Натан Эйдельман - Тайные корреспонденты "Полярной звезды"

После 1855 г. соотношение палача и попа меняется. Палач до поры до времени отходит на второй план. Власти мечтали о действенных формах идеологической борьбы.

Поддержку против разрушительных идей, против влияния Герцена правительство, естественно, ищет у реакционной печати и церкви. Царизм надеялся, что Булгарин и Филарет отвоюют общественное мнение у Герцена и Чернышевского.

Общеизвестно, однако, что в первые годы правления Александра II было запрещено упоминать имя Герцена даже самым верноподданным авторам. Так, несколько лет не разрешалась перепечатка изданного в Берлине бездарного памфлета Н. В. Елагина «Искандер — Герцен». Правительство рассудило со своей точки зрения довольно здраво, что при огромной популярности Герцена антигерценовская литература, тем более бесталанная, только увеличит славу лондонских эмигрантов и, хотя и в негативной форме, будет способствовать распространению их идей.

В итоге петербургские верхи не могли выйти из заколдованного круга: церковь и реакционная пресса явно поощрялись к борьбе с Герценом и в то же время им не давали развернуться в их возможности не верили34.

Вольные издания продолжали распространяться по стране. Корреспонденции из России продолжали поступать в Лондон.

«Полярная звезда» и «Колокол» продолжали выходить.

Глава V

МИХАИЛ ЛУНИН

От людей можно отделаться, но от их идей нельзя

Легенда и правда о Лунине. Лунинские материалы у Герцена и Огарева с конца 1858 г. Кто написал «Разбор донесения тайной следственной комиссии» — Лунин или Никита Муравьев? Загадочная дата — 10 октября 1857 года. «Разбор» мог доставить в Лондон П. И. Бартенев, получивший текст у С. Д. Полторацкого. Это могли сделать также Матвей Муравьев-Апостол и Евгений Якушкин

Когда друзья заметили, что за годы заключения в Шлиссельбурге Михаил Лунин лишился почти всех зубов, тот отвечал: «Вот, дети мои, у меня остался только один зуб против правительства».

Когда комендант вошел в грязный каземат, со свода которого сочилась вода, он спросил находившегося там Лунина, нет ли у него каких-нибудь просьб или желаний.

«Я ничего не желаю, генерал, кроме зонтика».

Никем не доказано, что эти остроты были на самом деле произнесены. Но такая уж была судьба у Лунина. Анекдоты и легенды о храбрости, дерзости, дуэлях и остротах сопровождали его имя чуть ли не с 17 лет, когда он отличился в кампании 1805 г., до самой таинственной смерти декабриста в 1845 г.

Но когда знакомишься с достоверной биографией Лунина, становится ясно, отчего легенды возникали и не могли не возникнуть1. Внешние обстоятельства этой жизни действительно ни на что не похожи — внезапны и парадоксальны: блестящий гвардейский офицер и наследник богатейшего тамбовского помещика внезапно уходит в отставку, живет в парижской мансарде, дает уроки французского языка (во Франции!), пишет какие-то не дошедшие до нас сочинения (которые избранным читателям кажутся замечательными), внезапно принимает католичество. Член тайного общества, он дерзко предлагает «решительные меры» — цареубийство. Затем внезапно отходит от общества, служит в Варшаве у великого князя Константина; после 14 декабря Константин — по легенде — готов был помочь побегу Лунина за границу, но тот бежать не захотел. За Луниным долго не приходили, пока Постель не назвал на допросе его имя в числе тех, кто когда-то замышлял цареубийство. На следствии Лунин держится дерзко, получает пятнадцать лет каторги, несколько лет сидит в крепости, затем попадает в Читу и наконец на поселение в Урик близ Иркутска.

Ссыльные декабристы жили как бы в обороне. Чтением, беседой, размышлениями они защищались от уныния, упадка сил и духа.

Такие люди, как Якушкин, Пущин, Михаил Бестужев и другие, вернувшись из ссылки, казались моложе и бодрее многих людей николаевского времени, более молодых годами и никогда не подвергавшихся репрессиям.

Не все декабристы, вернувшись из ссылки, искали «тихой жизни»: многие принялись за мемуары, вступили в контакт с Вольной печатью Герцена, 30-летняя оборона от удушающего воздействия власти давала свои плоды.

Однако Лунин приступил, по его собственному выражению, к «действиям наступательным» на 20 лет раньше других, в самое, казалось бы, бесперспективное время — 30-е и 40-е годы. Еще прежде пытался наступать один из участников восстания Черниговского полка — Иван Иванович Сухинов. Его действия были по замыслу просты: восстание и бегство через китайскую границу.

