Газета Завтра Газета - Газета Завтра 361 (44 2000)
"; y+=" 32 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
33
Рекомендуем: люстры цены 34 от компании, проверенной временем.
Юрий Юрьев ХОЖДЕНИЕ В КИТЕЖ
Я отправился в путешествие за ответом и благословением. Накопившаяся тяжесть горьких размышлений не давала покоя, заставляла искать выход. Мы стали невольными свидетелями строительства Вавилонской башни на нашей Родине, посвященными в детали этой "великой" стройки. Как будто некий архитектор, не прикрывая своих намерений, принялся сооружать на разоренной земле с оглушенным населением некую жесткую конструкцию. На вороненых деталях то тут, то там поблескивает апокалиптическое клеймо изготовителя. Через пять лет покупать, продавать, голосовать, получать пенсию, лечиться не сможет всяк сущий, не имеющий этой отметины. Не сможет даже работать и передвигаться, натыкаясь на каждом шагу на турникеты.
Имеющий же будет постепенно мутировать, теряя способность к сопротивлению, как это происходит с госчиновниками, считающими происходящее вокруг них нормальным явлением. Это изменение сознания у включившихся в новую систему уже отмечено духовниками. Деловитая стройка кипит под хруст последних скреп русской государственности. Они не нужны, ведь мы встраиваемся в единое мировое сообщество, и о том, как нам жить, позаботится великий "грядущий". Те, для кого 2000-й год — символ, противоположный началу постхристианской эры, обратили свои взоры туда, откуда всегда, со времен Преподобного Сергия и Гермогена, раздавался ясный и громовой набат, понятный русскому духу, как голос Христа. Но прозвучало что-то иное, резанувшее латинским формализмом юридических формулировок: "социальная доктрина", "контактами с представителями федеральной власти удовлетворены", "вызывает некоторую озабоченность", "кое-где кое-что" — и все это под войлочный перестук "умякнувших паче елея словес" о возрождении Святой Руси. Под успокаивающее стрекотание докторов богословия, заполнивших церковные лавки своей аудио- и видеопродукцией.
Но есть иной голос — голос не "респектабельного христианства", чванливо называющего несогласных "маргиналами" и стремящегося направить "церковный корабль" на путь, гневно отвергнутый Богом в 1917 году. Этот голос звучит тихо и раздается от тех, кто не получил высоких богословских степеней, потому что за исповедание веры сидел по тюрьмам, воевал на фронте и в несении немощей, полученных ран, молитве и терпении ситяжал благодать. Пробивается он сквозь препоны монастырских администраций, сквозь слезы, преумножающихся страждущих, осаждающих кельи, слабеющих день ото дня немногочисленных духовников. Из уст в уста передают люди слова старцев о том, какое лихое пришло ныне время. К этому тихому голосу устремился и я.
Со мной было письмо, составленное людьми, на свой страх и риск решившимися разобраться в истинной подоплеке зловещего плана, рализуемого у нас на глазах. Я искал совета и благословения...
ГДЕ НАХОДИТСЯ ГОРОД КИТЕЖ?
Чья-то речь в телефоне трещала, искажаясь тысячекилометровыми расстояниями. Я ничего не мог понять. Иеромонах взял у меня трубку, приложил к уху: "Тихо! Он дает тебе свое благословение. Он говорит, что сначала ты должен будешь поехать на остров. И как благословит старец, так и будет. От его благословения зависит и мнение других духовников". Пока он произносил, что-то трепетное вошло мне в грудь. С трепетом вошла спокойная уверенность: "Все произойдет, все случится". Удивленный этим ощущением, я спросил иеромонаха о нашем далеком собеседнике: "Кто он?" — "Теперь он афонский пустынник, стяжавший дар прозорливости".
Собираясь в дорогу, я не сильно утруждал себя звонками в Псковскую землю, заботясь о предстоящем ночлеге. Само средство транспорта не было еще обдумано, когда выяснилось, что через день сосед Сергей с братом отправляется на машине в Печеры и охотно возьмет меня с собой. В дальнейшем он, не ведая о цели моего путешествия, не только заботился о моем передвижении, но и питал нас, и устраивал ночлег (за что ему земной поклон!).
Дорога до Пскова прошла в разговорах. Расстались мы у его древних стен. Мой путь лежал на пристань, Сергей же собирался везти брата в Печерский монастырь, где тот трудится во славу Божию.
