Александр Силаев - Гуманная мизантропия
А если ты не веришь в общего всем хозяина дискурса? Хотя бы в силу того, что он — фигура воображаемая, и, значит, в вере нуждается?
Тогда ты, ясно дело, теряешь общий язык с конфликтером: но кто тогда победил в конфликте?
Или хозяина дискурса нельзя потерять?
А как же сумасшедшие? Человек может счесть, например, что слово «сетка» — жуткое оскорбление, много оскорбительней уебана и хуипута, что «сетка» — это предел. Чтобы такое «смыть», надо только зарезать.
Положим, вы знаете, что такое для него «сетка». Вы — «сетка». Вас так назвали.
Что с этим делать? Ну понятно: звать санитаров… А если у него есть друг-псих, которому «сетка» тоже значима? Санитары справятся с двумя?
Хорошо. А если это целая «секта»? Если «сетку» употребляет тысяча человек и вы на их территории?
Будете обижаться и отвечать? Хорошо, но тогда назовите роковое число, с которого начнете. С одного — не будете. С двух? С трех? С пятнадцати?
Честный ответ тут, что начать обижаться надо либо с одного, либо с двух. Три уже ничем принципиально не отличаются. То есть — санитары отменяются? Будете играть по правилам психов, как только они появятся?
Второй ответ: не будете обижаться и отвечать. Даже если тысяча, даже если на их территории. По модели: «это не моя репрезентативная группа». Ага. Если вы считаете, что тысяча мудаков ругаются своей «сеткой», и это их дело, и вы-то выше (или просто иной) — чего тогда злитесь на ебаного пидараса? Или вам несколько сот миллионов человек, для которых это значимо — репрезентативная группа? Вы с ними не иной? Со всеми-то? Или тысяча — это одно, а сто миллионов — это другое? А где, простите, численная граница? Вы начнете воспринимать дискурс всерьез — на 1 736 259-м его поклоннике? Или на котором?
А если ты сам — ругаешься «сеткой»? Пусть вас таких немного, пусть всего тысяча человек — но это самые умные и самые дорогие вам люди. И у вас языковая конвенция вокруг этой «сетки». И вот к вам приходит чувак из большого мира: «вы ебаные пидарасы». — «Да ты сетка», — с улыбкой говоришь ты, чувствуешь, что уделал его по самые уши… Может, даже переборщил… Можно было и просто в морду — чего сразу «сеткой»-то?
Чувак не понимает — его проблемы. Рядом стоят самые умные и самые дорогие люди, которым все ясно. Для них чувак из большого мира — уделанный по самые уши.
А если не стоят рядом, но просто где-то есть? Стоять рядом — принципиально? Вроде бы нет. А если их не тысяча, а десять человек? А если не десять — но два? Но самых своих? Можно ли тогда весь мир покрыть «сеткой» — с чувством выполненного долга?
Нельзя — почему?
А если можно — чего еще не покрыли-то? Договориться не можете? Какую-то «сетку» изобрести — как универсальное оружие возмездия?
Восставшее чмо в моралиОскорблять, как правило, начинает тот, кто хотел бы пересмотреть текущее положение. «Эй, холоп, подь сюды», — для боярина, легально и легитимно имеющего холопов, это не оскорбление, равно и для холопа. Это он просто позвал, как принято. Все в рамках конвенциональной вежливости и общественного консенсуса. Даже «грязный холоп», если так звать принято, — вежливость и консенсус. А вот если принят просто обращаться «холоп», а ты зовешь «поганый вонючий холоп», и тычешь сапогом в харю — уже наезд. Ибо пересмотр текущей конвенции. Правда, зачем ее пересматривать — боярину? У него, по конвенции, и так все хорошо. Начнешь пересматривать — вызовешь нестабильность — еще и огребешь.
Начать кампанию всегда естественнее для холопа. Терять нечего. Был никем. Раскачал стабильность, в худшем случае будешь никем в большей степени, только и всего. А вдруг — выиграешь? Зажмешь в уголочке барина и изменишь социальные статусы — в конкретно историческом месте-времени, на минутку-то в уголочке?
Оскорбление — восстание рабов в морали, ницшевски выражаясь. Аморальными технологиями, как водится, оттяпать себе площадку в морали. Но, как правило, заведомо проигранное восстание. Я бы сказал, что и львиная доля уголовной преступности — заведомо проигранные восстания рабов в морали (типичный преступник, чего бы себе не думал, всего лишь взвинченно-агрессивный лох, освоивший некие конфликтные технологии).
