Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6412 ( № 17 2013)
Вадим ПОПОВ
Хирурги тоже плачут
В череде отечественных земских докторов, интернов, докторов Тырс и т.д., появившихся на волне успеха зарубежных сериалов о работниках медицины (вспомним "Доктора Хауса", «Анатомию страсти», «Скорую помощь» и т.д.), «Склифосовский» - попадание в десятку: сюжеты в главной столичной больнице неисчерпаемы. Два сезона сериала, прошедшие осенью прошлого года и весной нынешнего, показали, что российское телевизионное «мыло» может быть очень даже рейтинговым.
Пациенты «Склифа» – сплошь герои сегодняшних дней: от неблагополучного подростка, умирающего от гепатита, до генерала со съехавшей от собственной безнаказанности крышей. Врачи-хирурги – как мы теперь знаем – не ангелы и не демоны, а обычные люди со своими слабостями, тяжёлой работой на грани нервного срыва и неконкурентоспособной зарплатой. Впрочем, среди них тоже есть звёзды – любимец женщин хирург Олег Брагин в исполнении Максима Аверина. Блистательно-обаятельный, остроумный, всегда готовый прийти на помощь друзьям, в собственной жизни Брагин, похоже, окончательно запутался. Любимую женщину – заведующую отделением Ларису – после её гибели он быстро забывает, увлёкшись новой коллегой. И хотя Марина Нарочинская (Мария Куликова) наделена умом, красотой и «царём в голове», противоречивый Брагин умудряется променять и её на бесцветную медсестру Лену, идеальную хозяйку с неконфликтным характером.
Издержки жанра – фонтаны крови, смерти на операционном столе и[?] драйв. За короткое московское лето наркоман успевает зарезать возлюбленную Брагина, получить тюремный срок и умереть в тюрьме, а соперник Брагина и муж погибшей Ларисы Сергей Куликов – перенести операцию и два курса химиотерапии (не прекращая работать оперирующим хирургом!), найти больницу в Германии, собрать нужную сумму денег и уехать на лечение. Чтобы окончательно лишить зрителя покоя, надежды на хеппи-энд разрушены, и новобрачный Брагин в первый вечер семейной жизни едет не к жене, а на пустырь разбивать бутылки, снимая стресс. Думаете, это всё? Не дождётесь. Продолжение, как уже известно, следует.
Светлана РОГОЦКАЯ
«Видит Бог, я люблю родину, люблю нежно…»
К выходу в свет готовится книга Галины Орехановой "Жизнь моя, русский театр", посвящённая творчеству народной артистки СССР Т.В. Дорониной. Предлагаем читателю главу о работе Дорониной в постановках по пьесам А.П. Чехова.
Свет в зале гаснет медленно, словно уводя за собой запоздавшие ненужные звуки, и темноту затихающего пространства заполняют летящие, трепещущие блики. Они витают над головой, погружая вас в таинство пленительных объятий вишнёвого сада, и лепестки белых облаков цветущей вишни ласкают ваше воображение. На дворе май, где-то вдалеке тихо звучит музыка, дурманит прохлада предутренней зари, и[?] поют скворцы. Слышится дыхание ранней весны.
Идёт занавес, медленно открывается внутреннее убранство старинного барского дома. В полумраке проступают его стены, белеют рамы высоких створчатых окон. Трепещущие ветки вишни ласкаются о стены, норовя заглянуть в глубину дома. Открывается комната - красивая, убранная мебелью старинной обивки, поодаль, у стены, – громоздкий шкаф, повсюду – мягкие кресла с витыми деревянными спинками. Кажется – всё здесь замерло в ожидании любимой хозяйки.
Два часа ночи, но уже светает. За небольшим круглым столиком сидит крупный мужчина в белой жилетке и жёлтых башмаках, уронив голову на руки, – он спит. Внезапное появление девушки, словно солнышко, освещает комнату: красивая, чистенькая, юная, она говорит, как играет: «А собаки всю ночь не спали, чуют, что хозяева едут».
Это Дуняша, горничная. Нисколько не смущаясь Лопахина, который, проснувшись и встряхнув головой, упрекает её в том, что не разбудила: он опоздал на станцию, к поезду, она кокетливо, думая о своём, отвечает: «Руки трясутся. Я в обморок упаду…»
– Едут! – одновременно понимают они и, заслышав суету во дворе, выходят встречать наконец прибывших гостей.
Быстрой, стремительной походкой входит в дом прекрасная женщина в дорожном костюме.
О! ДОРОНИНА! Как вздох, прошуршало по залу, и зал ответил овацией!
