Эндрю Ротштейн - Когда Англия вторглась в Советскую Россию
В меморандуме, продиктованном в ноябре 1919 года, Янг добавляет, что он «полностью разделяет точку зрения членов Исполкома и считает эти события (имеется в виду расстрел. — Э. Р.) актом неоправданного произвола».
То, что произошло в Кеми, было частично освещено американскими историками[124]. А случилось вот что: под предлогом того, что белофинны в начале апреля совершили неглубокий рейд в направлении Кеми (обвинение, отвергнутое правительством Финляндии в послании британскому правительству), командование войск союзников в Мурманске с одобрения местного Совета, в котором преобладали меньшевики и эсеры, не подчинявшиеся Москве, направило британские, французские и сербские части и бронепоезд в Кандалакшу, в восьмидесяти милях к югу от Мурманска. Затем в середине мая железнодорожники Кандалакши, поддержанные кемскими рабочими, потребовали отвода войск союзников. Из Петрограда сюда был отправлен отряд красногвардейцев для организации обороны. Генерал Мейнард, командующий войсками союзников, выставил пулеметы на пути следования первого поезда красногвардейцев и потребовал, чтобы они остановились, а затем разоружил весь отряд. Далее он двинулся на Кемь, где его солдаты разогнали уездный Совет, арестовали семь его руководителей и расстреляли троих из них — включая председателя Совета Массорина, заместителя председателя Каменева и секретаря Ежова. Сообщения об этих событиях достигли Лондона значительно позже. Одним из них была телеграмма Мейнарда военному министерству. Вот ее содержание: «При разоружении большевиков в Кеми трое из них оказали вооруженное сопротивление. Во время столкновения они — были, к сожалению, убиты. Мы держим под арестом около ста большевиков, участвовавших в заговоре против союзников и Мурманского совета». В другой телеграмме Мейнарда Пулю в Архангельск говорилось: «Я приказал 2 июля разоружить красногвардейцев в Кеми и изъять оружие у населения. В одном доме, куда мы явились с обыском, заседал Совет. Все члены Совета вскочили на ноги. Двое выхватили револьверы, и один из них выстрелил в сербов, производивших обыск, другой бросил бомбу, которая не взорвалась. Во время схватки три члена Совета были убиты»[125]. Насколько достоверны эти два отчета генерала Мейнарда, можно судить, если сопоставить их с сообщением, опубликованным в газете в Архангельске, согласно которому трое большевиков «были выведены за город и там расстреляны». Об этом рассказал один серб, перешедший на советскую сторону. Он видел, как их после ареста отвели за город и там расстреляли. Удивительно, но во всех источниках говорилось о трех убитых главных руководителях Совета![126]
Так или иначе, генерал Мейнард, вероятно, не понимал, что он действовал в стране, с которой Великобритания номинально находилась в мирных отношениях. Странно, что генерал не разобрался, что Те русские, которых он арестовал «за участие в заговоре против союзников», выполняли приказ своего правительства, которое британские власти неоднократно заверяли, что не намерены вмешиваться во внутренние дела русских. Об отношении британских офицеров к событиям в Кеми дает представление письмо в Англию капитан-лейтенанта X. Е. Рендолла, отрывок из которого опубликовал ультрареспектабельный журнал «Корнхилл мэгэзин» (1919, р. 414): «Имел место некий монархический мятеж в Кеми. К счастью, три главных негодяя из городского руководства были расстреляны».
Отчет советских представителей, посетивших Кемь, был напечатан в архангельской прессе 24 июля. В нем говорилось, что обвинения в адрес военного командования союзников были обоснованны. Янг писал в своих неопубликованных воспоминаниях:
«Расстрел трех членов Кемского совета был „мотивирован“ тем, что большевики при аресте „оказали сопротивление“. Очевидно, жертвы были арестованы сербами, которые затем их и пристрелили. В Кеми союзное командование держало членов Исполкома под „домашним арестом“».
