Альберт Макашов - Трагедия СССР. Кто ответит за развал

Почетный академик Международной славянской академии наук, образования, искусств и культуры - 1999 год.

Орден «За службу Родине» III степени - за освоение новой боевой техники.

Орден Красной Звезды - за успешное проведение оперативно-тактических учений в Закавказье с присутствием иностранных военных наблюдателей.

Орден «Защитник Советов» - за защиту Конституции и Советской власти в октябре 1993 года.

Орден Сталина, за № 01, - за совокупность патриотических действий по освобождению России от перестройки и реформ.

Орден «За мужество и храбрость» - Приднестровской Молдавской Республики.

Был под следствием с 25 августа по 25 декабря 1991 года. Из четырнадцати командующих войсками округов и четырех сил флотов единственным уволен за активную поддержку ГКЧП.

Находился в тюрьме «Лефортово» с 4 октября 1993 года по 26 февраля 1994 года за активное участие в восстании против ельцинского режима.

Под следствием со слов СМИ за разжигание антисемитской ненависти и призывы к насильственному свержению ельцинской власти (4,6 октября 1998 г. на митингах в Москве и Самаре, в апреле 1999 г. в Новочеркасске на встрече с казаками).

«НАРОДНЫЙ ГЕНЕРАЛ» - признан на митингах, в армии.

Есть еще два ордена иностранных государств, но я их не афиширую.

Я горжусь особенно своим участием в защите Верховного Совета и Конституции РСФСР. Иметь гражданское мужество выше, чем военное. Я не сбежал, не отказался от Красного знамени, от Присяги. С тех пор каждого меряю вопросом: «А что ты делал в октябре 93-го?»

По возвращении из Приднестровья спрашиваю редактора журнала «Молодая гвардия» Анатолия Иванова, присвоившего мне звание «лучший русский 1992 года»:

- Что, не могли курносого найти?

А Иванов отвечает:

- Нев отсутствии курносых дело, а в отсутствии русского характера бойцовского.

А по мне, так лучший или не лучший года, месяца или недели - неважно. Главное - русский. Главное - что не «лучший немец», как Горби и его подпевалы.

Я был еще комендантом Нахичеванской республики, когда позвонил командующий Родионов И.Н. и приказал срочно прибыть в Ереван:

- Вы назначены министром-комендантом особого района Армении.

- Игорь Николаевич, но там же правит ваш начальник штаба Самсонов. Неудобно мне как-то .

Откровенно говоря, мне не хотелось с одной собачьей должности на другую.

- Альберт Михайлович, приказ уже подписан. Прилетай.

Так я оказался комендантом особого района Армении после землетрясения.

Многотысячные митинги на Театральной площади сотрясали республику. Армянская диаспора за рубежом подпитывала эти настроения материально. Я выходил на встречи с людьми и доказывал, что республика, которая сто процентов хлеба, восемьдесят процентов мясо-молочной продукции, сто процентов деловой древесины, нефти, газа и т. д. получала из центра, не может выжить, отделившись от Союза. Митингующая Армения бежала к «независимости» впереди республик Прибалтики.

Чем только коменданту не приходилось заниматься. От поддержания порядка, поставки материалов, расквартирования строительных частей и техники для работы в очагах разрушения до выступления на телевидении, радио, в газетах. Я жил в кабинете, превращенном в центр управления. За дверью стояла раскладушка, на столе лежал мой автомат. И вот в это время приехал Проханов, и я познакомился с ним лично, хотя до этого с удовольствием читал его газету «День», когда выдавалась свободная минута (армейская шутка: когда командиры читают газеты - отдыхают, когда политработники - работают). Для поездки из Еревана в Карабах я отдал Проханову свой «УАЗ», водителя и адъютанта с автоматом.

В Ереване карабахских армян считали не равными себе, и в разговорной речи часто слышалась кличка «карабахский ишак». А здесь началась такая кампания в прессе, радио, ТВ, что сразу были созданы комитеты «Карабах» во всех вузах, школах, и даже в детских садах детишки водили хоровод с флажками «Карабах» в руках. Это было настолько нелепо, настолько видно, что все ветви власти, в том числе и армянские, отслеживали эту карабахскую, опасную обстановку. Дело в том, что 7-я армия, расположившаяся на территории Армении, и 4-я армия в Азербайджане в период войны укомплектовывались в основном за счет местного населения, и офицеры были в основном местные. Таки звали: «Армянская армия», «Азербайджанская армия», и все старания кадровиков и мобилизаторщиков исправить положение не удавались.

