Газета Завтра Газета - Газета Завтра 361 (44 2000)
Пораженный, стою я в стороне, по щеке бежит слеза. В сознании проплывают слова далеких московских витий: "Никакие внешние знаки не могут навредить вашей душе". Под эти сладкие речи сотни тысяч молодых людей прокручиваются через расплодившиеся, как грибы, дискотеки, впуская в себя демоническую музыку, подставляя руки для штампика. Что им остается потом — жуткая наркотическая смерть в семнадцать лет, а для выкарабкавшихся — тупоумие?..
Светило солнце, в конце проулка блестела синева озера, а на меня навалилась жуть нашего бытия. Не будет впереди никакого воскресения России, а будет приуготовленное при нашем же попустительстве царством охлоса, жестоко управляемого и контролируемого с помощью вводимой электронной системы. Я плакал, а рядом со мной будто не девочка, а целая страна всхлипывала, оплакивая великое будущее, променянное на огоньки неоновой рекламы, долбежку иноземной музыки и входной билетик с тремя шестерками… Келейница отводит девочку к старцу. Вернувшись, она рассказывает родителям: "Он такой белый-белый, светлый…"
Вот наконец несут и мои бумаги. "Батюшка благодарит за ту нужную и важную работу, которую вы делаете. Видите, что происходит… Ведь их сотни… Что происходит с Россией?" — говорит келейница. — "А, благословил ли батюшка наше послание?" — "Да, конечно. Там же написано". Я взглянул на обращение и увидел, что на нем написано собственноручное благословение старца. "Нет ли у вас одного экземпляра письма, чтобы у нас на острове осталось?" — "Конечно, есть. Вот, возьмите…"
Накатившаяся на меня тяжесть отошла. Есть благословение — значит, еще повоюем, по телу пробежала забытая было афонская искра. Закинув за спину ранец, я зашагал к причалу.
ПЕЧЕРЫ
Путь с острова в Псково-Печерский монастырь я преодолел молниеносно. Даже не помню, сколько времени он занял. Чистенький коридорчик второго этажа братского корпуса, бело-голубые стены, двери келий печерских старцев. Постучал, прочел молитву, жду. Появилась келейница, выяснив цель моего прибытия, сразу дает отрицательный ответ. Я упрашиваю. Заходит в келью, выходит — ответ опять отрицательный. Уныло плетусь вверх по брусчатке спуска к монастырским вратам. Кляну себя о том, что расслабился, забыл о молитве и чтении акафиста. У самых ворот, где Преподобный Корнилий сложил свою честную главу, сталкиваюсь с моими попутчиками. Они только добрались до Печер. Узнав причину моей понурости, мои благодетели убедили меня повторить попытку утром, после литургии, когда духовник, возможно, будет принимать. Подумалось: "Толцыте и отверзется вам", — и я согласился.
На утро у кельи духовника было столпотворение, но брат Сергея пропустил меня вперед себя, и я вторым из присутствующих оказался в келье. Духовник показался мне очень строгим. Про него мне рассказывали, что в жизни своей он претерпел много гонений и побоев от лжебратии, но сносил все молча, молясь за гонителей. Длинные, ниже плеч, прямые волосы. Из-под очков напряженный взгляд. Начался долгий разговор. О себе он говорит: "Я — человек маленький". Но к слову его прислушивается вся Россия. Подробно расспросил о том, что нас тревожит в выстраиваемой системе. Разогнул какую-то старую книгу, зачитал о последних временах. О будущем говорит без оптимизма: "Я помру со своим старым паспортом и ничего принимать не буду". — "А нам как быть?". Внезапно достает брошюру "Новый мученик за Христа Евгений Родионов" и простыми словами говорит мне о его подвиге. У меня внутри все подпрыгнуло, мысленно говорю себе: "Здравствуй, мучениче Евгение, моли Бога о мне. И тут ты меня ждешь". А вслух: "Благословите обратиться к Святейшему, ведь одно его слово может многое разрушить, как было в деле с царскими лжемощами". — "Что ж, обратитесь, благословляю…" — разговор продолжается, рассеивает мои иллюзии относительно нынешней власти. Уходит в келью, выносит коробочку с крестом из святых мощей и дает мне приложиться: "Иди!" Я кланяюсь и выхожу. Из Печер афонское благословение вело меня в обитель Преподобного Сергия.
ЛАВРА. НАДВРАТНАЯ ЦЕРКОВЬ
Когда я прибыл в Троице-Сергиеву Лавру, то выяснилось, что тот, к кому лежали мои стопы, еще не вернулся в обитель из отъезда, но его прибытия уже многие ожидали со дня на день. Сходив к раке Преподобного, я решил посетить специальную службу, проходящую в надвратной церкви Лавры каждый день в половине третьего. В народе службы эти именуют отчитками. Мне не раз доводилось слышать, что проводящий их иеромонах произносит длинную и необычайно сильную проповедь. Захотелось услышать это самому.
