Конрад Лоренц - Человек находит друга
Маленький динго поскуливал, и Сента кинулась к нему, явно намереваясь унести его в ящик. Она даже не остановилась обнюхать его, чтобы убедиться, что перед ней действительно её собственный щенок. Вместо этого она сразу же нагнулась над плачущим малышом и широко открыла пасть, готовясь ухватить его для переноса: собаки в этих случаях забирают щенка так глубоко в пасть, что он оказывается позади клыков, которые могли бы его поранить. И в этот момент в ноздри Сенты ударил чужой дикий запах, который динго привёз с собой из зоопарка. Она в ужасе отпрянула и при этом выдохнула воздух с каким-то кошачьим шипением – ни до, ни после мне не приходилось слышать, чтобы собаки испускали подобный звук. Однако затем она снова направилась к щенку, осторожно принюхиваясь. Прошло не меньше минуты, прежде чем она коснулась его носом. Но после этого Сента внезапно принялась ожесточённо вылизывать его шкурку – мне были хорошо знакомы эти продолжительные подсасывающие движения её языка: при обычных обстоятельствах собака слизывает таким образом с новорождённого щенка оболочку плодного пузыря.
Для того чтобы объяснить её поведение, я должен буду несколько отвлечься. В тех случаях, когда млекопитающие матери поедают своих новорождённых детёнышей (это явление наблюдается у домашних животных, например у свиней и кроликов, а иногда и в питомниках, где разводят пушных зверей), причина обычно заключается в каком-то дефекте тех реакций, которые приводят к удалению плодной оболочки, а также плаценты и к перегрызанию пуповины. Едва детёныш родится, как мать начинает подсасывающими, лижущими движениями подцеплять складку плодной оболочки таким образом, чтобы захватить её резцами и аккуратно прокусить. (При этом нос её сморщивается, а резцы оскаливаются примерно так же, как при «выкусывании» насекомых, когда собака, пытаясь избавиться от паразитов, жуёт собственную кожу в надежде прихватить при этом одного из своих мучителей).
После того как плодная оболочка таким образом вскрывается, мать все глубже и глубже всасывает её в пасть и постепенно заглатывает; дальше наступает через плаценты и соединённой с ней части пуповины. На этом этапе покусывание и всасывание замедляются и становятся более осторожными, пока, наконец, свободный конец пуповины не открутится, как кончик сосиски, и не будет высосан досуха. Тут, конечно, операция должна прекратится. К несчастью, у домашних животных процесс часто на этом не останавливается. В таком случае не только проглатывается пуповина, но и распарывается брюшко новорождённого в области пупка.
У меня была крольчиха, которая продолжала вылизывание до тех пор, пока не съедала печень своего детёныша. Фермеры и кролиководы знают, что свиноматке или крольчихе, которая имеет обыкновение съедать свой приплод, можно в этом воспрепятствовать, если сразу же забрать у неё новорождённых детёнышей и подложить их ей очищенными и сухими несколько часов спустя, когда у неё угаснет потребность поедать плодную оболочку и плаценту. Ясно, что эти животные, несмотря на подобное отклонение, обладают абсолютно нормальными материнскими инстинктами. Другие самки см вполне нормальным поведением, принадлежащие к самым разнообразным видам млекопитающих, избавляются от мёртвых или больных новорождённых, поедая их. Движения, которые они проделывают, точно совпадают с теми, к каким они прибегают, поедая плодную оболочку и плаценту, и начинают они, естественно, с пупка.
Мне как-то довелось наблюдать чрезвычайно яркий пример такого поведения в Шенбруннском зоопарке, где жила чета ягуаров – оранжево-жёлтый самец и великолепная чёрная самка, которая чуть ли не ежегодно приносила прекрасных здоровых котят, таких же чёрных, как она сама. В том году, о котором идёт речь, у неё родился только один котёнок, хилый заморыш. Тем не менее он дотянул до двух месяцев.
Как раз в то время я заглянул к профессору Антониусу, и когда мы, прогуливаясь по зоопарку, подошли к клеткам с крупными хищниками, он сказал мне, что ягуарёнок в последнее время начал хиреть и вряд ли выживет. В эту минуту мать как раз «умывала» его, то есть вылизывала с головы до ног. Возле клетки стояла художница, постоянная посетительница зоопарка, очень любившая животных. Она сказала, что её очень трогает заботливость, с какой эта большая кошка ухаживает за своим больным малышом. Но Антониус печально покачал головой и повернулся ко мне:
– Вопрос на экзамене специалисту по поведению животных: что происходит сейчас с самкой ягуара?
Я сразу понял, на что он намекал. В вылизывании чувствовалась нервная торопливость, и в нем проскальзывала тенденция к подсасыванию; кроме того, я заметил, как мать дважды подсовывала нос под брюхо детёныша, метясь языком в пупок. Поэтому я ответил:
– Начинается конфликт между реакцией ухода за помётом и стремлением сожрать мёртвого детёныша.
