Татьяна Миронова - Из-под лжи
На этом свидание с двойником Распутина не закончилось, Через три-четыре дня последовало повторное приглашение, "заезжал Манасевич, очень убеждал приехать ("прямо антрепренер какой-то!" – так восклицает Тэффи) и показывал точный список приглашенных". Большинство из них не знали друг друга и пришли только поглядеть Распутина. Как заезженная пластинка прокрутилась прежняя "программа": разговоры о "божественном", приставания, скабрезным тоном о Государыне, "хозяин все подходил и подливал ему вина, приговаривая: "Это твое, Гриша, твое любимое". "Распутин" напился, потом ударила музыка. "Распутин вскочил… сорвался с места. Будто позвал его кто… Лицо растерянное, напряженное, торопится, не в такт скачет, будто не своей волей, исступленно, остановиться не может". "Голос Розанова: "Хлыст!"… И вдруг Распутин остановился. Сразу. И музыка мгновенно оборвалась, словно музыканты знали, что так надо делать" (53, с. 235, 239).
Писательской интуицией Тэффи заподозрила в этих встречах "обделывание каких-то неизвестных нам темных, очень темных дел" (53, с. 240). Догадка ее нашла подтверждение. Пьяный "Гришка" проговорился, знает, что они журналисты, "Это было очень странно, – удивилась Тэффи. – Ведь не мы добивались знакомства со старцем. Нас пригласили, нам это знакомство предложили и вдобавок нам посоветовали не говорить, кто мы, так как "Гриша журналистов не любит", разговоров с ними избегает и всячески от них прячется. Теперь оказывается, что имена наши отлично Распутину известны, а он не только от нас не прячется, но, наоборот, втягивает в более близкое знакомство. Чья здесь игра? Манасевич ли все это для чего-то организовал – для чего неизвестно?" (53, с. 238). Это было действительно дело рук еврея Манасевича только для одного, чтобы литераторы и журналисты засвидетельствовали, что своими собственными глазами лицезрели "живого Гришку" – пьяного, распутного хлыста. "Все мои знакомые, которым я рассказывала о состоявшейся встрече, высказывали какой-то совершенно необычайный интерес. Расспрашивали о каждом слове старца, просили подробно описать его внешность, и главное, "нельзя ли тоже туда попасть?" – свидетельствовала, как и было задумано Манасевичем, Тэффи (53, с. 234).
Устроитель "распутинских" спектаклей еврей Манасевич-Мануйлов был профессиональный мошенник. Задолго до эпопеи с двойником Распутина он, широко афишируя свои связи с высшими кругами, за солидный куш предлагал услуги по протекции разных дел – от разрешения на открытие парикмахерской до ходатайства за заключенного под стражу и назначения на государственную должность. Он демонстрировал молниеносное разрешение просьб, связываясь по телефону то с министром внутренних дел, то с самим Председателем правительства, получая от них телефонные заверения в скором решении вопросов. Выудив у простаков гонорар за свои ходатайства, Манасевич всячески избегал дальнейших встреч с прежними просителями, принимая череду новых. Подобные мошенничества оставались, впрочем, совершенно безнаказными, так как просители не имели свидетелей обмана, чаше всего ходатайствовали у Манасевича по незаконным делам и не стремились потому выдвигать против него официальные обвинения.
Но когда Манасевич включился в аферу с двойником, он стал получать от мошенничеств двойную выгоду. И его аферы часто удавались, благодаря магическому действию имени Царского Друга, и наветы в связи с этим на Распутина усиливались, за что Манасевич, безусловно, получал вознаграждение от заинтересованных лиц. Причем безнаказность была и здесь гарантирована Манасевичу. Ведь в "спектаклях", описанных Тэффи, не было ни одного противозаконного деяния. Двойник никому не представлялся как Григорий Ефимович Распутин, просто созванных гостей загодя предупреждали, что это он самый и есть. Двойник чаще всего не говорил ничего дурного о Царской Семье, но то, что он говорил о своей близости к Ней, позорило Государя и Государыню просто потому, что такой нечестивый мерзавец был вхож к Царю. И потому, случись полиции нагрянуть на подобную вечеринку и проверить документы у "Гришки", он бы невинно протянул им свой паспорт со своим собственным именем и избежал бы какой-либо ответственности за "спектакль". Безнаказность делала подобные выходки все более частыми и наглыми. История разгула двойника в московском ресторане "Яр" – лучшее тому подтверждение.