Сухинова приговорили к расстрелу. Он предупредил казнь самоубийством. Лунин наступал иначе. Могло показаться странным, что в контратаку пошел именно он, а не кто-либо из более крупных деятелей тайных обществ и непосредственных участников восстания. Ведь от заговорщиков он отдаляется довольно рано. В его размышлениях еще смолоду политические проблемы довольно сильно переплетаются с религиозно-нравственными.

Но Лунин никогда не действовал по правилам слишком элементарной логики.

В селе Урик, где Лунин живет со своим двоюродным братом Никитой Муравьевым, одним из лидеров Северного общества декабристов, он за несколько лет создает серию крупных нелегальных произведений, которые начинает распространять.

Кроме того, он пишет свои знаменитые письма к сестре Екатерине Сергеевне Уваровой, предназначавшиеся, конечно, не для одной сестры; письма дерзкие, свободные — будто не было ни ссылки, ни императора.

Так прошло несколько лет. Но в ночь на 27 марта 1841 г. за Луниным пришли. Сам доносчик, чиновник Успенский, с ним вместе иркутский полицмейстер, капитан жандармской команды и пять жандармов ворвались в дом к Лунину и увезли его. Декабрист С. Трубецкой писал много лет спустя: «Лунин нисколько не удивился новому своему аресту; он всегда ожидал, что его снова засадят в тюрьму, и всегда говорил, что он должен в тюрьме окончить свою жизнь»2. Больше никто из друзей никогда не видел его. К тому времени уж все декабристы отбыли каторгу и жили на поселении. Лунин был единственным, который почти через 20 лет после 14 декабря сидел в каторжной тюрьме в Акатуе — самом гиблом месте из всех сибирских гиблых мест.

И снова, как в молодости, вокруг его имени — легенды и тайны, не разгаданные полностью и до сей поры. Никто, кроме высших лиц империи и горстки товарищей по ссылке, не знал точно, в чем заключается второе преступление Лунина. Много лет ходил слух, будто Лунин что-то передал для напечатания за границу, но агенты III отделения доискались, кто передал.

Из Акатуя не полагалось писать писем. В послании, которое удалось секретно переправить С. Г. Волконскому, Лунин сообщал: «По-видимому, я обречен на медленную смерть в тюрьме вместо моментальной на эшафоте. Я одинаково готов как к той, так и к другой».

Еще осенью 1845 г. сестра Лунина продолжала посылать просьбы и запросы о брате, не подозревая, что брата уже нет в живых.

Такой человек и умереть не мог обыкновенно. До сих пop обстоятельства его смерти чрезвычайно темны: ни одна из версий — простуда, угар, удушение по тайному приказу из Петербурга — не может считаться доказанной полностью. Никита Муравьев, знавший больше других о своем родственнике и друге, скончался двумя годами раньше его.

Тайна Лунина — его жизни, смерти, произведений — к концу 50-х годов существовала уже два десятилетия и, казалось, не имела шансов раскрыться, прежде чем не выйдут наружу секретные донесения и приказы, что хранились в недрах III отделения.

Но в 1858–1859 гг. в посмертной биографии Лунина происходят значительные события.

10 сентября 1858 г., через пять месяцев после выхода IV-ой «Полярной звезды», мы встречаем имя Лунина в письме Герцена к М. К. Рейхель: «„Лунина“ получил, несмотря на avviso (указание — итал.), что его посылать не нужно» (XXVI, 205)3.

А 15 февраля 1859 г. в 36-м листе «Колокола» была напечатана статья неизвестного автора под названием «Из воспоминаний о Лунине»4.

Точнее было бы другое заглавие: «Из легенд о Лунине». В статье рассказывалось о вызове на дуэль, который Лунин однажды осмелился сделать великому князю Константину, о «зубе против правительства» и «зонтике в каземате», о том, что «на месте казни, одетый в кафтан каторжника и притом в красных грязных рейтузах, Лунин, заметив графа А. И. Чернышева (одного из главных судей над декабристами), закричал ему: „Да вы подойдите поближе порадоваться зрелищу!“»

Вот что автор статьи писал о конце Лунина:

«В 1840–1842, возмущенный преследованиями религиозными и политическими, которые шли, быстро возрастая, при Николае, он написал записку о его царствовании с разными документами. Цель его была обличить действия николаевского управления в Европе; записка его была напечатана в Англии или в Нью-Йорке.