Надвратная церковь — это храм пророка покаяния Иоанна Предтечи. Помещение было заполнено до отказа, бесноватых оказалось немного — человек пять. Остальные в основном люди зрелого и молодого возраста, некоторые с детьми. Значит, и они имеют какие-то неисцелимые в обычной жизни болезни. Вдруг бесноватые заругались, завыли — к амвону сквозь толпу протискивается энергичный священник. Поднимается на правый клирос и начинает говорить. Слово проповедника, на первый взгляд бесхитростное, содержало много обращений к Евангелию, много высказываний Спасителя, переданных простой, не заумной речью. Когда-то, после крещения, я слышал такие проповеди. Их говорил старый священник, потерявший ногу в танковом сражении на озере Балатон. Отличительной чертою этих проповедей от тех, которые слышу ныне, была особая внутренняя энергия и требовательность к слушающему. Требующий от себя может потребовать от другого, и слушающий верует простому и твердому слову: "Ходите в Храмы Божьи, пока открыты для вас… Помните, что по слову Преподобного Ефрема Сирина, вы, наполняя чашу беззаконий, стоящую перед Престолом Божьим, приближаете пришествие сына погибели, и это может быть вменено вам в грех… Не молчите — молчанием предается Бог". Речь длится два часа и как будто весь Закон Божий излагается перед слушателями. Наполнен силой горящий взор иеромонаха, и особое чувство возникает, когда указывает он рукою на образ распятого Спасителя. Бесноватая девочка рядом со мной забеспокоилась, запритоптывала, застучала ладошкой по стене, попыталась вытянуть акафистник из моего кармана. "Не балуй!" — сказал ей, а мать обняла и стала успокаивать. Служба окончилась — и я пошел по направлению к братскому корпусу.
ЛАВРА. ОТБЛЕСК БЛАГОДАТНОГО ОГНЯ
Во дворике перед домом настоятеля я повстречал Василия, приехавшего в монастырь с той же целью, что и я, — попасть на прием к главному духовнику обители. Но сделать это не удалось ни на этот, ни на следующий день. Его возвращения в Лавру ожидала целая толпа людей: миряне, послушники, монахи и священники — все с нетерпением ожидали его, как родного человека.
…Выйдя из машины, батюшка, окруженный плотным кольцом людей, сразу же направился исповедывать монашествующих. Пробиться к нему было невозможно. Знакомый священник посоветовал сходить помолиться Преподобному Сергию. Мы пошли. В полумраке древнего храма непрерывно звучали песнопения. Длинная цепочка паломников, извиваясь, неспешно шествовала к раке Преподобного. Вступив в промежуток меж северной стеной и столпом, я увидел мужчину, прислонившегося лбом к огромной иконе. Это был образ "Нерукотворного Спаса". Как и предшественник, я приложился лбом к иконе и стал просить. В какое-то мгновение почувствовал, как мое сознание куда-то провалилось и мои просьбы и слова понеслись в это открывшееся пространство… Вечером этого же дня мое странное состояние было объяснено: давший нам приют человек рассказал предание о том, как во время осады Лавры поляками находящуюся на южном столпе икону Святителя Николая пробило пушечное ядро, которое потом так и не смогли найти — оно улетело в мир иной.
И вот мы снова у дверей комнатки, где принимает батюшка. Помещение невелико и всюду люди. Тесно. Кое-где слышится чтение молитв, кое-где — перебранки. Жара. Василий приуныл. "Не горюй, — говорю, — вот в Иерусалиме на схождении Благодатного Огня людям так приходилось стоять по семнадцать часов. Мы же еще с тобою только три часа стоим". Поворачиваю голову в другую сторону и… даже мурашки пробежали. Рядом со мною стоит православная полячка-послушница, та самая, с которой я бок о бок стоял три года назад в Храме Гроба Господня на схождении Благодатного Огня. Вместе с ней тогда была еще польская православная монахиня Дарья. Я их навсегда запомнил за непоколебимое терпение, с которым они сносили и беснования румын, и фашистские ухватки израильской полиции. Не сразу, но вспомнила меня: "Вы нам про Новый Иерусалим рассказывали" — "Было такое дело!" Раз встретились — то и тут достоин. А сам подумал, что эта встреча, наверное, к большому терпению. Послушница попала в келью к батюшке. Нас же с Василием монах-келейник с зоркими глазами отсек и на этот раз. Прошлым днем Василию удалось-таки передать батюшке на ознакомление наши бумаги, но келейник заподозрил крамолу и решительно пресекал все попытки общения с духовником. То же повторилось и на следующее утро. На чтение псалтыри и акафистов не было больше сил, наступало какое-то опустошение…
