Мария Баганова - Всемирная история без цензуры. В циничных фактах и щекотливых мифах
Преследование было тягостным и длительным: за одиннадцать дней Александр с воинами проехали верхом три тысячи триста стадиев. Многие были изнурены до предела, главным образом из-за отсутствия воды. Александру поднесли шлем, наполненный где-то чудом раздобытой водой. Он взял его, но заметив, что все окружавшие его всадники обернулись и смотрят на воду, возвратил шлем, не отхлебнув ни глотка со словами: «Если я буду пить один, они падут духом».
Наконец они настигли остатки войска персов. Лишь немногие остались верны Дарию. Один из его военачальников предал своего царя — когда македонцы ворвались во вражеский лагерь, они нашли лежащего на колеснице Дария, пронзенного множеством копий и уже умирающего. Ему и досталась та, не выпитая Александром чаша. Попросив врага позаботиться о его семье, персидский царь скончался. Опечаленный его гибелью Александр подошел к трупу и, сняв с себя роскошный плащ, покрыл им тело Дария.
Плутарх:
«В тех местах какие-то варвары похитили царского коня Букефала, неожиданно напав на конюхов. Александр пришел в ярость и объявил через вестника, что если ему не возвратят коня, он перебьет всех местных жителей с их детьми и женами. Но когда ему привели коня и города добровольно покорились ему, Александр обошелся со всеми милостиво и даже заплатил похитителям выкуп за Букефала».
Империя
Империя Александра была огромна! Царь захолустной Македонии завоевал полмира. Ему подчинились страны, намного более развитые во всех отношениях, чем его родина. Развитые образованные греки и персы постепенно оттесняли на второй план прежних соратников и друзей Александра, а он не только не противодействовал, но напротив, сам способствовал этому.
Клавдий Элиан:
«Александр портил своих друзей, мирволя их жажде роскоши. Агнон носил обувь на золотых гвоздях, Клит принимал посетителей, расхаживая по пурпурным коврам, за Пердиккой и Кратером, большими любителями гимнастических упражнений, возили шатры из звериных шкур обхватом в стадию; в них, не стесненные недостатком места, они занимались гимнастикой; кроме того, в угоду им вьючных животных нагружали большими запасами необходимого для этой цели песка. В обозе страстных охотников Леонната и Менелая хранились тенета в сто стадий длиной. Палатка самого Александра вмещала сто лож, пятьдесят позолоченных столбов разделяли ее и поддерживали потолок, который тоже был вызолочен и украшен дорогими узорными тканями. Внутри в первом ряду было размещено пятьсот персов-мелофоров в пурпурных и оранжевых столах, подальше — тысяча лучников, одетых в цвет пламени и крови, а впереди них — пятьсот вооруженных серебряными щитами македонян. В середине палатки стояло золотое кресло, сидя на котором царь, со всех сторон окруженный стражами, принимал посетителей. Снаружи вдоль стен кольцом располагалась тысяча македонян и десять тысяч персов. Никто не осмеливался приблизиться к Александру — так велик был страх перед ним с тех пор, как высокомерие и удача сделали из него тиранна».
Забыв о своем первоначальном пренебрежении персиянками, Александр женился на Роксане, а затем и на одной из дочерей Дария — Статире, устроив роскошнейшее пиршество, вошедшее в историю как «бракосочетание в Сузах». Александр не только женился сам, но и повелел всем своим еще неженатым соратникам жениться на персиянках. Наверное, он желал всем добра, биографы сообщают, что он отдал в жены своим друзьям «лучших персидских девушек», но только у самих этих друзей, ни тем более у девушек, ни даже у их родителей никто не спросил, желают ли они вступить в этот брак. Поэтому, несмотря на богатые подарки и другие царские милости, нашлись те, кто был вовсе не в восторге от неожиданной женитьбы.
Клавдий Элиан:
«После победы над Дарием Александр отпраздновал свою свадьбу и свадьбы своих друзей. Всего было девятнадцать мужчин и столько же брачных покоев. В мужской пиршественной зале стояло сто лож, каждое из которых имело серебряные ножки, ложе же Александра — золотые. Все они были накрыты пурпурными узорчатыми покрывалами из дорогих иноземных тканей… Пиршество шло под звуки военной трубы: когда гостям надлежало явиться, трубили сбор, в конце праздника — отступление. Брачные торжества длились пять дней кряду. Не было недостатка в музыкантах и актерах как комических, так и трагических, прибыли также индийские фокусники; они весьма отличились и превзошли всех своих соперников из других стран».