26 марта 1915 года Григорий Ефимович приехал и в тот же день уехал из Москвы. Но вот донесение полковника Мартынова, что "по сведениям пристава 2 уч. Сущевской части г, Москвы полковника Семенова", Распутин 26 марта около 11 часов вечера посетил ресторан "Яр" с вдовой Анисьей Решетниковой, журналистом Николаем Соедовым и неустановленной молодой женщиной. Потом к ним присоединился редактор-издатель газеты "Новости сезона" Семен Лазаревич Кугульский. Компания пила вино, расходившийся "Распутин" плясал русскую, вытворял непристойности, хвастался своей властью над "старухой" (так этот человек именовал Царицу). В 2 часа ночи компания разъехалась. Мартынов прилагает записку "Распутина", отобранную полицией у певицы ресторанного хора. Каракули внешне похожи на распутинские, но почерк не его: "Красота твоя выше гор. Григорий", Обратите внимание на содержание записки. Она прямо перекликается с тем, что двойник Распутина написал для любопытной Тэффи; "Прекрасны и высоки горы. Но любовь моя выше и прекраснее их". Совпадение вряд ли можно назвать случайным, оно – свидетельство того, что и в ресторанном кутеже, и на встрече с литераторами роль Распутина исполнял один и тот же человек, очень похожий на Старца. Записка была единственным "документом" в деле о кутеже в "Яре". Никаких свидетелей и никаких участников "оргии". Поэтому Императрица совершенно справедливо писала Государю: "Его (старца Григория) достаточно оклеветали. Как будто не могли призвать полицию немедленно и схватить Его на месте преступления" (16, с. 165).
Итак, в московском ресторане "Яр" гулял двойник Распутина с подставной компанией, и все разыгрывалось по обыкновению: пьянство, приставания к дамам, упоминания о Царской Семье, хлыстовская пляска. И если бы полиция была вызвана тогда же – открылось бы, что Распутин – ненастоящий, и Анисья Решетникова, благочестивая купеческая вдова 76-ти лет, никогда не была в ресторане. А вот еврей-газетчик Семен Лазаревич Кугульский был личностью подлинной и, скорее всего, являлся антрепренером "оргии". Это он постарался, чтобы дело о кутеже в "Яре" попало в печать еще до расследования и обросло непристойными подробностями. Вслед за этим Государственная Дума подготовила запрос о событиях в ресторане "Яр", потом не дала ему хода, намеренно распространяя вымысел, что Думе запрещено делать этот запрос, так как Царская Семья "боится правды". И пошла-поехала злословить досужая чернь: пьяный, развратный мужик – любимец Царской Семьи!
Вот так, обдуманно и нагло, был введен в общество двойник Григория Ефимовича Распутина. И хотя поступки двойника, его слова, записки, сама внешность – длинный мясистый нос, жидкая бороденка, беспокойные, бегающие глаза – весьма отличались от благообразного облика Григория Ефимовича, но двойник настойчиво выдавался и, главное, охотно принимался за Молитвенника и Друга Царской Семьи.
Остановимся на так называемых "записках" Распутина, немало послуживших фальсификации его личности. Перед нами два письма в газету "Русское слово", адресованные, как гласит корявая надпись на конверте, "Прапаведнику прыткаму Григорiю Спиридоновичу Петрову и Ледахтору Руцкаго Слова отъ Гришатки Распутина изъ села Пакровскаго изъ Тобольской губернии" (54).
В описях эти письма значатся как подлинные, принадлежащие руке Григория Ефимовича. Однако при первом же внимательном чтении два важнейших обстоятельства заставляют сразу же усомниться в их подлинности. Во-первых, автор писем, хотя и стилизует свой почерк под неумелые каракули малограмотного крестьянина и, подделывая почерк под простонародный, старается писать буквы не ровно в строку, а прыгающими невпопад, с нажимом, специально кривит мачты букв, петли у букв рисует неокруглыми, буквы не имеют наклона вправо, как это бывает у скорописных грамотных почерков, одним словом, фальсификатор демонстрирует непривычку руки к письму, но в этой стилизации под "мужичка" весьма умело выписаны каллиграфические ж, х, ъ. Такому их начертанию без гимназических уроков чистописания не выучиться.
Порой автор подделки нечаянно сбивается на свой обычный почерк, и тогда мы видим в письмах уверенную руку интеллигента, привычного к письменной работе. У букв в словах появляется сильный наклон вправо, они обретают округлость форм, петли у д, у становятся удлинененно-округлыми, слова записаны ровно в линию, без прыгающих букв. Особенно профессионально выписаны буквы ъ, т, и, н, те, что формируют основу скорописи. Если сопоставить эти письма с документами, доподлинно принадлежащими руке Григория Ефимовича, то даже беглый обзор особенностей почерка самого Распутина показывает его абсолютное несходство с фальшивками. Подлинный почерк Распутина хотя и неровный, с ученическим нажимом, буквы пишутся не слитно, но начертания в нем весьма уверенные, вариантов написания одной и той же буквы практически не встречается.
