Оксана Булгакова - Караван счастья
— Давай, директор, жми!
И «директор» — а Вася до призыва в армию действительно по окончании культпросветучилища некоторое время работал директором Дворца культуры — «жал».
Даже самые безнадежные, которые до Васиных песен с трудом разбирали показания приборов, думали: «Что же это я так раскис? Другие вон даже поют!»
Из дневника:
«…сутки похода. Баренцево море.
Идет трудная, очень трудная смена, сильный встречный ветер бросает с борта на борт, и вообще нос ходит по восьмерке. Заливает через вентиляцию отсеки, не успеваем убирать воду. Корпус и огражденье боевой рубки покрыты льдом.
Недавно читал «Мурманские дневники» Константина Симонова. Здорово написано:
Да, прямо скажем: этот крайНельзя назвать дорогой в рай.Здесь жестко спать, здесь трудно жить,Здесь можно голову сложить.
И еще:
Не на кисельных берегахРождалось мужество. Как мы,Оно в дырявых сапогахШло с Печеньги до Муксольмы».
Да, в нашем родном море «весело живется».
— А конкретнее если?
— Можно и конкретней. Тогда расскажем о Федоре Портнове. Он, как и Николай Александрович, комсорг лодки, только через 25 лет, в середине 60-х.
…Было это в шторм, в дальнем плавании. На подлодке в результате буйства стихии появилась течь и потребовалось срочно отремонтировать заборный клапан. На задание пошли старшина 1-й статьи Федор Портнов и его товарищи старшина 1-й статьи Геннадий Ярушин и старшина 2-й статьи Владислав Калачевский.
Привязанные капроновыми тросами, как спортсмены-эквилибристы, пробирались они к лазу надстройки.
Палуба подлодки даже отдаленно не напоминает палубы теплоходов, широкие, огражденные, защищенные.
Два-три шага в ширину по убегающей под воду спине гигантской рыбины, которая, переворачиваясь с бока на бок, яростно норовит сбросить ходока, — этот путь лишь для самых смелых. А затем — ремонт, когда волны, накрывая с головой, останавливают дыхание, а оледеневшие руки с трудом владеют инструментом.
Когда клапан был починен и парни благополучно достигли укрытия рубки, Федор Портнов решил вернуться в надстройку. Он — командир отделения трюмных. Отвечает за всплытие и погружение. Проверить еще раз! Дорегулировать! А вдруг… И тогда разбушевавшаяся стихия устроила ему наитягчайший экзамен.
Сила волн была столь велика, что человек оказался за бортом. В неистовствующем, обезумевшем океане. Чтобы выжить, требовалось фантастическое напряжение всех сил — и физических, и моральных. Федор Портнов был готов к этому.
Делегат XV съезда ВЛКСМ, комсомольский секретарь из Сима, ныне заместитель начальника цеха Ашинского металлургического завода, Федор Алексеевич Портнов на всю жизнь сохранил морскую закалку, мужественную находчивость и жизнелюбие.
— Однако не увлеклись ли мы подвигами? Помните, как сказал нам командир: «У нас нет происшествий. И этот факт, что их нет, — результат слаженности, труда, знаний, ежедневного героизма — всего, что и дает право называться отличным кораблем».
— Так мы же не о подвигах говорим, — возражает Виталий Андреевич, — а о характерах наших ребят. Командир сказал ведь и другое: глубокое понимание долга, личной ответственности, добросовестное отношение к службе и отличное знание техники в мирные дни рассматриваются как готовность к подвигу, как верность боевым традициям военного времени.
Из дневника:
«…сутки похода.
Мне уже 22 года. Тянет ко всему новому, интересному. Романтика, что ли? Вообще не знаю, научусь ли когда-нибудь мыслить по-житейски. Наверное, нет. Вероятно, у меня слишком романтическая душа.
04.08.69. Учения.
Хочется знать многое. Сильным человека делают знания. Только знания и упорство».
…Команды с мостика, последовательно подхватываемые на постах, стремительно скатываются в люк и разбегаются по всему кораблю.
«По местам стоять!» — так начинаются основные из них. И значит это, что каждый член экипажа подлодки на своем рабочем месте занялся обыденным трудом — как его сверстники в заводском ли цехе, на строительной ли площадке.
И пахнет, как в цехе рабочем.Когда по тревоге отсеки задраят, —
прочтут нам потом такие стихи.
