно не дисциплинированный, не приученный к основательному логическому мышлению, не способный к самостоятельной критике, ничего не знающий, а считающий себя всезнающим, такой легко поверит всему и пойдет за всяким вожаком.
Молодость, впрочем, всегда наклонна к увлечениям, но годы берут свое, и самые взбудораженные в молодости головы отрезвляются, предоставленные естественным условиям общественного быта.
С другой стороны, отрицательные идеи, как бы ни было вредно их действие на незрелые умы, сами по себе еще не делают их революционерами. Дурная книга может поколебать нравственные правила в молодом человеке, развратить его, сделать его негодяем, уголовным преступником. Но для того чтобы сделать его революционером, надобно, пользуясь его незрелостью и фальшивою умственною возбужденностью, еще фанатизировать его, распалить в нем честолюбие и заставить его поверить в какое-то великое дело, которому он призван послужить.
Занумерованный и посаженный в клетку таинственной организации, он окончательно теряет власть над собой и становится готовою жертвою всякого обмана; вокруг него образуется искусственная атмосфера, которая разобщает его с остальным миром и в которой все представляется ему в известной окраске. Он теряет всякий смысл действительности, всякое чувство господствующих в ней отношений.
И вот довольно нескольких сотен таким образом набранных и подготовленных безумцев, чтобы создать призрак революции и потом вызывать его по мере надобности. Интересы, пользующиеся этим революционным аппаратом, могут не иметь ничего общего с сумбуром, который бродит в голове несчастных фанатиков, высылаемых ими на улицу.
Мы не отрицаем, что ближайшие возбудители наших революционеров сами находятся под властью нелепых идей о всеобщем социальном перевороте, который будто бы они призваны произвести; но мы совершенно убеждены, что весь этот вздор не был бы сам по себе достаточен для того, чтобы поддерживать интерес игры, которая продолжается так упорно и так настойчиво.
Надо думать, и мы в этом совершенно уверены, что в игре замешано нечто более серьезное и что нити главной интриги уходят далеко за горизонт людей, одурманенных революционными идеями. Безумцы, исправляющие должность русских революционеров, сами не знают и не предчувствуют, чье дело они делают, выкрикивая на улицах свой сумбур, и чьи затем приводят в исполнение, губя себя так бессмысленно, так, наконец, нерасчетливо и несообразно с интересами исповедуемых ими учений.
Скажите, из какого побуждения могла бы революционная партия, – если бы таковая действительно существовала в России, существовала не как подделка, а как естественный продукт ее жизни, – из какого побуждения могла бы она подбить своих адептов на нелепую демонстрацию 6 декабря? Каким расчетом могла она руководиться, для того чтобы так позорно выставить себя? Было ли в ее интересе затеять этот фарс, который не мог рассчитывать ни на какой успех? Для чего революция могла бы толкать своих людей на явную для них пагубу безо всякой для себя надобности?
Нет, если была надобность произвести эту демонстрацию, то расчет, ее вызвавший, не имеет ничего общего с порывами безумцев, которые были ее исполнителями.
Почему-то в праздник 6 декабря, в день, не ознаменованный никакими революционными преданиями, никогда прежде не подававший повода к каким-либо революционного характера демонстрациям, собралась в Казанском соборе толпа, как слышно, в сто или полтораста человек, мужчин и женщин известного пошиба, неприлично вела себя в церкви и при выходе, к удивлению и негодованию выходившего вместе с ними народа, принялась кричать и приподняла нарочно для того взятого и прирученного ad hoc [для этого случая (лат.)] крестьянского мальчишку с красным флагом, на котором красовались слова «Земля и Воля», так часто повторявшиеся во времена польского восстания и с
