Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»: черновики, рукописи, варианты.
БЫКОВ. Что это?
СПИЦЫН. Солнце, Алеша. Перед спуском на планету есть обычай последний раз посмотреть на Солнышко.
ЮРКОВСКИЙ (задумчиво). Сколько раз спускался на другие планеты, но никогда еще не видел его таким крошечным.
ГОЛОС ЕРМАКОВА. Три минуты до старта.
СПИЦЫН (отвечая Юрковскому). Шесть с половиной миллиардов километров за спиной.
Экран гаснет, вспыхивает свет.
ГОЛОС ЕРМАКОВА. Старт!
Все обретает вес. Оседают в креслах люди. Падает книжка, катится по полу авторучка.
БЫКОВ. А почему Анатолий Борисович в рубке? Разве спуск не автоматический?
ЮРКОВСКИЙ (с досадой). Кто же спускается на автоматах в кипящей атмосфере?
СПИЦЫН. Нас же раздавило бы, как улиток под каблуком.
БЫКОВ (недоуменно). А я думал, машина…
ЮРКОВСКИЙ. Машина — она дура. В непредвиденных обстоятельствах она легко идет на самоубийство.
СПИЦЫН. А нам это ни к чему.
Помещение дрогнуло. «СКИФ» качнулся. Спуск начался.
Рубка. Глаза Ермакова прикованы к приборам. Мокрые от пота кисти рук лежат на панелях биоточного управления. Внешне напряженная работа командира выражается только в движении глаз по приборам и по едва заметному дрожанию пальцев. Приборы — несколько десятков крошечных светящихся окошечек на пульте — в непрерывном изменении. Они вспыхивают разноцветными огнями. Рубка непрерывно и неритмично покачивается. Чувствуется, что «СКИФ» уже находится в сфере действия каких-то огромных сил. И полная тишина.
ГОЛОС СПИЦЫНА. Анатолий Борисович, трудно?
ЕРМАКОВ (сквозь зубы). Трудно.
ГОЛОС СПИЦЫНА. Бесится Плутон…
ЕРМАКОВ. Не мешай!
Кают-компания. Толчки все усиливаются. Космонавтов то глубоко вдавливает в кресла, то чуть не выбрасывает, так, что ремни впиваются в тело.
Быков, держась за ремень, нервно покашливая, осторожно косится на товарищей. Видимо, даже бывалым межпланетным волкам не по себе. Юрковский внешне спокоен, но бледен и весь мокрый от пота. Спицын откровенно охает при каждом толчке. Но он бодрится.
СПИЦЫН. Ничего, ничего, голубчик, все равно сядем… все равно наш будешь…
ЮРКОВСКИЙ (с нарочитой бодростью). Может, споем?
ГОЛОС ЕРМАКОВА. Внимание!
СПИЦЫН (тихо). Все. Садимся.
Пол встает дыбом. Начинаются невообразимые рывки и толчки. Кто-то стонет. Крупно — лицо Быкова, мокрое и несчастное. У него широко раскрыты глаза.
В его глазах кают-компания расплывается в бесформенные цветные пятна. Возникают радужные круги.
В вихрях черной бури, озаряемый багровыми вспышками, раскачиваясь и кренясь, «СКИФ» идет на посадку. Из-под отражателя вспыхивает слепящее пламя. При каждой вспышке «СКИФ» словно подпрыгивает. Вот внизу стремительно проносится вершина черной скалы. Навстречу «СКИФУ» поднимаются огромные клубы фиолетового пара. «СКИФ» медленно снижается и исчезает в облаках пара. Мертвая тишина.
Рубка. Руки Ермакова сползают с пультов биоточного управления. Ермаков откидывается на спинку кресла. Закрывает глаза…
ЕРМАКОВ (шепотом). Вот и все.
Кают-компания. Пассажиры лежат неподвижно, необычайно глубоко провалившись в кресла. Первым приходит в себя Спицын. Он пытается приподняться, но сейчас же охает и снова валится.
СПИЦЫН. Вот это встряска… Алексей, Володя! Живы? Кажется, мы сели!
ЮРКОВСКИЙ (стонет). Что такое… я пошевелиться не могу…
СПИЦЫН (радостно кричит). Значит, мы сели! Слышите, ребята? Мы сели! Мы на Плутоне! Вот она — полуторакратная тяжесть! (Смеется, с видимым усилием поднимает руки.).
ЮРКОВСКИЙ (брюзгливо). Черт, я совсем забыл… Нужно быть осторожным теперь… а то с непривычки все кости переломаешь…
БЫКОВ (слабым голосом). А где командир?
Рубка. Ермаков склонился над микрофоном бортжурнала.
ЕРМАКОВ. Абсолютное время восемьдесят восемь суток, два часа, двадцать пять минут… «СКИФ» на Плутоне… Посадка прошла благополучно… Состояние экипажа…
ГОЛОС ЗА КАДРОМ. Отличное!
Ермаков оглядывается. В дверях рубки три улыбающихся лица.
ЕРМАКОВ (в микрофон). Удовлетворительное.
* * *«СКИФ» на Плутоне. Обширная ледяная равнина. Из фиолетового льда торчат нагромождения черных скал. Базальтовые глыбы, подобно клыкам исполинских животных, окружают сверкающий лиловым инеем межпланетный корабль, вмерзший в лед на треть высоты. Вечная буря несет тучи черной пыли, по низкому небу несутся багровые облака. Свист и вой ветра. На горизонте дрожит далекое голубое зарево. Слышится приглушенный гул «Страны Мехти».
