Газета Завтра Газета - Газета Завтра 26 (1023 2013)
Когда нет войны кровопролитной, идет другая война - война с пустотой и внутренней смертью в невидимых обличьях: "И где бы ты ни был, чтоб ты ни делал - между землей и небом... война!", "Люди обедают, просто обедают; а в это время строится их счастье или рушатся их судьбы"...
Энергетических потоков получилось всего три. Люди (толпа), наши музыканты, и Rammstein.
Первый поток неожиданно оказался интереснее двух прочих - может быть, по причине того маленького недостатка, что и у наших, и немецких артистов как-то не было выставлено в творчестве ничего подлинно нового. Люди же, публика фестиваля, оказались неожиданным открытием, как актеры на подмостках - тонкой и неуловимой драмы.
Толпа
Полдень. Земля раскалена. Цвета: раскаленный добела телесный и светло-серый - голые тела, трава, вереница автобусов, облака. Робкий красный - полоска в знамени, невнятные редкие анархисты, спекшиеся губы девушек. Голубого цвета - воды, синих кабинок туалетов мало, мало, самое небо раскалено. Есть черный цвет, его вдосталь над толпою - черные знамена, куртки, темно-серый дым.
Телесного цвета больше всего. Я присматриваюсь и вдруг понимаю, что мне страшно нравятся эти люди. Они явно хотят чего-то настоящего и хорошего и готовы идти на любые жертвы - это крупными буквами даже не написано, а прямо напечатано у них на лицах. Забавно, что при явном громадном разнообразии социальных обликов, на 90% эти люди не восточной внешности, не кавказской национальности - славянские лица. Для человека из Москвы непривычно. И это явно получилось не нарочно, без национализма и прочих искусственных и сомнительных вещей. Просто так, по сходству организации души. Толпа являет собой культурное, и даже, прости, Господи, телепатическое единство. Стоило мне обернуться и подумать, глядя на подтягивающиеся цепочки фигур в сухой толпе: "Зомбиапокалипсис!" - как это слово с хохотом озвучено парнем-зубоскалом и принято толпой с полным одобрением. Единство жажды жизни и самоиронии. Эта толпа не прощает никакого неестественного пафоса. Группка с националистским флагом - одна, и вызывает равнодушное отторжение толпы.
Зато косыночки "Тагииил!" рулят и побеждают. Их много. Что такое, в точности, "Тагииил!"? Это потом мне стало ясно.
Вертолет, покружившись над нами, вдруг резко завалился на бок и, исчезнув из поля зрения, растаял в мареве.
- Путин с Кабаевой полетел, - резюмирует паренёк-зубоскал. Народ поддерживает сей приговор хохотом и волной одобрительного гула.
Чего все-таки не хватает?
Дети
Стоит автобус с надписью "Дети", до отказа набитый ментами - они же полицейские. Народ ухохатывается: "Что? Опять ребрендинг?!"
Эврика! Я понимаю природу своего чувства! "Дети". Это общее растерянное детское выражение в лицах, выражение тревоги, загнанной куда-то далеко вглубь, и надежда на что-то хорошее, путь и счастье - это надежда ребенка на подарок: даже на мужских, грозных и бородатых лицах, на лицах, которым не положено быть детскими. Вообще, люди самые разные: с красными и зелеными волосами, панковскими прическами, в украинских вышитых косоворотках, нищие и дорого-ново одетые, с айпадами.... Но выражение детей, заблудившихся в лесу - общее, и просвечивает через самые поверхностно наглые, веселые и уверенные физиономии. Большинство собравшихся, видимо, все же очень бедны, и даже призрак нищеты покусывает их сзади - наверно, больше всего отсюда на лицах эта сосредоточенная смиренная тревога. Студентки в линялых черных маечках, аккуратно отглаженных выцветших джинсах. Не могут купить себе бутылку воды. Нерешительно и долго мнут в руках пятидесятирублевую купюру...
Вылезает из гущи толпы парень в маске Гая Фокса. Маска с черными усиками, смеющаяся, полная иронии и презрения. Запарившись, чтобы глотнуть воздуха, он снимает маску - ах! - под маской оказывается бледное, растерянное, с мелкими неопределенными чертами, светло-русыми волосами - детское лицо.
Запах жизни
Толпа. Жара. Душно. Сухо. Песни, несущиеся со сцены, невнятны. Солнце выжгло все запахи. Познакомились с парнем, который отрекомендовался суперсекретным агентом ("Ты извини, что я в белой косыночке!"), и пошли искать воду. Ищем, ищем - во всех киосках все уже пусто. Пива - пожалуйста. Мелькает мыслишка помереть, и вдруг застываю: окружает аромат полыни, прохладный, как родник, живой, как любящий оклик - теснота жары раздвигается, приливает сила. Заповедная поляна. Здесь трава не вытоптана.
Богатырь
Очередь в туалет. Суперсекретный агент уже сходил через забор, но стоит в длиннющей очереди рядом, с жертвенным вытянувшимся лицом, как подлинный рыцарь, несмотря на искушающие звонки товарищей "Санек, ты где, у нас шашлыки и пиво!". Очередь не движется. Лицо его все больше и больше вытягивается. Вот он не выдерживает, и начинает скандалить и кидаться на людей.