И цех-то наш, уральский. В центральном отсеке напоминанием об этом — два документа: телеграмма и боевой листок. Телеграмма ОТ Старосотникова. Он уволился в запас, а нити, связывающие с подлодкой, как видим, крепки. Боевой листок — «Продолжение традиций». С него глянул насупленно-серьезно старшина 2-й статьи Николай Чулков.
— Златоустовец, — пояснил замполит.
Рядом с фотографией Николая Чулкова — еще одна, из героических дней 1942 года: моторист Алексей Чернавцев. На лодке уже двое — старшины 1-й статьи Василий Савочкин и Николай Меньшенин — завоевали право считаться последователями специалиста Чернавцева. Теперь и Николай Чулков догоняет их.
В чем суть такого соревнования? Что совершил герой-моторист в трудный для Родины час и какие высокие деловые и душевные качества позволяют считать его последователями не нюхавших пороха ребят?
Листок рассказывает.
…Март 1942 года. Героические для североморцев дни и ночи из тех сорока месяцев боев, потерь и побед, когда решалась судьба советского Севера.
Подводная лодка, на которой служил моторист Алексей Чернавцев, прикрывала английский конвой, шедший в наши порты с техникой и вооружением. Уже много часов гонялись за лодкой вражеские корабли, когда взрыв глубинной бомбы повредил топливную цистерну. Горючее вытекло за борт. До вражеского берега пятнадцать миль, до своего — четыреста.
Вместе с товарищами по отсеку, комсомольцами, Алексей Чернавцев берется за «создание» топлива, не предусмотренного никаким ГОСТом: моторное масло, соляр, слитый из запасных торпед керосин. Для подачи этой смеси смастерили переносную помпу и сорок часов подряд качали горючее вручную. Лодка благополучно вернулась к родным причалам.
В маленькой заметке, написанной о Николае Чулкове его земляком, магнитогорцем Владимиром Халабаевым, речь идет не о выдающихся, героических поступках старшины в дни службы. Очень простые слова, слегка даже «казенные»: «Отличное знание техники… Трудолюбивый, отзывчивый товарищ… Добросовестное отношение к службе… Является хорошим примером…» А в мирные дни это означает, что по тревоге сумеет моторист Н. Чулков в минимальный срок запустить дизель, обеспечить ход корабля, а значит, и его боевую маневренность. Вот почему отличная служба рассматривается как готовность к подвигу, приравнивается к боевым делам лучших военных специалистов.
Техникум Николай Чулков закончил перед самым призывом на флот. Направление получил на металлургический завод, а трудовую деятельность начал здесь, на подлодке. Механизм лодочный сложен, требует настоящих знаний. Вскоре Николай сдал экзамен на допуск к самостоятельному труду, еще полгода — и он становится отличником боевой и политической подготовки.
Порой ремонт моторов, дизелей приходится вести и в походе. Братство, дружба- — здесь с этим знакомишься на деле, когда не говорят, а просто подставят плечо, примут не в черед вахту, отпустят отдохнуть. В отсеке во время хода сравнительно жарко. А отцу, что всю жизнь в термокалибровочном цехе, легче?
Николай — комсорг самого большого отделения — электромеханической части. В организации — десятки комсомольцев. Обязывает? Очень. И ко многому. Например: скоро конец службы, уедет он домой, а научил ли новичков знать и любить корабль? Далеко не безразлично, кто встанет на твое место.
— Ведь совесть замучит, что бросил лодку, ушел, а кто-то не изучил ее, как ты.
…Камышев знал, что торпеда может взорваться в любой момент. Знал он и то, что при появлении первого же вражеского самолета или сторожевика лодка немедленно уйдет в глубину — из-за одного человека нельзя рисковать всем экипажем, лодкой. И все-таки он решился. Командир отговаривать не стал — это был последний шанс на спасение.
Потопив два транспорта противника, лодка возвращалась в базу, когда обнаружили, что сработавшая торпеда не вышла из торпедного аппарата. И теперь краснофлотец Сергей Камышев вызвался обследовать место повреждения, попытаться обезвредить боевой снаряд.
Лодка всплыла, и, надев легководолазный костюм, Камышев ушел под воду. Торпеда на две трети высунулась из аппарата. Сергей осторожно снял с нее ударники.
Прямо на пирсе командующий флотом от имени Президиума Верховного Совета СССР вручил Камышеву орден Красного Знамени.
Вот каким человеком был лучший на Северном флоте торпедист военных лет. Право считаться его последователем сейчас отстаивает старший матрос Геннадий Воронин. В письме к Зинаиде Григорьевне и Анатолию Григорьевичу Ворониным, которое командир и замполит написали в Челябинск, есть такие слова о их сыне:
