Газета Завтра Газета - Газета Завтра 316 (51 1999)

Сияет на земле разбитый изразец.

Нам перед боем местный властелин

Прислал под сень своих ажурных арок

Двенадцать девушек, восточных балерин.

Мы приняли его ночной подарок.

Пахали землю черную снаряды.

Осколком на "капэ" разбило рацию.

Один снаряд упал со мною рядом.

Но Бог Благой не дал ему взорваться.

Я был обмотан пулеметной лентой.

Кто я такой? Кто слышит пули свист?

Перед уходом в горы документы

У нас забрал прилежный особист.

Застава не казалась нам твердыней.

Мы вырыли под нею катакомбы.

Всю ночь над ней, как золотые дыни,

Висели ослепительные бомбы.

Враги его подбили из зенитки.

Его несло на скалы у реки.

За ним тянулись огненные нитки.

Он прокричал: "Прощайте, мужики!"

Там, за этим горным поворотом,

Мы всегда испытывали страх.

Там, где неудачливая рота

Пала в лазуритовых горах.

Я присел на высохшую глину,

Чтоб заклеить крохотную ранку.

И у ног своих увидел мину,

Врытую на тропке "итальянку".

Мы отступали из страны жестокой.

Вели колонны под прикрытием зениток.

Так уходили русские с Востока.

Империя сворачивалась в свиток.

На Родине нас ждали не объятья.

Не радужные речи Президента.

Нас ждали оскорбленья и проклятья.

Был наш поход, как траурная лента.

Мы привезли с собой боекомплекты.

Афганские напевы убывали.

Все наше братство расползлось на секты,

И мы друг друга зверски убивали.

Один дворец громили мы в Кабуле.

Другой дворец в Москве мы поджигали.

Где встретил я тебя? Уж ни в гробу ли?

Ни за твоим ли гробом мы шагали?

Пускай остался я — последний летописец.

Пусть надо мной смыкает время своды.

В бездонном небе надо мною высится

Лучистая звезда афганского похода.

На стенах храма я пишу сраженья.

Полки Гордеза, Хоста и Герата.

На дальней фреске, что в лучах заката,

Оставлю я свое изображенье.

Я был готов вонзить в него свинец.

Я целился ему в сплетенье жил.

Но на винтовку мне слетел скворец,

И я мою винтовку отложил.

У автомата ложе из березы,

Коричневый березовый приклад.

Вдруг из приклада выступили слезы,

И стал зеленой веткой автомат.

Я улетал из пыльного Шинданта.

Наш фюзеляж был полон мертвецов.

Я не запомнил имя лейтенанта,

Но помню его мертвое лицо.

Был караван разбит. Отряд спецназа

Раскладывал трофеи на песке.

Ему досталась лазуритовая ваза,

А мне досталась дырочка в виске.

Он умирал, объят смертельной дрожью.

Пил воду утомившийся верблюд.

Отряд остановился у подножий

В зеленом камне вырезанных Будд.

Качались у верблюдов пыльные горбы.

И воздух был горячий и белесый.

Нам из Союза привезли гробы

С медовым запахом распиленного леса.

Он говорил о женщине чудесной,

Как к ней вернется, невредим и цел.

Висел портрет в его каморке тесной.

Я поправлял мой сбившийся прицел.

В наш отряд приехала певица.

Был прекрасен цвет ее лица.

Капитан хотел на ней жениться,

А женился он на капельке свинца.

Я не пустил на дно моих глазниц

Картины окровавленного ада.

Я вижу рынки золотистые Газни,

Лазурную мечеть Джелалабада.

Никогда я в жизни в церкви не был.

Я лежал и стискивал винтовку.

Господи, возьми живым на небо,

Как берешь ты божую коровку.

"Ты не кайся, не проси прощенья.

В жизнь назад из смерти не зови"

Снилось ей, как падает в ущелье

Взорванный горящий грузовик.

Он снял мешок, тряхнул пустую фляжку,

И, поплевав на грязные ладони,

Установил незримую "растяжку".

Вновь побежал, спасаясь от погони.

Его "шальная" клюнула в затылок.

Он тонко вскрикнул, будто изумился.

Когда мы подбежали к зампотылу,

Его окурок все еще дымился.

Она была из тех безмужних женщин,

Заброшенных войной в стреляющий Герат.

Сперва комэска с нею был повенчан,

Потом начфин, а уж затем комбат.

Рассветный луч окровенил скалу.

Пылили танки, выли "бэтээры"

Мы шли уничтожать Мусакалу,

Оплот врага, его священной веры.

Среди разноголосого народа,

В мясных рядах, в час утренний и ранний,

В меня стрелял пуштун чернобородый,

Но пуля угодила в мозг бараний.

Мы мчались в ночь. Недвижные, как глыбы,

Сидели на броне угрюмые солдаты.

Нас ждал Герат. Как фосфорные рыбы,

Светились в "бэтээре" циферблаты.

Стремились мы домой из Кандагара.

Оставили пожары за плечами.

Но Родина была уже в пожарах.

Нас не цветами, пулями встречала.

Враг наступал, росли потери.

Мы отбивались восемь дней подряд.

Его нашли в сгоревшем "бэтээре".

В обугленной руке оплывший автомат.

Ты видишь на плече моем рубцы?

Они краснеют, словно позументы.

Так грызли кожу медные зубцы

Меня обвившей пулеметной ленты.

Один другого убивали мы жестоко.

Вожди дарили нам посмертные награды.

Но там, на небесах, в саду высоком,

Кормили мы друг друга виноградом.

На танке уходил из Кандагара,

Держась за башню пыльными руками.

И мальчуган, весь черный от загара,

Метнул в меня прощальный камень.

Я улетал под вечер из Кабула

С пробитым пулями походным рюкзаком.

Прощаясь навсегда, страна меня лизнула

Своей зари холодным языком.

Я был в полках, войною утомленных.

Стрельбу боев я слышал не по рации.

Жил на заставах, двигался в колоннах,

В засадах тайных, в грозных операциях.

Мой "бэтээр" наткнулся на фугас,

Когда дивизия вела бои в Кундузе.

И белый свет в глазах моих погас.

Я долго заикался от контузии.

Однажды я очнулся на заре,

Три ночи проведя в забвенье вязком.

Была кровать. Был душный лазарет

И на груди кровавая повязка.

То рваная солдатская панама,

То синева десантного берета.

То полная бинтов кровавых яма.

Мне снятся сны и стоны лазарета.

Я умирал в походном лазарете.

Лишь несколько часов мне оставалось быть.

Он прилетел на сумрачном рассвете.

Моих коснулся уст, и я остался жить.

Я не открыл священнику грехов,

Он не добился от меня признаний.

И только льётся из моих стихов

Кровавый пот моих воспоминаний.

Выносил меня из боя вертолет.

Трубки капельниц мерцали в огоньках.