Газета Завтра Газета - Газета Завтра 441 (19 2002)
— Почему же под чужой. Это мой псевдоним — Ан. Степной. Я родился и вырос в Казахстане, в степи... Вы что, не знаете, что на свете бывают псевдонимы?
— Честно говоря, да.
— А вы, честно говоря, видели когда-нибудь, как делается газета?
— Нет, не видал.
— Чудесно! Знаете, старший лейтенант, мы с вами далеко пойдем.
— Что касается меня, то дальше передовой я никуда не пойду. А вы — не знаю, — сказал я, чувствуя, что начинаю злиться на Дубицкого. Его высокомерие и откровенная издевка подействовали на меня самым неожиданном образом: я решил, что останусь в газете и докажу этому новоявленному Печорину, что действительно не боги горшки обжигают.
"Постойте же!" — думал я про секретаря, садясь вечером за сочинение моей первой корреспонденции. К утру статья была готова и тут же перекочевала в руки Дубицкого. Мне стало грустно. Готовый ко всему на свете, я все же ошарашен был тем, что услышал от Андрея.
— Роман сочинили, ваше сиятельство, — сообщил он мне, усмехаясь в свои рыжие казачьи усы. — С продолжением в десяти номерах будем печатать. По три колонки в каждом номере...Куда прикажете перевести гонорар?
Вот тут я рассвирепел
— Довольно паясничать, товарищ младший лейтенант! Говорите, что думаете. И, пожалуйста, без всяких дурацких сиятельств! Никуда не годится — так и скажите, что не бог весть какое чудо сотворил...
— Что верно, то верно. В полное собрание ваших сочинений сей шедевр, пожалуй, не пойдет. Однако попробуем поправить… Садитесь, товарищ старший лейтенант и приступим к делу. Вот только пойду спрячу котелок, не то Юрка Кузес утащит... У этого нашего Казуса ничего своего нет…
“ПЕРЕСИЛИМ И ЭТО ВРЕМЯ...”
Савва Ямщиков
6 мая 2002 0
19(442)
Date: 06-05-2002
Author: Савва Ямщиков:
“ПЕРЕСИЛИМ И ЭТО ВРЕМЯ...” (С известным искусствоведом и реставратором икон беседует Владимир Бондаренко)
Владимир Бондаренко. Вы, Савва, известнейший культуролог, специалист по древнерусской живописи, открыватель имён забытых русских художников. Многие упрекали советский строй и вообще советское время, что тогда культура (кстати, частично так и было, отрицать не будем, мы сами не только свидетели, но в том или ином смысле тоже участники) была под строгим контролем государства, цензура, определенные допуски, куда-то не пускали, чего-то не разрешали, какие-то картины не показывали, были гонения и на иконопись, и на авангард. И казалось, ну вот все кончилось, мы вырвались на свободу и все богатства культуры теперь наши. В результате сегодня (и я думаю, прежде всего это касается отечественной культуры, начиная с древнерусской культуры и отношения к ней и кончая уже современной русской национальной) мы присутствуем при возможной ее тотальной гибели, по крайней мере опасность окончательной гибели русской национальной культуры очень высока. И даже то время всеобщего атеизма сейчас вдруг кажется нам более творческим и более духоподъемным, чем время нынешнего развала абсолютно всех ценностей нашей культуры. Твое отношение к состоянию культуры за весь наш так называемый свободный период?
Савва Ямщиков. Прежде чем сказать о прошедшем пятнадцатилетии, ты вспомнил о том времени, которое принято называть эпохой тоталитаризма и застоя. В политической науке я не сильно подкован, с диаматом и истматом в университете не “дружил”; хотя основные марксистские труды изучил. На веру принять их постулаты не мог, ибо я из старообрядцев и незаконно раскулаченных. Большинство родичей сгинуло вдали от родимых мест. Дед по матери сидел и умер в селе Шушенском. До сих пор храню его письма с обратным адресом, который ранее помечал на своих конвертах вождь революции. Всё, чем мне довелось заниматься в жизни — реставрация, искусствоведение, телевидение и пресса — было не благодаря, а вопреки. Известную балерину спросили: как-то стимулировала ли её творчество закулисная борьба? Не долго думая, она ответила, что иногда травля заставляла мобилизоваться, но лучше бы грязных склок не было. А мне всё время приходилось собачиться с министерскими чиновниками и дураками, приставленными к нашему делу. Каждое открытие, выставка, каталог, альбом, книга давались с кровью. Некоторые полупрезрительно называли меня везунчиком. Если и везло мне в работе, то исключительно по воле Божией. Наряду с тупоголовыми начальниками, довелось мне в те времена встретить редкостных людей. Прежде всего университетские учителя помогли мальчишке из бараков найти своё место в науке, а значит, и в жизни. В.М.Василенко, В.Н.Лазарев, В.В.Павлов, Е.А.Некрасова, В.В.Филатов не только открыли передо мной мир прекрасного, но и научили родное Отечество любить. А Н.П.Сычёв, отправленный на 20 лет в ГУЛаг с поста директора Русского музея, ещё до революции входивший в золотую плеяду русских учёных, целых семь лет занимался со мной в маленькой квартирке на Чистых прудах. Во Пскове его первый ученик Л.А.Творогов, прошедший с наставником каторжный путь, многие годы являл мне пример мужества и преданности любимому делу. Родившийся инвалидом, обречённый медиками на неподвижность, он до 83 лет оставался героем, которому любой кадет из “Сибирского цирюльника” в ноги поклониться должен. Он создал во Пскове первую в мире библиотеку по библиотекам: от рукописей XII века из Мирожского монастыря до книжных собраний Ганнибалов, Яхонтовых, Назимовых, Блоков и других псковских семей. Американские и английские слависты восторгались его немногочисленными статьями, а в местном музее, да и в Пушкинском доме, зачастую посмеивались над странным калекой, играющим на костылях в волейбол и кормящим из скудной получки десятки собак и стаи голубей. Во Пскове же встретил я Л. Н. Гумилёва, приехавшего к здешним кузнецам заказывать крест на могилу матери. Встретил, подружился и до последних дней талантливейшего учёного и замечательного человека окормлялся от щедрот его.А сколько мне богатств подарили годы общения с К. Я. Голейзовским — прекрасным художником, учеником М. А. Врубеля и В. А. Серова, основоположником современного балета, как его именуют мировые словари хореографии. В той эпохе, Володя, было немало людей высокой культуры и истинной интеллигентности.
