Газета День Литературы - Газета День Литературы # 153 (2009 5)
Утром долго спали. Часов в одиннадцать все дети, нарядно одетые, во главе с Наденькой, шли в дом Гладковых, христосоваться к маминой бабушке.
Трёхлетние мальчики – Коля и Митя – хотели казаться взрослыми, и целовали бабушку с достоинством, строго руководствуясь назиданием родителей, но, получив подарки, тут же продолжали свои игры с шумом и беготнёй. В доме гостеприимных Гладковых были и свои дети. После стола со сладостями все вместе бежали во двор и там уж были предоставлены самим себе, а совсем маленькие – нянькам.
На улице было людно и празднично, звонко играли колокола со всех церквей и соборов. Часам к двум возвращались домой, куда уже тоже пришли гости: Валентин Александрович с женой и дочерьми Катей и Манечкой.
Накануне праздника из Москвы приехала жена дяди Георгия тетя Александра с мальчиком Шуриком. Самого дядю Георгий Надя знала только по фотографии на бабушкином комоде. Тетя Александра очень нравилась Наде своей энергией и деловитостью. Позднее она узнала от взрослых, что та в своё время окончила Бестужевские курсы и была женщиной очень образованной по тем временам. Она занималась строительством собственного дома в городе, который, как казалось Наде, получился очень уютным, красивым и был со вкусом обставлен. Но временами жила в московской квартире и собиралась окончательно обосноваться на родине после окончания войны и возвращения мужа.
Все собрались в гостиной за столом, шли разговоры о Москве, последних событиях. О войне, которая приняла затяжной характер… Волнения в самой армии и в народе… среди крестьян и рабочих на фабриках. Здесь в провинциальном городе все изменения выражались только слухами и сомнениями дотошных горожан.
Сначала все слушали тетю Шуру, которая из московских газет рассказывала о трудностях армейской жизни, неудачах и о последних событиях на фронте. Читала письмо мужа из Вильно. Ещё совсем маленькой Надя помнила, как Кока тихо говорила маме, что дядю Георгия скоро должны мобилизовать на войну. Слово мобилизовать было непонятно, а слово война внушало непреодолимый страх и придавало в её глазах силу незнакомому ей дяде.
Надя не очень внимательно прислушивалась, а больше смотрела на бледного Шурика, который очень красиво рисовал кораблик с мачтами, якорями и даже каютами.
Прислуга сообщила, что пришёл отец Серафим. Кока поспешила навстречу. Поздоровавшись и благословив всех присутствующих, отец Серафим занял почётное место рядом с хозяйкой.
– Тревожен нынче праздник… Слышали об отречении царя Николая Александровича? – произнёс дядя Валентин.
– Да... непонятен и отказ Михаила Александровича… Думаю сделана какая-то непоправимая ошибка.
– С другой стороны нужна демократия в обществе, – продолжал Валентин Александрович.
– Как же ты можешь представить жизнь без царя-батюшки… Истинного нашего праведного… помазанника Божьего? – вступилась Кока.
– Не было бы большего разрушения… вот что беспокоит мою душу, – со вздохом произнёс отец Серафим.
– Но ведь ждали перемен… улучшения жизни… я приветствую конституцию… согласен с матушкой, что парламентарная монархия не изжила себя… Но мне по душе кадеты… надеемся на изменение жизни к лучшему… а налоги платим исправно… о пожертвованиях я не говорю… наша компания ежемесячно тратит не менее 10 процентов… – робко настаивал дядя Валентин.
– Вся это многопартийность, которая обросла лишь словами и часто забывает церковь – видит в ней только одну сторону… якобы темноту восприятия мира… Никто не мешает ей просвещать народ, но слышим только слова, дел нет.
– Но различие мнений, демократия – ведут к прогрессу.
– Разум – определённое испытание человеку: порой долгое время в собственном заблуждении, и прозрение не всегда побеждает. Природа подарила всем существам, кроме человека, способность раствориться в её свободе.
– У вас свобода это что?
– В России всё через веру… и ведь не запрещены другие конфессии… Наоборот… Будьте как дома… всех принимаем и понимаем.
– Но кроме закона Божьего надо много знать, понимать и, в конечном счетё, управлять.
– Я не возражаю, просвещайте, только не разрушайте… и, прежде всего, православия.
– Думаю, никто не собирается его разрушать.
