Газета День Литературы - Газета День Литературы # 92 (2004 4)
— Всё правильно,— кивнул хозяин.— А насчет открыток должен вам сказать...— он замолчал, поскольку сказать в таком положении было совершенно нечего.
— Я слушаю вас,— подбодрил его Зайцев.
— Открытки еще ничего не значат,— сказал, наконец, хозяин, и бомж в ответ на эти слова в первый раз кивнул головой. Просто кивнул, будто убедился в чем-то. Он как бы и не считал себя вправе что-то здесь произносить.
— Если я правильно понял,— медленно, подбирая слова, спросил Зайцев,— вы не хотите, чтобы вас считали близкими друзьями или родственниками Акимовых?
— Да нет, почему?! Дело не в том, что не хотим, просто это будет... неправильно, только и того,— хозяин даже руками всплеснул, как бы удивляясь бестолковости следователя.
— Понял,— кивнул Зайцев.— Тогда начнем разговор.
— А до сих пор что у нас было?— усмехнулся хозяин.
— Трёп,— ответил Зайцев.— Только трёп. Вы давно были у Акимовых?
— Давно. Уж не помню, сколько лет назад.
— А где вы были в эти выходные? Вчера? Позавчера?
— На работе. Я механиком на автобазе... А в выходные на рыбалку ездил.
— Хороший был улов?
Хозяин не успел ничего ответить — Зинаида поднялась с места, как-то гневно даже поднялась, почти фыркнув от возмущения. Хлопнула дверью ванной и через минуту вернулась с ведром, на дне которого лежал почти десяток рыбин, залитых водой.
— Вот. И на вашу долю хватит. А то сами наелись, соседям подарили. Куда еще, думаем...
И тут почти вскрикнул от восторга бомж. Он присел на корточки перед ведром и, запустив в холодную воду руку, вынул оттуда одну рыбешку. Потом, подняв ее почти к самым глазам, всмотрелся в нее с блаженной улыбкой, показал всем присутствующим, словно желая и их порадовать.
— Какая красавица!— прошептал он восторженно и осторожно опустил рыбешку в ведро.— Неужели такие еще ловятся в наших реках?
— Места надо знать,— кивнул Евгений.
— Ох-хо-хо!— горестно вздохнул бомж и снова уселся на табуретку в углу кухни.
— Будут еще вопросы?— повернулся к капитану хозяин квартиры.
Зайцев был явно озадачен.
— С вами кто-то еще ездил на рыбалку или вы были одни?
Тихонов помолчал, долгим взглядом посмотрел на человека в погонах, на бомжа, на собственные ладони.
— С Николаем он ездил!— вдруг выкрикнула Зинаида.— Работают они вместе! И на рыбалку ездят вместе. Спросите у Николая — были они на рыбалке или не были.
— Фамилия Николая?— невозмутимо спросил Зайцев.
— Федоров,— ответил Тихонов.
— Я, конечно, извиняюсь,— заговорил бомж,— но, может быть, вы позволите выйти на балкон, сигаретку выкурить...
— Кури здесь,— сказал Тихонов. Он почему-то сразу решил, что с этим человеком можно обращаться и на "ты".
— Да неловко,— смутился бомж.— Я уж на балконе... Если позволите, конечно...
— Пройди через комнату... Там открыто.
Сутулясь и заворачивая носки ботинок внутрь, бомж вышел из кухни, пересек комнату и толкнул дверь на балкон. Там стояли нераспечатанные пачки с кафелем, и бомж довольно удобно расположился на одной из них, присев в самом углу.
Когда он вернулся на кухню, Зайцев уже прощался с хозяевами, извинялся за вторжение, просил Тихонова подписать протокол с рассказом о рыбалке. Зинаида тоже подписала, убедившись, что там упомянута и рыба, и Николай Федоров, с которым муж ездил на рыбалку.
— А вы что, ремонт намечаете?— спросил бомж у Тихонова уже в дверях.
— Да, небольшой.
— Ванную будете обкладывать?
— Нет, на кухне плитку менять.
— Хорошее дело. Хочешь, погадаю?
— Что?— не понял Тихонов.
— Погадаю... Я ведь немного звездочет... А звездочеты, хироманты — одна шайка-лейка. Левую руку дай,— Тихонов в полной растерянности протянул ладонь.— Ну вот, видишь, как всё получается... Я примерно такой картины и ожидал...
— И чего там?— рука Тихонова явно, просто заметно дрогнула, и бомж с удивлением посмотрел на него.
— У тебя линия сердца и линия ума сливаются в одну, это, можно сказать, одна линия.