Вооруженное вторжение в Архангельск было не за горами. Янг получал из Лондона письма с прозрачными намеками на интервенцию, к которой министерство иностранных дел и военное министерство лихорадочно готовились в последние месяцы. Однако события в Кеми и признания французского консула, сделанные Янгу месяцем раньше, не оставляли у него никаких сомнений относительно скорой интервенции. Его собственное положение становилось все более странным. Так, например, он был вынужден выдать «удостоверение личности» Чаплину, бывшему царскому офицеру, когда тот потерял свой фальшивый паспорт британского подданного, выданный ему в Петрограде. Янг пишет в своих воспоминаниях, что русские заговорщики и представители союзников действовали с «удивительной неосторожностью». Интересно, что г-н Кеннан также отмечает настойчивые попытки Британии в июле 1918 года с помощью тайных агентов всемерно «поощрять» антикоммунистические силы в Архангельске к восстанию, приуроченному к прибытию союзнического десанта. Тот факт, что в городе идут активные приготовления к такому восстанию, не оставался тайной для советских властей[127].
После отъезда послов союзников, проследовавших через Архангельск в конце месяца, Янг ознакомился с оставленными ими письмами. Одно из них принадлежало капитану Кроми. «Его содержание было таким, что, попади оно в руки русских властей, пришлось бы отменить весь спектакль, а многие из нас могли бы быть повешены».
Тем не менее, писал Янг, «даже после провокационных действий военного командования союзников в районе Мурманска дело ограничилось демонстрацией около консульств союзников. В самые последние дни, когда не оставалось уже сомнений в намерениях союзников, в британской конторе но военно-морским перевозкам был произведен обыск с целью найти спрятанное оружие… К счастью, пожилой рассудительный капитан торгового флота, который исполнял обязанности начальника конторы, занимался только вопросами торговли, избегая контактов с военными, и во время обыска вел себя достойно».
В своих воспоминаниях Янг писал, что в то время он был на грани того, чтобы уйти в отставку, но американский коллега Коул уговорил его не делать этого.
Дипломаты союзников, «укрывавшиеся» в Вологде с февраля 1918 года от мнимой германской опасности, «грозившей» им в Москве. 25 июля в спешке переехали в Архангельск. Они «боялись», что их либо выдадут немцам, либо задержат в качестве заложников в связи с сообщениями о готовящемся вторжении союзников. В ночь с 28 на 29 июля они отправились (на судах, предоставленных советскими властями) в Кандалакшу, куда прибыли 30 июля.
Хорошо известна одна из версий причины их бегства под защиту военных сил союзников на Мурманское побережье. Ее изложил посол США Френсис, выступая перед сенатской комиссией: «Дипломаты решили отбыть в Кандалакшу, потому что в Архангельске готовилось антибольшевистское восстание. Они об этом знали и не хотели находиться там во время этих событий»[128].
Г-н Линдлей в секретном докладе министру иностранных дел, представленном несколькими днями позже, был более точен. «Как только наша группа прибыла в Кандалакшу, — сообщает он, — я информировал генерала Пуля, находившегося в Мурманске, о том, что не стоит долго тянуть с оккупацией Архангельска: задержка может привести к „печальным последствиям“. Восстание в Архангельске было намечено на 3 часа утра 31 июля, и офицеры союзных стран, знакомые с планом действий, были абсолютно уверены в том, что город перейдет в руки наших друзей без кровопролития В течение нескольких часов после того, как будет сделан первый шаг. Время начала восстания несколько раз менялось, в результате многие его участники были арестованы большевиками, а некоторые из них — расстреляны. Медлить больше нельзя». Несмотря на полную уверенность в первоначальном успехе восстания, главари заговора не были уверены в том, что смогут долго продержаться без подмоги. Вот почему, докладывает Линдлей, он «сделал все, чтобы уговорить генерала Пуля прибыть в Архангельск не позже чем через 48 часов после падения большевистского режима в городе». Генерал Пуль. ответил, что он рассчитывал появиться в Архангельске «никак не ранее 6 августа». Линдлей высказал глубокую озабоченность в связи с таким решением и доложил об этом представителям союзников. По их мнению, результаты задержки Пуля будут «катастрофическими», поэтому они решили отправиться в Мурманск в ту же ночь и лично воздействовать на генерала. Однако во второй половине дня Линдлей получил еще одно послание от Пуля. Генерал сообщал о том, что пересмотрел свое решение и немедленно отбывает в Архангельск со всеми силами, имеющимися в его распоряжении. Коллеги Линдлея были «совершенно удовлетворены» этой переменой в его планах[129].