Тот личный состав, который прибыл из Ростовской области и Краснодарского края, не спасал положения. Таки приходилось мне большую часть времени работать в Армении, а в Баку работал генерал-полковник Тягунов Михаил Александрович, представитель Южной ставки.

В один из тех напряженных дней я и познакомился с Прохановым.

Когда я стал командующим, мы с ним продолжали поддерживать связь: то военком г. Троицка сообщит о рассказах одного деда, который якобы на фронте расстрелял отца Горбачева; то делегация писателей во главе с Кунаевым пожелает посмотреть не солдат с Красной площади, а настоящих -с Тоцких лагерей. А когда меня «демократы» уволили, то я уже не выходил из редакции Проханова.

Помимо его таланта писателя, меня всегда удивляла его способность схватывать суть доклада авторов многочисленных заметок и публикаций. Практически Проханов возглавлял оппозицию после удушения советской власти. Через рентген его интервью (Руцкой, Лебедь, Зюганов, Бабурин) прошла практически вся оппозиция. Не миновала эта участь и меня. Он и вытащил меня в Приднестровье.

Когда мне исполнилось очередные «сто» лет, Проханов был ведущим за столом. Александр Андреевич, спасибо. Ласковое слово и генералу приятно!

Он столько сил вложил в раздувание Зюганова, что тот, в самом деле, поверил в свою гениальность. Сегодня Проханов этого уже не делает.

ОКТЯБРЬ 93-го

Из всего, что я заслужил, больше всего горжусь званием участника событий октября 93-го года. Тогда многие думали так же, как и я, но решиться на действия не смогли. Всё выжидали - вдруг само собой свершится. А самая трудная смелость - это смелость гражданина.

И никто не смеет осуждать ни меня, ни моих товарищей, пришедших на защиту Конституции. Продолжайте сидеть у камина и рассуждать, каким флангом надо бы бить. Вы струсили! Вы искали причины, по которым не хотели быть вместе с народом. Я был с народом, и не последним.

Октябрь 93-го - это восстание на броненосце «Потемкин», Кронштадт, бунт в Майданеке.

Октябрь 93-го - это предтеча Спасителя Иоанн Креститель. Не крестился бы Христос, не осталось бы христианства в мире. Многие, как и Иоанн Предтеча, сложили за это головы.

Массовое движение сопротивления родилось именно осенью 1993 года. Если бы не было людей, взявших на себя миссию защитников Конституции, то повторился бы безмолвный 91-й, не оставивший организованного сопротивления и развязавший руки Ельцину.

Добрые слова хочу прежде всего сказать о тысячах людей, что пришли тогда к Дому Советов. Их никто не принуждал, не гнал, не мобилизовал. Пришли сами. Они первые разобрались в происходящем. А ведь только бестолковому не было понятно, что Ельцин - враг страны, что он - враг народа. Хочу отметить: «Союз офицеров» - единственная общественная организация, пришедшая в Дом организованно. «Фронт национального спасения» спустя двое суток после указа 1400 растворился в массах - толис перепугу, то ли под давлением сионистов.

Верными моими помощниками в те дни были: капитан III ранга Евгений Штукатуров и студент юрфака Андрей Маликов, которого все называли Крестоносцем (царство ему небесное!).

В Дом пришли и те, кто два года назад помогал разрушать СССР, -депутаты. К сентябрю 1993 года у очень многих прорезались глаза: «Что же мы натворили, братцы?» Избиратели с мест давили на сознание, за два года ельцинского правления многие отшатнулись от него, а указ № 1400 сплотил порядочных. Легковесные, как навоз, уплыли, убежали из Дома Советов (списки тех депутатов, что ушли из Дома Советов, мы до сих пор не можем найти, все засекречено). Остались те, кто с большой буквы пишет «Родина» и «Честь», а не «деньги» или «карьера».

К сожалению, как это часто бывает, храбрыми и честными управляют трусы и проходимцы. Под последними разумею Руцкого и Хасбулатова.

К осажденному Дому Советов приезжали люди из различных областей России, из Приднестровья, из Белоруссии. Но, к сожалению, не было там подразделений Вооруженных сил, хотя я неоднократно обращался к частям Московского гарнизона от имени осажденных, от имени советской власти.

Привожу текст такого обращения к десантникам, которое я писал сердцем, писал, чтобы достучаться до их совести и чести.

«Десантники!

Родина в опасности.