Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга V - Алексей Ракитин
Не ограничившись этим глубоко ошибочным заявлением, он усилил его, пафосно брякнув: «(…) исследовал кровь на досках пола и перегородок, и вся кровь, найденная там, также как и на одежде, оказалась такой же, как и кровь убитого. На подкладке пальто было пятно крови, и это была не лошадиная, а именно человеческая кровь (…)».[2]
Ох, лучше бы он промолчал!
Фрагмент стенограммы судебного заседания, воспроизводящий утверждение доктора Фоя о происхождении от человека изученных им следов крови на оджеде подсудимого.
Явно наслаждаясь прикованным вниманием, эксперт уверенно заявил, что «никакое другое вещество не может быть ошибочно принято за кровь в химическом анализе» («no other substance can be mistaken for blood in the chemical analysis») и объяснил, что лошадиные кровяные тельца — белые и красные — легко отличимы от человеческих при микроскопическом исследовании. И чтобы окончательно устранить возможность каких-либо сомнений в точности сказанного, мистер Хейс внушительно заявил: «Авторитетные источники дают диаметр тельца в одну сорок шестую тысячную часть дюйма; диаметр тельца крови лошади примерно на треть меньше, чем у человека; эти мешочки в определённой степени гибкие».[3]
Формально доктор Хейс как бы и не обманул, поскольку кровяные тельца человека и лошади действительно различаются размером, и в хороший микроскоп [с увеличением от 600 и более раз] эту разницу можно увидеть. Но ведь Хейс не исследовал кровь в чистом виде! Он исследовал кровь, которая попала на одежду, впиталась в неё, затем попала в герметично закрытую бочку, подверглась там дальнейшему загрязнению, затем была извлечена из бочки, находилась на открытом воздухе под дождём, после этого некоторое время находилась в здании 5-й полицейской станции и там высыхала, и уже после этого в лабораторных условиях подверглась дегидратации, т. е. переводу в жидкую форму [пригодную для исследования под микроскопом]. Подобное «восстановление» крови делает невозможным, точнее говоря, некорректным любые последующие сравнения с «эталонными» образцами жидкой крови. Изюминка этой ситуации заключается в том, что описанные нюансы были хорошо известны судебным медикам той поры, именно по этой причине настоящие эксперты в этой области не утверждали, будто способны отличить следы человеческой крови от крови животного, птицы или рыбы. Если бы пробирный чиновник Дэйна Хейс действительно открыл способ определять видовую принадлежность крови, то он обессмертил бы своё имя, подобно тому, как обессмертили себя Чистович и Уленгут. Однако в истории науки Дэйна Хейс останется не как учёный, а как пустомеля. Или шарлатан — это если выражаться мягче!
У описанной ситуации имелась ещё одна изюминка, правда, никем в ту минуту не замеченная и не оценённая. Защита Левитта Элли поняла, что обвинение, выпустив в качестве эксперта Дэйну Хейса, очень сильно напортачило. Пробирный чиновник, по сути, допустил под присягой глубоко антинаучные заявления, введя суд в заблуждение. Если называть вещи своими именами, то это был скандал. На произошедшее можно было обратить внимание сразу же, но адвокаты решили этого не делать, посчитав, видимо, целесообразным поднять данный вопрос позже.
Логика защиты выглядит понятной. Если антинаучные утверждения Хейса разоблачить немедленно, то он, находясь на свидетельском месте, сумел бы быстро сориентироваться и видоизменить ошибочные заявления, сделав их более обтекаемыми или многозначными. Он мог бы сказать, что был неправильно понят, или даже частично признал бы ошибку, объяснив её оговоркой или сославшись на эмоциональное напряжение. В общем, если Дэйна Хейс не являлся совсем уж конченым глупцом, он мог бы сообразить, что допустил серьёзнейшую ошибку, и попытался бы выкрутиться из опасного положения. И это бы «смазало» эффект его разоблачения. Поэтому, с точки зрения защиты, гораздо разумнее было бы не спешить с опровержением антинаучных тезисов господина пробирного чиновника. Пусть он с чувством честно выполненного долга покинет свидетельское место… пусть высохнут чернила в стенограмме судебного заседания… а когда придёт время, адвокаты извлекут на свет эту самую стенограмму и выставят безграмотного «эксперта» на всеобщее обозрение, подобно тому, как рыбак выставляет напоказ большую рыбу, подвешенную на кукан.
Логику защиты следует признать безусловно правильной. И мы в своём месте ещё увидим, как эта задумка была реализована.
Дэйна Хейс покинул свидетельское место без перекрёстного допроса. Наверняка он был очень доволен собой, а сторона обвинения осталась довольна им как толковым и очень полезным свидетелем. И никто из этих почтенных господ не понял, в какой же капкан угодило обвинение благодаря красноречию бестолкового знатока «физиологической химии».
Далее кресло свидетеля занял следующий эксперт обвинения доктор Хорас Чейз (Horace Chase). Немногословно и с достоинством он представился, сообщив, что занимается врачебной практикой уже 8 лет. Доктор Хейс, дававший показания ранее, привлёк его к проведению своей экспертизы кровяных пятен, найденных на досках конюшни на Ханнеман-стрит и одежде обвиняемого. Хорас Чейз участвовал во всех манипуляциях с кровью, проводимых 30 и 31 января 1873 года в лаборатории доктора Дэйна Хейса. Исследования показали, что подозрительные пятна оставлены человеческой кровью.
Далее произошёл инцидент до некоторой степени комичный и красноречивый одновременно.
Пробирный чиновник Хейс, закончивший давать показания буквально четвертью часа ранее, возжелал сделать уточнение. По решению судьи ему дали слово, и почтенный джентльмен сообщил, что в данных ранее показаниях допустил досадную оплошность, заявив, будто размер красных кровяных телец лошади составляет 0,046 дюйма, на самом деле таковая величина составляет 0,46 дюйма.[4]
Подобная демонстративная борьба за точность выглядит, конечно же, комично, учитывая, что человек, путавшийся в сотых и тысячных долях дюйма, допускал куда более серьёзные, с медицинской точки зрения, ошибки, демонстрируя непонимание фундаментальных истин и понятий, коими с важным видом оперировал в суде. Разумеется, господин «эксперт» обвинения мог бы и не усаживаться повторно в кресло свидетеля, поскольку ошибка в сотых и тысячных долях дюйма никого в зале суда не интересовала и ни на что не влияла, но господину Хейсу, видимо, так хотелось выглядеть безупречно и так хотелось заполучить ещё нескольких минут всеобщего внимания, что он не отказал себе в описанной выше смехотворной выходке.
Последовавший затем допрос доктора Джона Хилдреча (John Hildreth), производившего судебно-медицинское вскрытие останков Абии Эллиса, оказался намного более информативным и полезным для суда. Хилдреч сообщил, что начал свою работу в 10 часов утра 8 ноября 1872 года, к тому моменту тело было извлечено из воды уже около 2-х суток. Судебная практика тех лет по умолчанию предполагала