Добросердечная художника отказалась этому поверить, но мой друг согласно кивнул, и, к несчастью, я оказался прав: наутро маленький ягуар исчез бесследно. Мать съела его.
Вот о чем я вспомнил, глядя, как Сента вылизывает маленького динго, и не ошибся в своём заключении. Через минуту-другую она подсунула нос под щенка и перекатила его на спину. Затем она принялась тщательно вылизывать его пупок и вскоре уже начала прихватывать зубами кожу брюшка.
Динго взвизгнул и громко заскулил. Снова Сента в ужасе отпрянула, словно подумав: «Я сделала малышу больно!» Было ясно, что реакция ухода за помётом, «жалость», вызванная визгом, вновь взяла верх. Сента решительно потянулась к голове щенка, словно намереваясь унести его в ящик, но когда открыла пасть, чтобы взять его, она вновь ощутила странный, незнакомый запах и опять принялась торопливо, со всем большим жаром вылизывать динго, пока вновь не ущипнула его за живот. Он опять взвизгнул от боли, и она опять отскочила в ужасе. Потом вновь подошла к нему, но движения её стали ещё торопливее, язык работал ещё отчаяннее, а противоположные побуждения сменялись ещё чаще – она никак не могла решить, унести ли ей сироту к себе или съесть его, как нежеланного и «неправильно пахнущего» подкидыша. Легко было заметить, какие внутренние мучения испытывает Сента, и вскоре она не выдержала: присев перед динго на задние лапы, она подняла нос к небу и излила своё смятение в долгом волчьем вое. Тут я забрал не только динго, но и всех щенят Сенты, посадил в картонную коробку возле кухонной плиты и оставил там на ночь, чтобы они хорошенько потёрлись друг о друга, перемешав все запахи.
Когда на следующее утро я отнёс Сенте щенят, она приняла их с некоторым сомнением и пришла в сильное возбуждение. Но вскоре она перетаскала их в конуру, захватив и маленького динго, причём не первым и не последним, а среди прочих.
Однако позже она распознала в нем чужака и, хотя не выгнала и даже вскармливала вместе со своими детьми, как-то укусила его за ухо с такой свирепостью, что ухо это навсегда осталось искалеченным и жалобно свисало набок.
КАКАЯ ЖАЛОСТЬ, ЧТО ОНА НЕ ГОВОРИТ, – ВЕДЬ ОНА ПОНИМАЕТ КАЖДОЕ СЛОВО
Как впечатлительна натура колли!
Достаточно бывает слова, чтобы
Возликовал он или приуныл.
У. УотсонДомашние животные отнюдь не менее умны, чем их дикие предки, как это иногда считают. Бесспорно, у многих из них органы чувств в известной степени стали работать хуже, а некоторые инстинкты притупились. Но ведь то же относится и к человеку, а человек возвысился над животными не вопреки такой утрате, а благодаря ей. Снижение роли инстинктов, исчезновение жёстких рамок, которыми определяется поведение большинства животных, были необходимой предпосылкой для появления особой, чисто человеческой свободы действий.
Подобным же образом и у домашних животных угасание некоторых врождённых форм поведения означает не уменьшение способности к рациональным действиям, а новую степень свободы. Ещё в 1898 году Ч.О. Уайтмен сказал: «Подобные дефекты инстинкта сами по себе ещё не интеллект, но они – та распахнутая дверь, через которую может войти великий учитель Опыт, принося с собой все чудеса интеллекта».
Выразительные движения и вызываемые ими реакции также принадлежат к инстинктивным, наследственным формам поведения, характерным для данного вида. Все, что животные, ведущие групповой образ жизни, вроде галок, серых гусей или хищников семейства собачьих, «имеют сказать друг другу», относится исключительно к области этих взаимосвязанных видоспецифических форм действий и реакций.
Р.Шенкель изучил выразительные движения у волков и проанализировал их значение. Если мы сравним «словарь» сигналов, которым располагает волк для общения с себе подобными, и соответствующие сигналы у наших домашних собак, мы обнаружим те же признаки упрощения и стирания, какие находим и во многих других врождённых видоспецифических формах поведения. Возможно, такие движения менее чётко выражены (пор сравнению с волком) уже у шакалов – этот вопрос пока остаётся открытым, но ничего удивительного в этом не было бы, поскольку у волков структура сообщества, несомненно, отличается гораздо более высоким уровнем развития, чем у шакалов. У собак волчьей крови, таких как чау-чау, можно обнаружить все формы выражения эмоций, свойственные волкам, за исключением тех сигналов, которые выражаются движениями или положением хвоста. Хвост чау-чау завернут баранкой, и они физически не в состоянии проделывать эти движения, но тем не менее у них из поколения в поколение передаётся наследственная тенденция пользоваться специфически волчьими «хвостовыми» сигналами. Все мои полукровки, которые унаследовали от немецких овчарок нормальный зад «дикого образца», проделывают все типичные волчьи движения хвостом, какие никогда не наблюдаются у чистопородных немецких овчарок и других собак с большей или меньшей дозой шакальей крови.