Купол «СКИФА». Откидывается люк. На купол выбираются, поддерживая друг друга, Ермаков, Юрковский, Спицын и Быков. Они в спецкостюмах. Ермаков, Юрковский и Спицын взволнованно, но деловито и внимательно осматриваются. Только Быков заворожен дикой и страшной красотой этого места.
ЕРМАКОВ (указывает рукой на далекие зарницы). «Страна Мехти» там… Километров сто пятьдесят…
ЮРКОВСКИЙ. Может, поднимем «СКИФ» и перелетим?
СПИЦЫН. Мало тебя трясло?..
ЕРМАКОВ. Нет, пойдем на «Черепахе». Алексей Петрович!
Ответа нет. Быков, не отрываясь, глядит в сторону «Страны Мехти».
ЕРМАКОВ. Алексей Петрович!
БЫКОВ (поворачивается и восторженно сообщает). Анатолий Борисович!.. Товарищи!.. Мне кажется… Я думаю… «Страна Мехти» вон там! Там!
Юрковский и Спицын смеются.
ЮРКОВСКИЙ. Вы подумайте, какой нюх! Быков, назначаю вас своим заместителем.
ЕРМАКОВ. Алексей Петрович, сгружайте «Черепаху». Готовность к маршу через два часа. Юрковский и Спицын — приготовить к погрузке маяки и оборудование. Все.
* * *Два часа спустя. У подножья «СКИФА» «Черепаха» готова к старту. Под ее гусеницами уже намело черной пыли. Быков и Юрковский прощаются со Спицыным и лезут в танк.
ЕРМАКОВ (пожимая руку Спицына). Приказ понятен?
СПИЦЫН. Да. Связь ежесуточно в восемнадцать ноль-ноль по абсолютному. От «СКИФА» не отлучаться ни на шаг ни при каких обстоятельствах.
ЕРМАКОВ. Все правильно. До свидания, Богдан.
Он поворачивается и скрывается в люке танка. Танк трогается и вскоре исчезает в черной метели.
Спицын медленно машет вслед рукой.
* * *«Черепаха» медленно сползает с отрогов ледяной равнины.
Впереди неоглядная черная пустыня. Ветер несет черную поземку. На фоне багрового неба, величественно раскачиваясь, проползают вдали тонкие, похожие на змей, столбы смерчей.
В кабине. Быков ведет машину, уверенно манипулируя клавишами управления. Позади, на ящиках с оборудованием, Юрковский отмечает на карте движение «Черепахи».
Счетчики радиации. Медленно мигают красные огоньки.
Ермаков поворачивается, смотрит.
ЕРМАКОВ. Пятнадцать рентген.
БЫКОВ. Многовато для начала.
ЮРКОВСКИЙ. Хорошо бы начать брать пробы грунта… Вон там слева…
ЕРМАКОВ. Нет. Выходить будем только при крайней необходимости.
ЮРКОВСКИЙ. Всего на пять минут — зачерпнуть пыли в контейнер.
ЕРМАКОВ. А потом пятнадцать литров воды на дезактивацию.
БЫКОВ. А зачем выходить, Анатолий Борисович? Если разрешите… Где ваш контейнер, Владимир Сергеевич?
Юрковский пожимает плечами, затем неохотно лезет в бортовой отсек.
Танк останавливается. Из-под днища выдвигаются манипуляторы, которые ловко выхватывают из люка контейнер, зачерпывают пыль и подают контейнер обратно в люк.
ЮРКОВСКИЙ (очень вежливо). Благодарю вас, товарищ Быков. Не ожидал.
Быков молча трогает клавиши. Танк идет вперед.
Внезапно впереди за горизонтом вспыхивает на полнеба ослепительное зарево.
ЕРМАКОВ. «Страна Мехти» приветствует нас. Приготовьтесь, товарищи. Сейчас что-то будет. Всем пристегнуться.
На горизонте, гася багровое небо, встает непроглядная стена клубящейся черной пыли. Танк замедляет ход, и вдруг на него обрушивается бешеный ураган. Танк встает дыбом. Наступает тьма, озаряемая вспышками молний. Ураган несет миллионы тонн пыли, обломков скал.
В кабине Быков напряженно манипулирует клавишами.
С бортов танка выдвигаются и втыкаются в почву опорные лапы. Ураган давит, нажимает на танк, и видно, как мощные стальные опоры начинают прогибаться.
В кабине Быков согнулся в три погибели над пультом управления, словно ураган бьет ему в лицо. Ермаков и Юрковский с тревогой следят за действиями водителя.
Выдвигается вторая пара опорных лап. Танк опускается на брюхо и с неимоверными усилиями начинает зарываться в нанесенную массу черного песка. Ослепительно блестят молнии, грохочет гром, но «Черепаха» уже в безопасности.
В кабине Быков вытирает потный лоб, оглядывается на Ермакова.
ЕРМАКОВ. Хорошо.
Буря стихает внезапно. «Черепахи» не видно под черной насыпью. Затем песок вдруг начинает шевелиться, и «Черепаха», как крот, выбирается на поверхность.
В кабине. Усталый Быков поворачивает к Ермакову счастливое лицо.