Любовь Андреевна Раневская – любимая роль актрисы. Раневская вернулась на родину из Парижа и теперь обходит «владенья свои» – она в детской, ко всему прикасается её рука, и, радуясь и торжествуя, она вновь открывает для себя «родные пенаты». Кажется, отблески счастья вспыхивают в ней после долгой разлуки. Лицо Раневской светится нежностью, вся фигура её излучает тепло, и она обнимает порывисто Варю, потом брата, Аню… «И Дуняшу я узнала»… ( Целует Дуняшу. )
Элегантная, в шёлковом тёмно-лиловом платье с отливом, украшенном «гроздьями» бахромы из стекляруса, в огромной широкополой лиловой шляпе с роскошным чёрным страусовым пером, она движется по комнате легко и свободно, повторяя вновь и вновь: «Детская, милая моя, прекрасная комната… Я тут спала… Я не переживу этой радости… Смейтесь надо мной, я глупая… Шкафик мой ( целует шкаф )… Столик мой…»
Словно вернувшись в юность, она искрится лучами щедрости и доброты, и, разбрасывая искры её, порывистая и просветлённая, старается охватить весь окружающий мир своей светлой негой. И радость мгновенно поселяется в доме: «Видит бог, я люблю родину, люблю нежно, я не могла смотреть из вагона, всё плакала», – говорит Любовь Андреевна с глубоко запрятанной, затаённой внутренней болью.
В международный день театра 27 марта 2013 года и в год юбилея К.С. Станиславского МХАТ им. М. Горького посвятил спектакль «Вишнёвый сад» великому основателю великого Художественного театра. Посвятил памяти Мастера, давшего сценическую жизнь гениальной пьесе А.П. Чехова и игравшего в той первой постановке 1904 года роль брата Раневской – Леонида Андреевича Гаева.
Ныне в полуторатысячном зале аншлаг, все балконы и ярусы заполнены притихшей в ожидании чуда публикой. Здесь трудно поверить, что мировая театральная сцена сегодня, в начале ХХI века, пребывает в тяжёлом кризисе драматического театра классического реализма, – так много у него здесь искренних поклонников.
Выпущенный 9 декабря 1988 года, спектакль «Вишнёвый сад» стал визитной карточкой МХАТа им. М. Горького под руководством народной артистки СССР Т.В. Дорониной.
Приняв на себя художественное руководство труппой, она поставила задачу: наперекор тенденции на уничтожение русского реалистического театра всем существом своим стремиться к идеалам завоёванных в искусстве вершин, которых добились в своё время основатели Художественного театра.
К роли Раневской Татьяна Доронина готовила себя тщательно. Какая она, эта любимая и загадочная героиня писателя?
Какой видится ей, русской актрисе Татьяне Дорониной, в конце ХХ века? Об этом подробно она рассказала в своей книге «Дневник актрисы», сделав такую запись 13 ноября 1984 года:
«Хочу играть Чехова, для меня «Вишнёвый сад» стоит благоуханной лёгкой белой громадой и манит, и затягивает, и кружит голову. «Мятущаяся душа» Раневской, её тоска по чистоте и детству, её пренебрежение всем, даже православной верой, даже своим вишнёвым домом – жизнь после фразы: «всё равно». Это уход туда, где «всё равно», это любовь «к камню, который тянет на дно», а по-другому этот камень называется «конец». Нет веры, нет дома, нет сына. Реальность – прощание с жизнью, которая жадна, алчна и вся в расчётах, и эти расчёты у всех и во всём. Расчётлив тот, кто в Париже, расчётлив Лопахин, расчётливы Яша и ярославская бабушка, и Пищик, и случайный прохожий. Она одна не расчётлива.
До красоты, до души, до вишнёвого сада никому нет дела. Это повсеместно, значит – и в будущем. Для чего жить – так безответно в главном, в том, что является подлинным и единственно ценным – бессеребренность, духовность, красота и любовь?..»
Это будущее настигло Россию! В полноте своей расчётливости и равнодушия к духовным устремлениям человека.
Ощущение неотвратимости расплаты за это звучит в каждой мелодии удивительного для современной реформаторской сцены спектакля.
Но есть и в этом сегодняшнем «Вишнёвом саду» другое, что высвечено талантом Дорониной: богатство натуры и человечность Раневской, значимость личности этой «порочной» женщины, как отозвался о ней «пустозвон-либерал» брат Леонид. И высота её в достоинстве жить – по-человечески, во славу бескорыстной, самоотверженной любви! Её душевная красота – в способности к сердечной чуткости и щедрости, нежности и добру, в её сострадании к людям: Ане и Варе, Лопахину, Пищику, даже прохожему, к любимым слугам, наконец, в её «разгадке» сущности образа Пети, о котором Чехов писал: «Ведь Трофимов то и дело в ссылке, его то и дело выгоняют из университета, а как ты изобразишь сии штуки?» И тем не менее именно Пете писатель доверил своё понимание жизни и назначения в ней человека: «Человечество идёт вперёд, совершенствуя свои силы. Всё, что недосягаемо для него теперь, когда-нибудь станет близким, понятным, только вот надо работать, помогать всеми силами тем, кто ищет истину. У нас, в России, работают пока очень немногие. Громадное большинство той интеллигенции, какую я знаю, ничего не ищет, ничего не делает и к труду пока не способно. Называют себя интеллигенцией, а прислуге говорят «ты»… учатся плохо, серьёзно ничего не читают, ровно ничего не делают, о науках только говорят, в искусстве понимают мало. Все серьёзны, у всех строгие лица, все говорят только о важном, философствуют, а между тем у всех на глазах рабочие едят отвратительно… везде клопы, смрад, сырость, нравственная нечистота… И, очевидно, все хорошие разговоры у нас для того только, чтобы отвести глаза себе и другим...»