- Сань, ну иди уже покушай!
Он обращается ко мне, как женщина в платке к Ахматовой под Кремлевской стеной:
- Ты журналист, говоришь? Опиши это! Сможешь? Так и опиши - организация была безобразная! Где это видано - на триста тысяч людей триста туалетов?! Напиши и пришли мне, что написала! Не то я сам напишу!
...Вдруг из цепочек изнывающих, терпеливо кривящихся от жары, ожидания и неприятного запаха, переминающихся с ноги на ногу людей выступает светлорусый, ослепительно белый телом, могучий как гора, парень, в плечах - не одна косая сажень, а,пожалуй, две. Правильное лицо с алыми губами - деревянно, голубые глаза стеклянны, и, по всем признакам, пьян он в дрова. Он простирает руки к толпе и к солнцу, ни с того ни с сего требует публичного внимания.
-Я люблю Россию! - орет он, горячо шлепая пухлыми пьяными губами. - Давайте крикнем все вместе: "Рос-си-Я!"..РОС-СИ-ЯААА!!!!
-Да-а-а... - выдавливают озадаченные такой неожиданностью люди. Со сцены сегодня тоже говорили о том, что День России и все такое, но это со сцены, это официоз.
- Рос-си-я...
- Рос-си-я...
Я слышу мысли толпы. В толпе от приставаний здоровяка, вскипает досада.
"Любовь к родине - это одно. Пусть лежит в глубине, не трогайте! Слова об этом, например, толстых воров на официальном приеме под гимн - это другое. А каким пьяным недоумком надо быть, чтобы орать о любви к своей сорвавшейся, павшей в ложь и распад родине - в очереди в плохо организованный общественный туалет, среди вони и комического физиологического нетерпения? На поле, где большинство русских собрались ценой изрядных мучений посмотреть на "высоких иностранных гостей", черпнуть энергии от них и возрадоваться единственно этим? Отвяжись, глупая говядина....хлюп, пушечное мясо! Хлюп, хлюп! Бедное пушечное мясо! Какая досада, что красавец, говорящий эти слова, выглядит всего лишь нелепым пушечным мясом".
Но простодушное дитя два на два метра требует своего. Он топает ногами по зеленой траве, он простирает розовые большие руки.
- Крикнем: "Рос-си-Я!!!" Вы же русские! Я - люблю Россию!
-Да-а-а...
-Чего "да"? Вы же русские! Чего вы дакаете? Вот я - люблю Россию!
- Да...
- Рос-си-я...
-А еще русские! РОС-СИ-Я!!!! Россия-а-а-!!! - дитя осуждающе потрясает кулаками, бьет себя кулаком в грудь и уходит с приятелями.
Публика остается раздосадованная, смущенная и во взбаламученных чувствах.
-Эк упился.
-Хах, он представляет, что он на сцене.
Черный ворон
Чёрный ворон, что ты вьёшься, над моею головой? Чёрный воо-орон - не добьёшься. Чёрный ворон - я не твой" - старая песня в исполнении "Пикника" играла над толпой минут, может, двадцать назад. Но она еще позвякивает у меня в голове, и путеводная звезда моя такая шутница, что тут же, цепляясь за рукав тараторящего о чем-то агента, досадливо размышляя об участи русских богатырей, я сталкиваюсь нос к клюву с натуральным черным вороном.
- Ох! - говорю я от неожиданности, вытаращивая глаза.
Ворон ничего не отвечает. Мирно и дружелюбно глядя на меня, качается на плече у хозяина - бородатого панканутого дядьки.
- Что, он человечьим мясом питается? - опасливо интересуюсь я.
- Не-а, пивом, - радушно отвечает хозяин. - Он пиво пьет. Он хороший.
Друзья неразлей вода, картина маслом. В туалет лучшие друзья тоже идут вместе. Оба в изрядном подпитии - и ворон, и хозяин. Хозяин икает, ворон тоже хочет икнуть, но у него не получается. Он хлопает крыльями и смиряется, горбато задремывая, блестя на солнце черными перьями
Боги малых племен
Жарко. Душно. Люди всё прибывают. Ты знакомишься с людьми, отворачиваешься на секунду - все, прилив отделил, унес тебя или их.
Люди прибывают за смыслом и энергией. Наши музыканты, по идее, могут быть идеологами и вождями этой толпы - раз религия нам надоела в 1917 году, а идеология - в 1991. Не напрямую, разумеется, без партийных директив, просто передачей духа. Однако большая часть звучащего имеет какой-то рвано-декоративный, неполноценный характер. Конечно, никто никому ничего не должен; но все же. Те, у кого есть энергетика, как-то не попадают в основную смысловую артерию; а те, кто, в принципе, в артерию мог бы попасть, слабы энергетикой. Я говорю не столько собственно о музыке, сколько о текстах и общем впечатлении.
