Эдуард Лимонов - Другая Россия
Французская революция, будучи-таки действительно буржуазной, все же сменила календарь, отсчитывала время от самой себя, некоторые названия месяцев, брюмер — когда туманы — или плювиоз — месяц дождей — мне нравятся, они поэтичны и трагичны. Однако французы, несмотря на своих якобинцев (от зала при церкви Святого Жакоба, Якова, где они собирались), остались в самое революционное время все же в традиционных рамках в том, что касалось собственности и семьи. Самые крутые были, конечно, ребята, собравшиеся вокруг Максимилиана Робеспьера, он сам, его брат, и его ближайшие сподвижники Сен-Жюст и Камилл Демулен. У Робеспьера была попытка основать новую гражданскую религию, он даже был провозглашен ее пророком и святым, но не успел развернуть дело. 28 июня 1794 года голова Максимилиана Мари Исидора Робеспьера свалилась в корзинку гильотины. В Париже в Музее Архивов, он находится на пересечении rue des Archives и rue Rambuteau (совсем рядом — напротив в доме 54 по rue des Archives помещалась моя первая в Париже квартира-студио), я однажды посетил выставку документов эпохи Французской революции. Там я впервые увидел подпись Робеспьера. Она поразительна: рыжая, запутанная в клубок как колючая проволока, она вдруг обрывалась далеко вниз, в нескольких случаях даже на десять-пятнадцать сантиметров. Обыкновенно подпись стояла под списком фамилий людей, приговоренных к обезглавливанию. Сама подпись, можно сказать, представляла как бы зарисовку падения головы в корзину гильотины. Более трагической и поразительной подписи я никогда не видел, ни до, ни после. Подпись предвосхитила и собственную судьбу Робеспьера, и могла бы служить символическим изображением годов Революционного Террора. Были радикальные попытки переделать жизнь общества у основоположников анархизма французов Фурье и Сен-Симона. Была разработана теория «фаланстеров», коммун в которых на новых совершенно началах должны были жить свободные мужчины и женщины. Известно, что такие коммуны были основаны в Соединенных Штатах (если не ошибаюсь, на юге в штате Луизиана) и в России, на Волге (у писателя Лескова даже есть удивительный роман на эту тему) в восьмидесятые годы XIX века. К сожалению, я мало знаю о фурьеристах, сен-симонистах и фаланстерах, а серьезное исследование на эту тему в следственном изоляторе не представляется возможным, потому обойду тему стороной, лишь упомянув.
И в России радикализм политический развивался совместно с радикализмом экономическим и радикализмом в отношениях полов. Уже упомянутая не раз работа Эткинда «Хлыст» отлично показывает один из аспектов этого процесса. Разумеется, г-н Эткинд — демократ и либерал, и его собственный вкус окрашивает его оценки радикальных попыток переустройства общества во враждебные тона. Однако он проделал большую работу, и его книга объясняет многое, в частности, какие далеко не только марксистские корни были у русской революции 1917 года, но и корни сектантские. Неудивительно, что мечтая о революции нравов, об уничтожении семьи, к большевикам присоединились такие свободные женщины как Инесса Арманд, блудная дочь генерала Довмонтовича Саша Коллонтай, или Лариса Рейснер. Правда, вскоре после прихода к власти, большевики, увы, отказались от многих радикальных идей раннего большевизма, в том числе и от желания (лучше всего его теоретически выразила А. Коллонтай в своих работах) — разрушить семью и создать общество свободной любви. А тут еще и ранняя смерть вождя Ленина положила конец многим экспериментам в области собственности и семьи. Никаких обобществлений жен и имущества так и не произошло. Новые формы общественной жизни созданы не были. Тут, конечно, сыграла роль и сама личность сменившего Ленина на посту вождя кавказца Сталина-Джугашвили. Будучи, как сейчас говорят, по происхождению «чуркой», Сталин, разумеется, был более патриархален и реакционен, и его вкусы впрямую отразились на модели общества, которое он навязал России. Пост-революционная Россия была принуждена жить по дореволюционному адату. Опять.
Чтобы воистину сломать и воистину построить, нужно будет следовать Дольчино, адамитам, Мюнцеру и Джону Лейденскому, а не Сталину. Русская революция вообще многих своих целей не достигла, провалилась во многом. Но об этом уместно говорить уже в следующей лекции.