Восставая против определенного места, они воспроизводят и сами место. Оскорблять имеет смысл то, что выше тебя. И это высшее место как-то непроизвольно воспроизводиться… Обгаживать можно не обязательно свято место, но обгаживание как массовое стратегия, как жизненный стиль — подразумевает, что где-то свято место еще осталось.
В мире абсолютно подоночном оскорблять было бы абсолютно нечего. И незачем. Там бы все говорили руганью, тыкали бы ножами, устраняли, опускали, разводили, кидали, прессовали и т. п. — но это не оскорбления.
Тоска по фанатизмуСтать бы ярым адептом какой-нибудь идеи, чтоб «жизнь за нее». Я серьезно. Стал бы лучше себя чувствовать. Не мучился бы по пустякам. Но это тяжелее, чем кажется… Было столько идей, или, точнее, у стольких идей был я… «Знающий слишком много богов в конечном счете становится атеистом». На фиг, на фиг. Иногда даже кажется, что вопрос моей идейности — вопрос физиологический, вопрос выживания… Рано или поздно диагноз должен перетечь в миссию, иначе абзац. Ну или, скажем корректнее, в чувство миссии. Можно ведь и тараканов морить — с чувством, что спасаешь родину.
Невменяемые, но адекватныеЕсть такие совершенно невменяемые люди, полностью при том адекватные. Ни хрена вроде не соображают, но им это не мешает (метафора тут: рок-музыкант — укуреннный, бухой, обдолбанный — но ведь зажигает, и потрясающе). И масса таких «бытовых Джим Моррисонов». У меня-то все занудно. Пока не вымучу общее представление, пока не положу туды метод… Человек уже дом построит, пока я согласую чертеж — сам с собой.
Рай постфактумРай он какой-то всегда потерянный. Думаешь, например, что он был тебе весной 2000-го или там весной 2002-го. Но самой весной, — если тебя спросить, — было вполне обычно. Все счастье навешивается постфактум.
Расчетливость психопатаСумасшедший — самоубийца не насовсем. Он убивает в себе «политическое животное», он схож в мотивах с подлинным самоубийцей… Но более расчетлив и осторожен. «Я пока вышел, а там посмотрим». Поэтому, кстати, не бывает безнадежных психов: свободное решение можно взять обратно. Но если это действительно с-ума-с-шедшие, то есть они имели то, с чего сошли — а не родились с патологией.
Подлинность врагаЛюди вообще различают, что в их раздражении — повод, а что причина? Мы не любим президента, потому что не задалась семейная жизнь — или гоняем домашних, потому что обречены социальным строем? Различие не так просто, как кажется. Может быть целая наука — о подлинности врага. И причинах не подлинности.
Бабло, добро и злоСтранное отношение к деньгам. С одной стороны, я чувствую, — а не просто знаю, — что это универсальный эквивалент. Я не понимаю тех, кто их «презирает». Все равно что презирать время жизни… В этом смысле я — мелкобуржуазен до ужаса, до предела. Но идеал: работать не за деньги вообще. Кто в этом идеале — тот свой по стратегии, по жизни. А кто буржуазен на мой манер, тот свой, но в пределах тактики. Вполне же меня поймет ухитрившийся пожить на оба эти лагеря…
Засунь себе «смысл жизни»От «смысла жизни» — к ее ценности. Не тогда ли мы ценили существование, когда в нем не было еще — смысла? Детьми? Которые еще смысл — просто не изобрели, не успели, им не рассказали, или они не поверили. И наоборот: все может быть очень осмыслено, но хочется-то — в петлю. Я не к тому, что смысл и ценность — антонимы. Просто разное. И второе важнее.
Добрые, но несчастныеБанально, но хорошие несчастные люди вряд ли могли бы состояться в качестве «счастливых подонков», от чего якобы отказались. То есть они могли быть подонками — но совершено несчастными.
И выбрали себя правильно.
А чего тут выбирать?
Мозаика годностиМы как-то считаем, что хороший человек должен быть хорош во всем. А если слово хороший — заменить понятием адекватный? Адекватный такой-то роли, такому-то назначению в твоей жизни. Вот с этим — можно в горы идти, с этим — водку пить, с третьим — спать, с четвертым — детей рожать, с пятым — за Россию говорить, и т. д. И какая разница, почему человек не способен к роли — потому что он гад, или просто потому, что он этого не умеет? Можно без морализма: просто ставить прочерк в графе, и все. Вот с таким-то нельзя идти в разведку — сдаст. С таким-то нельзя играть в преферанс — не умеет. С таким-то нельзя подписывать договор, даже не понятно почему, но лучше не надо.