Македонцы имели и более веские основания считать себя обиженными. Еще раньше Александр отобрал тридцать тысяч мальчиков, чтобы выучить их греческой грамоте и обращению с македонским оружием. Теперь, когда мальчики подросли и выучились, Александр приказал отправить домой в Македонию всех больных и увечных из своего войска. Причем отправляли их не с почестями, как победителей, а просто выкидывали, словно ненужный скарб. Воины сочли это обидой и оскорблением, они говорили, что царь выжал из этих людей все, что они могли дать, а теперь, с позором выбрасывая их, возвращает их отечеству и родителям уже совсем не такими, какими взял. Но Александр вовсе не раскаялся в своих действиях. Ропот македонян он расценил как неповиновение и, прогнав свою прежнюю охрану, окружил себя персами и греками. Тут македоняне совсем пали духом, растерявшись от того, что их выступление привело к столь неожиданным результатам. Македонцы понимали, что даже если они устроят вооруженный мятеж, то их сил не хватит, чтобы перебить персидскую часть войска.
Плутарх:
«С криком и плачем они отдали себя на волю царя, умоляя его поступить с ними, как с неблагодарными негодяями. Александр, хотя и несколько смягчился, все же не допустил их к себе, но они не ушли, а два дня и две ночи терпеливо простояли перед палаткой, рыдая и призывая своего повелителя. На третий день Александр вышел к ним и, увидев их такими несчастными и жалкими, горько заплакал. Затем, мягко упрекнув их, он заговорил с ними милостиво и отпустил бесполезных воинов, щедро наградив их и написав Антипатру, чтобы на всех состязаниях и театральных зрелищах они сидели на почетных местах, украшенные венками, а осиротевшим детям погибших приказал выплачивать жалованье их отцов».
Смерть Пармениона
Осадок от этой истории остался надолго. Александр больше не доверял своим друзьям, людям, завоевавшим вместе с ним половину мира.
Трагической стала смерть старого Пармениона, верой и правдой служившего еще Филиппу Македонскому. Два его сына погибли в военных походах Александра, а третий, Филот, был обвинен в заговоре и казнен. Серьезных улик против Филота не было, виной всему был его длинный язык. Филот захватил в Киликии пленницу по имени Антигона, женщину редкой красоты. Он полностью доверял ей и часто при ней бахвалился, принижая Александра и рассуждая о том, что если бы не доблесть македонцев, то их царь — мальчишка! — не одержал бы столько побед. Антигона же вовсе не испытывала к своему любовнику пылких чувств и стала шпионкой Александра. Он был разгневан, но пока еще держал себя в руках.
Но тут Филот допустил серьезный промах! Ему сообщили о заговоре против Александра — заговоре глупом и вряд ли опасном. Возможно, поэтому Филот и не обратил внимания на донос. Тогда доносчики обратились к другому человеку и были приняты царем. Рассказав о заговоре, они упомянули и о странном, на их взгляд, поведении Филота. Столь явное пренебрежение его безопасностью чрезвычайно ожесточило Александра и заставило его думать, что и сам Филот был в числе злоумышленников. Филот был схвачен, подвергнут пыткам и «во всем сознался» — вероятнее всего оговорил себя. Руководили допросом ближайшие друзья царя, в том числе Гефестион. Сам Александр слышал все, спрятавшись за занавесом. Рассказывают, что, когда Филот жалобно застонал и стал униженно молить Гефестиона о пощаде, Александр произнес: «Как же это ты, Филот, такой слабый и трусливый, решился на такое дело?»
После смерти Филота Александр сразу же послал в Мидию людей, чтобы без суда убить Пармениона. Убийца привез ему какое-то письмо, и когда старик склонился над ним, нанес удар в спину. Так погиб Парменион, тот самый полководец, одна из ранних побед которого совпала с рождением Александра.
Убийство Клита
В разгар одного из веселых пиршеств, когда гости уже перешли к неразбавленному вину, кто-то стал распевать песенки некоего грека, в которых высмеивались македонские полководцы, недавно потерпевшие поражение в какой-то из битв. Старшие из присутствовавших сердились и бранили сочинителя и певца, но Александр и окружавшие его молодые люди слушали с удовольствием и велели певцу продолжать. Клит, тот самый Клит, что некогда спас Александру жизнь, уже тоже сильно пьяный, пришел в негодование. Он заявил, что недостойно среди варваров и врагов оскорблять македонян, которые, хотя и попали в беду, все же много лучше тех, кто над ними смеется. Когда Александр заметил, что Клит, должно быть, хочет оправдать самого себя, называя трусость бедою, Клит вскочил с места и воскликнул: «Но эта самая трусость спасла тебя, рожденный богами, когда ты уже подставил свою спину персидскому мечу! Ведь благодаря крови македонян и этим вот ранам ты столь вознесся, что, отрекшись от Филиппа, называешь себя сыном Амона!»