лекция двенадцатая
Нерадикальность революции 1917 года
Большевики замахнулись было на многое. На первую в мире революцию четвёртого сословия. Весь мир голодных и рабов должен был, срезав за ненадобностью высшие первые классы общества, ликвидировав их или разбросав по стране, как придётся, мир голодных и рабов должен был управлять государством сам, посредством Советов.
Этого не произошло. Потому что: во-первых организация, совершившая и организовавшая революцию во имя четвёртого сословия (пролетариев, наёмных рабочих) — большевистская партия не самораспустилась и не передала всю власть в руки Советов. Партия, напротив, сдала лишь чуть-чуть в руки Советов, а себе брала всё более и более власти. Во-вторых: партия заполонила собой Советы изнутри, и таким образом дублировала саму себя у власти. Функции Советов и партии не были строго разграничены, в любом случае не четвёртое сословие стало управлять страной, а партия РСДРП, позднее, РКПб, ВКПб — та партия, которая осуществила революцию, ни в коем случае не являлась партией четвертого сословия, но была партией маргиналов, о чём уже говорилось в этой книге. И именно потому, что она была партией маргиналов, она была талантлива, эффективна и смогла осуществить революцию. Подобно партии большевиков, фашисты в Италии и национал-социалисты в Германии собрали именно партии маргиналов, а не партии пролетариев или буржуазии. (Именно потому они и вызывали такую ненависть, и именно потому их и растоптали, всех, всех. Одних — раньше, других — позже! Они были не свои).
Великие Партии Европы, в том числе и партия, ведомая Лениным, были на самом деле великолепными армиями наёмников-добровольцев, взявшихся отбить власть для четвертого сословия. И установить власть четвертого сословия, его вечное царство. Только называли они свой «весь мир голодных и рабов» — четвёртое сословие, по-разному. Большевики называли «пролетариат» или «трудящиеся». Гитлер называл их «volk» — народ, или немецкий народ, Муссолини — Popolo d`Italia (так и его газета называлась), но имели они в виду всt четвёртое сословие — большинство населения. Власть большинства казалась абсолютно справедливой в сравнении с властью миноритарных классов: некогда аристократии, позже — буржуазии. Но всё дело в том, что, отбив власть для четвёртого сословия, Великие Партии Европы не ушли. Они остались у отбитой власти и правили de facto во благо интересов партии, для партии. Так что никакой революции для пролетариата или для volk не получилось. Получилась революция прежде всего для партии. И чуть-чуть для пролетариата (для volk), дабы у доктрины хотя бы сходились концы с концами. В Германии восторжествовала упоённая власть национал-социалистической партии, тех активистов и заговорщиков, которые сплотились вместе в 1918—1933 годах под водительством Гитлера. (Впрочем, часть их погибла в междуусобной резне 1934 года.) Впоследствии к власти примкнули представители крупного капитала Германии. Если первая революция 1933 года (30 января, на выборах) была направлена против левых, и эта революция восторжествовала, то второй революции — против правых, а её требовали штурмовики во главе с Эрнестом Ремом в 1934 году, также как требовали левые братья Штрассеры — так и не произошло. В Италии дело обстояло ещё хуже: там фашистский режим маргиналов умудрился делить власть и с капиталом и даже с королём.
Итак, собственно власти пролетариата (трудящихся), народа (volk), popolo — не состоялось. В этом был провал и обман Великих Революций 1917, 1922, 1933 годов. И в значительной мере самообман Великих Партий.
Мир хотели переделать основательно и устроиться надолго в этом «тысячелетнем райхе», в «коммунистическом будущем», в «итальянской средиземноморской цивилизации». Хотели создать нового человека.
Создать советского человека не получилось. Какое-то количество индивидуумов подвергли мощному внушению, что они есть советские люди. Но внушения хватило не надолго. После насильственного разрубания Советского Союза в 1991 году на республики, референдумы в республиках показали, как нестоек оказался этот советский человек, как эфемерен. Советскую национальность на крови не создали. Всё держалось на убеждениях, на соплях.
Не поняли, что мелкие народы — это мины замедленного действия, заложенные под советскую цивилизацию. Позволили уже с 20-х годов каждому захудалому племени пестовать свои «адаты», обычаи предков. Так центр в Москве им еще и помогал! Всероссийский бюджет отпускал деньги на существование газет, журналов, книг, типографий на языках народов СССР. Тем, совсем ничтожным, у кого не было даже письменности, наши ученые еще и разрабатывали письменность и записывали их устные предания. Тем расширяя изоляцию этих народов, усугубляя их отличие, порождая межнациональную рознь.