То утро было промозглым. По реке Великой медленно ползли плотные заряды тумана. Я кутался в прорезиненную плащ-накидку, пытаясь высмотреть в тумане долгожданный силуэт катера. На причале стояли еще несколько паломников, направлявшихся на остров. Одна из женщин подошла и заговорила со мной. Она рассказала о том, что долго молилась о навалившихся житейских скорбях Божьей Матери и был ей во сне глас: "Молись Святому граду Китежу". “Вы не знаете, где находится город Китеж?" — наивно спросила она меня. Начав бегло пересказывать ей легенду о ставшем невидимым во времена Батыева нашествия и пребывающем во веки христианском граде, я задумался: "Почему это она подошла ко мне — незнакомому человеку — с таким вопросом?"
Приученный прошлыми паломничествами быть внимательным к деталям и памятуя, что вразумление порой начинает даваться еще в пути ищущему высшей воли, я решил для себя по возращении разобраться с градом Китежем и поразмышлять: имеет ли он отношение к моим исканиям?
ОСТРОВ
Не дождавшись катера, автобусом добрался до побережья озера. Женщина-паломница указала путь к лодочникам-перевозчикам. Присутствие старца на острове дает перевозчикам возможность зарабатывать хлеб в нынешнюю разоренную эпоху. Сотни людей в день перевозят они.
Когда моторная лодка выскочила из камышей на гладь озера, на ум пришел Пушкин с его "синим морем-окияном" и "славным островом Буяном". Однажды увидев, хочется не покидать этих мест. Не преодолел этого притяжения и упокоившийся в Святогорском монастыре поэт.
Вот и остров. Поднялись по каменистой дорожке к белой Церкви, от нее направо к известной теперь всему православному миру зеленой калитке и расколотым валунам. Присев на один из них, я написал записку, приложил к ней имевшееся письмо и передал вышедшей к людям келейнице. Стал ждать ответа, читая акафист. Менялись партии приезжающих, келейница приносила ответы на записки, некоторых паломников заводила в келью к батюшке, но мое послание оставалось безответным. Меж тем происходившие на моих глазах сцены у калитки становились страшным фоном моего послания. Вот келейница принесла бледной растерянной девушке ответ — задает вопросы: "Вам делали инъекции в правую руку в этом или прошлом году?" — "Да." — "И после этого с тобой началось… не можешь молиться… Хочется за границу… Не любишь Россию… Таких, как ты, сотни приезжают… Откуда ты?.. Поедешь исповедываться к такому-то священнику. У вас там есть такая-то святыня — приложись к ней, попросишь масла из лампадки, будешь мазать руку этим маслом… Правило вечернее, утреннее, исповедь…" — доносятся обрывки разговора. Меня начинает точить червь сомнения: "Какая-то отсебятина… Какие еще инъекции? Правильно мне на эту келейницу наговаривали…"
Но вот принесен ответ на очередную записку. Вопрошающие — мужчина и женщина из Петербурга с девочкой лет 14-16. Видимо, вопрос касался именно ее. Келейница начинает поучать ее, приводя примеры из Евангелия и Святых Отцов. Девочка, переминаясь на модных туфлях-платформах, исподлобья, молча наблюдает за келейницей. "Мама, а у дочки твоей "оскал", ей слова мои неприятны", — вдруг прерывает проповедь келейница и спрашивает дочку: "Тебе три шестерки на руку ставили?" — "Да какие такие шестерки?!" — возмущается мать. — "Ставили на правую руку краской на входе в дискотеку. Дискотека "Метро" называется, — отвечает девочка. "Что же ты молчала? Что же ты мне не сказала?" — ужасается мать. "Теперь она слова Божьего слышать не может, молиться не может, тебя, мать, любить не может. Отсюда все ваши проблемы", — подытоживает келейница. "Что же делать-то теперь?" — причитает мать. Келейница уходит в домик к старцу и через некоторое время возвращается с застекленной в рамочке фотографией надгробного памятника на кладбище Санкт-Петербургского Воскресенского Новодевичьего монастыря. На фотографии скульптура скорбного Христа, стоящего на фоне креста. "Ну-ка, просунь голову между кольев", — и кладет фотографию девочке на голову. Некоторое время они стоят молча. "Повторяй за мной слова молитвы", — и келейница начинает произносить слова молитвы покаянного канона. Девочка повторяет за ней. И вдруг ее пробивают рыдания. Содрогаясь, она плачет, ухватившись руками за колья забора. "Ты поняла, что натворила? Пойдешь в Питере на исповедь к такому-то священнику. Ты теперь молиться будешь и просить Его, чтобы простил тебя, — показывает на фотографию. “Матери все рассказывать о себе будешь, юбку носить будешь и никаких дискотек, телевизоров, жвачек и пепси-колы!.." — наставляет келейница. Мать изумленно наблюдает за происходящим. "Что-то ты, мама, мне не нравишься. Иди-ка сюда!" С матерью происходит примерно то же самое.
