Журнал Русская жизнь - Лузеры (декабрь 2008)
По тому, какую одежду избирает для себя толстая женщина, понятно, к какому типу самостийности (разум, власть, материнство) она тяготеет.
Вот Джон Харви (кембриджский профессор, автор книги «Романисты Викторианской эпохи и их иллюстраторы») обсуждает известную гравюру «Бо Браммел с герцогиней Ратленд в бальном зале Олмакса в 1815 году». Мы смотрим на гравюру, и что же мы видим? Перед нами - отчаянный модник и отчаянная модница. Костюмы их доведены до фриковского края изящества, так что все их помыслы видны, а все желания - обнажены. У Бо - донельзя обтягивающие панталоны и утяжеленный, «псевдоатлетический» верх (накладные плечи, двойные лацканы). Герцогиня с обнаженными руками, в декольтированном до последней откровенности платье. Затянута в корсет, как оса; юбка пышней некуда.
«Можно задуматься о том, - пишет Джон Харви, - не разделена ли задача показа тела напополам - мужчины надевают панталоны в облипку, т. е. открывают нижнюю часть тела. Женщины же - наоборот, верхнюю. „Оголенный“ верх или „оголенный“ низ - важный момент в разделении полов». Прекрасно. Но у нас-то, толстушек, нет верха и низа. Нет разделения. Нет пояса. Толстая женщина как бы самой судьбой выведена за пределы пола. Полные женщины, сохранившие талию, - совершенно особый и как раз очень женский тип. Скорее средиземноморский (в наших широтах - армянский). Тип трактирщицы Гольдони. Это как раз чрезвычайно кокетливые женщины, даже немного карикатурные «суперженщины». Наша же, русская полнота - равнина без верха и низа. Можем одеться и «по мужскому», и по «женскому типу».
Властные дамы предпочитают подчеркнуто мужской. Г-жа Пугачева донельзя обнажает низ, ноги, а верху придает избыточную пышность.
Все эти властные русские барыни, дай только волю, со временем обзаводятся усами и свитой из мальчиков-эфебов.
Но и толстые женщины - интеллектуалки (выбравшие жизнь разума) тоже ведь одевается, как мужчины. Только по-другому.
Еще из Харви: «Несомненно, мужчины считали, что именно они олицетворяют разум (в то время как женщины любимы за свое тело), и длинные мантии священнослужителей, преподавателей и юристов воспринимаются как одежда Разума. Мантии купцов и принцев, из другого материала, с меховой подкладкой опять таки олицетворяли собой разум, по крайней мере - проницательность, предусмотрительность, авторитет».
Дамы, подчеркивающие, что они отказались от дамских глупостей во имя разума, как раз и одевается во что-то чрезвычайно напоминающее мантии - в разнообразного вида хламиды, под которыми обязательно брюки.
Только женщина-мать (в просторечии - тетка) носит юбку и кофту. И толстая чиновница выбирает свою властную одежду - костюм с золотыми пуговицами, похожий на мундир.
***
Ну что ж, стройную женщину несет по реке жизни бурное мужское слюнотечение. А «дама», «тетка» плывет сама. Спорит ли она (хотя бы вчуже, для развлечения, внутри себя) с массовой культурой, с обобщенным мужчиной?
Не слишком-то. Естественно, я неоднократно слышала от своих подруг, таких же свободолюбивых дам, как и я сама, о том, что неплохо бы придумать параметры идеального мужчины, мужские «90-60-90».
Мы уж и придумывали эти параметры года три назад. Считается, что размер ХХL (приблизительно пятьдесят четвертый) и есть искомый стандарт. Порукой тому и название известного мужского журнала. Большой размер - благо для мужчины; тем более что речь идет, разумеется, о развороте плеч, о высоком росте, о прекрасной спортивной ВЕЛИЧИНЕ. Месть, однако, должна быть хоть сколько-нибудь изощренной. 112-80-25 - вот какие следует учредить параметры. Сто двенадцать - плечи; восемьдесят - бедра; и двадцать пять - сами понимаете что.
Спорные, безусловно, спорные антропометрические данные. Можно даже сказать, в них заложены излишние дамские ожидания. Пожалуй, не соглашусь. Мы-то ничего особенного и не ждем. Нам-то все равно не обломится. Но подумайте, «90-60-90» - недостижимая мечта для огромного количества женщин, живущих на земле. Уж скоро полвека нам рассказывают, что если кушать брокколи и ходить в спортивный зал, жизнь наладится. Надо только напрячь силу воли! Хотелось бы, чтобы и мужчины поняли, что жребий и сила воли - не одно и то же.
* ОБРАЗЫ *
Максим Семеляк
Нежим свои провалы
Случай из жизни Тараса
Первый раз в жизни меня назвали лузером лет тринадцать назад. Мой товарищ Казаков А. Г. предложил тогда поучаствовать в очередной негоции по снабжению средних общеобразовательных школ тетрадками. Нужно было ездить по этим самым школам, договариваться с не самыми приятными людьми о поставках и зарабатывать на этом предположительно огромные деньги. После пары поездок я понял, что заниматься этим мне категорически неохота. Удачливый Казаков, успевший слупить в первую же неделю своего канцелярского бизнеса шестьсот долларов, начал меня стыдить, - придя в ярость, я коротко высказал ему все, что я в то мгновение думал о нем самом, его тетрадках, его долларах и предпринимательской деятельности как таковой. Тут-то он и сунул мне лузера.