— И что?
— Выходит, то ли сердца у тебя нет, то ли ума... Видишь, сливаясь, эти линии ослабляют друг друга. Как волны. Хотя бывает и наоборот, но здесь не тот случай, очень неглубокая линия, да и по цвету бледная... А жить будешь долго.
— Пока не помру?— усмехнулся Тихонов.
— Жить будешь долго,— бомж не пожелал услышать ернические эти слова.— Но в разлуке.
— Это в каком же смысле?— Тихонов выдернул свою ладонь из немытых рук бомжа.
— Не знаю... Но разлука на твоей ладони скорая и долгая.
— Ладно, разберемся,— и Тихонов закрыл дверь, хлопнув ею чуть сильнее, чем требовалось.
БОМЖАРА ПРОИЗНЕС ПЕРВОЕ СЛОВО, когда Зайцев уже отъехал от тихоновского дома километров пятьдесят. Всё это время он маялся, вертелся на заднем сидении, вздыхал, курил, выпуская дым сквозь приспущенное стекло.
— Напрасно,— протянул он наконец с тяжким вздохом.— Всё-таки напрасно.
— Не понял?— резковато спросил Зайцев, поскольку был недоволен тем, что поездка оказалась бессмысленной, время и бензин выброшены на ветер.
— Напрасно ты его не взял.
— Кого?
— Убийцу.
— Какого убийцу?
— Ну, этого... Который стариков порешил.
— Так,— Зайцев резко затормозил и съехал на обочину.— Тебя чего, вместе с твоими мыслями умными здесь и высадить?
Бомж помолчал, тоскливо глядя на Зайцева, вздохнул, посмотрел в окно долгим взглядом.
— Капитан, неужели ты не понял?
— Я понял всё, что мне сказали. Всё, что я увидел. Что я еще должен понимать?
— Конечно, может, он и не убийца, я не могу вот так окончательно судить. Тем более, что уличать, доказывать — это твое, капитан, дело. Но тут и доказывать уже ничего не надо. Он же не сказал ни единого слова правды.
— Ты рыбу видел?
— Ну и что? Это же не речная рыба. Она прудовая. Ее можно в соседнем гастрономе купить. Речная бы не дожила до нашего приезда. Но он всё время доказывал, что ездил на рыбалку. А как долго вспоминал их фамилию? Ты ведь нашел там целую пачку. Люди старые, одинокие, они рады любой весточке из внешнего мира... Они берегут эти открытки, перечитывают их — какое-никакое, а всё утешение... Он, наверное, не подумал, что эти открытки Акимовы будут хранить годами. Он боялся, капитан, и врал всё время...
— У него, вроде, и свидетель есть...
— А что свидетель? Какой это свидетель? Меня ты попросишь — я тоже могу подвердить что угодно. Ты с этим свидетелем поговори, потормоши его хорошенько, скажи, что на кону два убийства... Он и дрогнет. Женя этот наверняка припудрил ему мозги: дескать, загулял, у бабы был, подтверди, что вместе на рыбалку ездили... Он и подтвердит. Но сокрытие или, тем более, соучастие на себя не возьмет. Покажи ему снимки, кровь, развороченное лицо старика... Дрогнет. На фиг ему в это вляпываться? И вот еще вопрос — на чем он к нам в город приехал? Не думаю, что на машине — одна нога здесь, другая там. Если поездом хотя бы в одну сторону — билет с фамилией и паспортными данными должен остаться в кассе. Если автобусом — это хуже... Но это я всё так, про запас говорю. Главное, у него на пальцах следы клея. "Момент" называется. Чтобы отпечатков пальцев не оставлять. Несколько дней он держится. С одного-двух раз до конца не смоешь, даже если и захочется... Вообще, Жене этому сейчас надо отстраниться подальше от убитых. А когда всё успокоится, когда дело закроют — он и возникнет со своими правами на ту квартиру... Семье-то видел, как тесно? А там будет в самый раз...
— Думаешь, просто работяге найти оружие с патронами? Да просто решиться на такое?
— А почему нет?— удивился бомж.— Люди каждый день идут на что-то подобное. Сделать аборт, усыпить или убить собаку, предать друга, прогнать женщину, которая тебя любит, расстрелять стариков в затылок, в спину... Это всё один ряд. Я же говорил — стеснительный убийца тебе попался.
Зайцев долго молчал, глядя перед собой на дорогу, по которой проносились машины, на темнеющее небо. Бомж молчал. Поездка для него оказалась утомительной, и он, казалось, задремал.