В.Б. Мне тоже в моей юности встречались такие: в Москве искусствовед Алексей Алексеевич Сидоров, у которого совсем еще молодым я бывал, с кем переписывался, поэт Сергей Марков, мой первый литературный учитель, в Питере — Савинов, Евдокия Николаевна Глебова, сестра Павла Филонова … Да и в Петрозаводске много еще было интеллигентов старой русской закалки. Ими и держалась культура.
С.Я. Но и в министерствах, издательствах, в газетах той поры хватало идеалистов, протягивавших нам руку помощи. Мы с тобой из Карелии, как говорится, ты родом, а я по долгу службы. Недавно я попросил Тамару Юфу, замечательную северную художницу, прислать мне петрозаводские газеты. Из-за болезни десять лет не выезжал в Карелию, захотел теперь узнать, чем живёт любимый край. Тамара с присущей ей широтой “отгрузила” мне пухлую бандероль. Володя, я тщетно пытался найти среди словесного навоза хотя бы одну строчку о прекрасном. Тщетно. Лишь скупое упоминание о трёхдневной выставке Риты Юфы порадовало глаз. А я-то помню карельскую газету "Комсомолец" веремени шестидесятых. Где бы я сейчас имел возможность вести еженедельную рубрику "Шедевры мирового искусства". Сикстинская мадонна, Покров на Нерли, египетские пирамиды, Владимирская Богоматерь… Ребята в “Комсомольце” профессиональные сидели и печатать “нечитабелку” не стали бы. Печатали, потому что читатели десятки благодарственных писем присылали.
В.Б. И я тогда свои очерки о писателях, историках, о Николае Рерихе, о Николае Клюеве, о Павле Филонове печатал в "Комсомольце", почти каждый номер шли стихи молодых. Помню Юрия Линника, Владимира Морозова, Роберта Рождественского, Валентина Устинова…
С.Я. В “Комсомольце” я первым напечатал восторженный отзыв о чудных работах Тамары Юфы, что, как говорится, было ко двору. Юное дарование, будущая звезда тогдашней молодёжи, обласканная наряду с Гагариным, Плисецкой, Пьехой и другими современниками. Но когда “орган Карельского обкома КПСС” опубликовал двухполосный мой материал о вновь открытых северных иконах, проиллюстрировав его репродукциями шедевров местной иконописи, я почувствовал себя на седьмом небе от счастья рассказать о нелёгком труде русских реставраторов и музейщиков. Поэтому когда сейчас о той эпохе штампуют негатив, я уверен, что писаки врут или отрабатывают нечестный хлеб. Когда началась перестройка, воспетая на страницах коротичевского “Огонька” и яковлевских “МН”, я сразу почувствовал, что истинной культуре прописан постельный режим. Тогда на телевидении модно стало проводить "круглые столы". И вот на одном таком застолье в студии Ямского Поля мне довелось представлять Д.С.Лихачёва, Н.С.Михалкова, Ф.Д.Поленова и епископа Подольского Виктора. В процессе дискуссии о загнанности и оскудении культуры в угаре демократической эйфории мы пришли к выводу, что прежние хозяева были сытыми, да и запросы их отличались библейской скромностью по сравнению с вошедшими во власть наследниками Троцкого, Бухарина, Зиновьева и прочих кумиров ниспровергателей основ государственных. Если старые баре оставляли нам место на краешке стола, то нынешние хапали только себе, забыв, откуда ноги растут. За тем столом, правда, вольготнее всего себя чувствовали Семёновы, Зорины, Боровики, Стуруа, Бовины, Дементьевы и прочая челядь, но они и сейчас пригодились, немного подлатав исподнее и заявив о своём придуманном диссидентстве. Забыли многие из них вещие слова Грибоедова о барском гневе и любви. А вот нам с тобой достаточно было и малого пространства, чтобы творить дела литературные и художественные, сохранять заветы отечественной культуры. Я был уверен, что рано или поздно к власти придут высокопросвещённые русские патриоты. Оказалось совсем наоборот. Не думал, что так страшно всё обвалится и нам придётся зреть ужасы революции, не менее страшные, чем уничтожение тысяч православных священников и высылка из России парохода с лучшими умами нашего государства. Бескровная революция оказывается иногда ужаснее гражданской войны. Да и какая же она бархатная, если миллионы детей обречены на голод и нищету; за месяц безнаказанно убивают четырёх академиков; бомжи стали непременным атрибутом городского пейзажа, а у великого спортсмена Александра Мальцева воруют спортивные награды. Миллион умирающих в год — это страшный фасад эпохи.Ты можешь себе представить, чтобы моего друга Славу Старшинова двадцать лет назад обокрали? Нет, тогда даже воры в законе этого бы не допустили.