Отец Серафим вздохнул и, глядя в глаза Валентина Александровича, уверенно произнёс:
– Если когда-нибудь захотят уничтожить Россию, начнут с её стержня, с православия… Создадут космополитическую идеологию.
– Почему именно православие?
– Вспомните, кто объединил Русь, кто был во главе единства… Вот они... монастырские воины... Ослябя… Пересвет… Патриархи всегда были рядом и духовно поддерживали власть, в трудную годину всегда были с ней и народом, и искренни и честны.
– Но как жить без демократии и свободы?.. Насилием невозможно делать политику.
– Вспомните Древний Рим… Демократия может быть и в рабовладельческом обществе. Это категория общения… В России от неё человек станет не намного свободнее… Скорее это похоже на карнавал… Что для вас олицетворение Руси?
– Пожалуй, одним словом не скажешь… Но последнее время, скорее, застой.
– Опять слова… Россию надо чувствовать и правильно понимать. Свобода, о которой вы говорите… это всё на поверхности. Она ведь освобождает и порок… А внутренняя свобода идёт от идеи божественной справедливости и всемогущего духа, который раскрепощает человека, она не каждому даётся, но в душе она у русского праведного человека. Это объяснить невозможно. Посмотрите росписи Владимирского Собора в Киеве Виктора Васнецова "Крещение Руси", "Богоматерь с младенцем" или "Нищие певцы богомольцы", а все его сказочные и былинные образы. Разве по-своему они не богатыри?
– Но это всё образы.
– Вы не чувствуете народной духовности… а это громадная сила… при всей кажущейся терпеливости и даже подавленности.
– Но во всём этом какое-то убаюкивающее молчание.
– А сила именно в молчании. Вспомните отшельников, которые потом стали символами православия. Просто мы привыкаем к тому, что тот, кто много говорит, всё знает и понимает. Но чтобы понять здесь истину, надо опять обратиться к религии. Понятие Бога связано с высшей справедливостью.
– Вот-вот, высшая справедливость, и поэтому лучше молчать?
– Почему же молчать? Сейчас слушают поэтов, но если они сильны духовно, тогда они своеобразные пророки… На Руси издавна с интересом внимали праведникам, народным увещевателям – юродивым… Но это люди высокообразованные или выстрадавшие свои знания и чувства, а не балаболки с космополитической начинкой… Никто меня не переубедит, что сила в молчании. Это как природа… красота… тишина… величие.
– А как вы объясните увещевания Распутина? О нём ходят всякие срамные слухи. Такое влияние на царскую семью.
– Не верю я этому, – не сразу с медленной паузой возразил отец Серафим. – Не верю, чтобы православный… даже крестьянин… мог так себя вести… А то, что искренне хотел помочь исцелить царевича… Верю.
– Но не может же быть так. Если даже часть слухов окажется правдой…
– Всё это болтуны… Или враги… Кому-то это было очень нужно?..
Валентин Александрович не стал возражать. И отцу Серафиму не хотелось более продолжать.
– Будем надеяться на лучшее, – тихо сказала Кока.
– Сомнения, разочарования… это тоже основа… нового…
Находящиеся в гостиной дети внимательно слушали батюшку, особенно Наденька. Может, многого не понимала до конца, но глубина слов касалась детского сердца…
Наденька всегда с трепетом и интересом посещала со взрослыми Торговый Дом, которым руководил дядя Валентин. Магазин имел много служащих, нанятых ещё дедушкой: людей, как говорила Кока, честных и надёжных. Оплачивался их труд хорошо, платили больше, чем у других купцов, и потому местом этим дорожили. Многим служащим давались ссуды на постройку дома, а особо прилежным даже дарились. Время болезни оплачивалось полностью. И отношение к ним было внимательное и заботливое.
Но в работе дедушка был требователен, его уважали и побаивались, так как не терпел обмана и лени, находчивость же в делах и добропорядочность была предметом восхищения и возмещалась незамедлительно. Наде было приятно слышать, как многие в городе отзывались о дедушке как незаурядной и современной купеческой личности. Говорили, что детям не передалась твёрдость характера деда. Хотя народное мнение со стороны трудно оспаривать, но дядя Валентин пользовался авторитетом среди купеческих кругов за свои прогрессивные взгляды, помощь малоимущим, отчисления монастырям, благотворительную деятельность. В городе он даже возглавлял общество трезвости.