Слово мне скорее даже понравилось. В нем сквозила своеобразная прохладца и отвлеченность. Оно, как выражались бунинские герои, замолаживало.
К тому же Казаков всегда отличался способностью бросать на ветер только те слова, которые достаточно полно отражали дух времени, из чего я сделал вывод о появлении нового тренда (хотя такого слова тогда не знал даже Казаков). Словечко свалилось на нас именно что from outer space - в ходу были довольно противная одноименная песня Бека, несуразный роман Леонарда Коэна «Beautiful Losers» (в те годы, впрочем, производивший простительное впечатление колдовской прозы), а также звонкое вопрошание Харви Кейтеля из кинофильма «От заката до рассвета»: «Are you such a fucking loser?» Кто-то в компании пытался еще ввести в обиход слово «мисфит» с ударением на последнем слоге, но оно как-то не прижилось.
(В процессе сочинения этой заметки я на всякий случай позвонил Шнурову, как видному певцу всякого краха, чтобы прояснить ситуацию с бытованием подобного лексикона в его питерском окружении тех лет. «У нас, - без энтузиазма сообщил Шнуров, - никаких лузеров не было. Были лохи и обдроты».)
В отличие от «неудачника» слово «лузер» уже на лексическом уровне начинало некую игру, подразумевающую известный пиковый интерес. В его распространении мне виделся своего рода перевод стрелок с патентованных телевизионных страдальцев с их невыносимыми утиными охотами и полетами во сне, на некую новую, как тогда любили выражаться, субкультуру. Не уроды, но фрики. Неистощимый азарт лузерства властвовал в моем окружении безраздельно. Обладающие живым умом и очевидным, хотя и несколько неоформленным талантом сыновья академиков бежали в Гоа. Уроженцы Кривого Рога, наделенные почти маккартниевским даром мелодии, незаметно для самих себя превращались в торговцев нелепыми синтезаторами, к которым Маккартни не подошел бы на пушечный выстрел. Люди, которые лучше всех играли на бас-гитаре, фотографировали, переводили с английского или просто выглядели, наотрез отказывались преуспевать.
Как- то раз приятель по прозвищу Тарас устроился на работу -сторожить бутик модной одежды в гостинице «Москва». Год был, кажется, 95-й. Бутик принадлежал каким-то чеченцам. Тарасу платили огромные деньги (я знал расценки, так как сам незадолго до описываемых событий подвизался на ночной охране склада с шампанским, располагавшемся почему-то в кинотеатре «Витязь»). Точнее сказать, ему планировали платить огромные деньги, - но не таков был Тарас. Чуть ли не на третий день службы он устроил в бутике вечеринку. Мы заперли дверь, опустили жалюзи (магазин располагался в вестибюле и просматривался не с улицы, но из лобби) и сели бушевать, без конца гоняя на хозяйском магнитофоне единственную кассету группы M. Walking On The Water, на дописке к которой обнаружился банальнейший инструментал Man Of Mystery коллектива The Shadows. Он-то и сыграл во всей этой истории роль жуткого катализатора. На третьем или пятом его прогоне, едва заслышав характерный звук гитары, обещающий блаженное развитие цыганистой темы, все вдруг разом вскочили и, не сговариваясь, стали остервенело наряжаться. Я ограничился розовым пиджаком и салатовым кардиганом, кто-то влез в платье Versace, кто-то намотал на голову модный тогда ремень Cesare Paciotti (я и намотал, чего уж). Когда Тарас взялся распечатывать колготки и откупоривать парфюмы, стало ясно, что точка невозврата пройдена. Как следует приодевшись и даже воспользовавшись кой-какой косметикой, закружились в танце. На очередном бешеном па Тарас вдруг рывком поднял жалюзи - и наша, с позволения сказать, инаугурация купола удовольствий предстала перед колючими взорами всех тех, кто в три часа ночи терся в вестибюле гостиницы «Москва» и уже довольно долгое время гадал, какого черта творится у нас за шторами. Это была та еще публика - как-никак 95 год. Несколько секунд они в изумлении смотрели на разгромленный магазин, явно принадлежащий их непосредственным родственникам, и трех разодетых пляшущих человечков, один из которых был в женском платье. Совладав с собой, мусульмане молча двинулись в нашу сторону, и уже не на шутку запахло летальным исходом. Положение спас Тарас. Когда дверь затрещала под первыми ударами, он холодно заявил, что открыть имеет право только хозяину. По-моему, он даже пригрозил захватчикам оружием, которого не было. Как ни странно, это подействовало, - поворчав, нападающие отступили, занавес опустился, и мы принялись за спешную реставрацию товара. Никогда еще - ни до ни после этого момента - я не складывал одежду с такой аккуратностью. Видимо, с той самой ночи я начал питать самый живой интерес к тому, что называют гламуром. К рассвету торговая точка засияла, что твой Barney? s. Мы допустили единственную оплошность. Еще ночью мы повадились бросать бутылки, окурки и остатки копченой курицы в огромный чемодан - вероятно, это был предельно роскошный по столичным долуивюиттоновским временам Samsonite. Когда начался штурм, кто-то его захлопнул, а уходя мы напрочь забыли о содержимом. На следующий день черт дернул кого-то из покупателей прицениться именно к этому ящику Пандоры. Продавщица бросилась его открывать.
