Ульрика Майнхоф - От протеста к сопротивлению Из литературного наследия городской партизанки

ДЕМОСКОПИЯ

Институты изучения общественного мнения уже показали, к каким результатам приводит такая пропагандистская тактика. Институт Эмнида в Билефельде зафиксировал в декабре 1965 года: 51 % процент населения против того, чтобы ФРГ и далее привлекала иностранных рабочих. Институт Викерта в Тюбингене уже в декабре 1964 года провел уличный опрос и выяснил, что 70 % опрошенных мужчин и 64 % женщин «приветствовали бы увеличение рабочего времени в ФРГ на 1 час в неделю, если бы это привело к отказу от необходимости привлекать в страну иностранных рабочих».

Институт изучения общественного мнения в Алленсбахе–ам–Бодензее опубликовал данные опроса, проведенного в сентябре 1964 года. Опрошенным был задан исходный вопрос «Как вы можете охарактеризовать гастарбайтеров?» — после чего им был предложен большой набор определений, которые они могли применить к иностранным рабочим. При этом опрашиваемых просили проявить понимание того, что иностранные рабочие приехали из стран с другой культурой и другими традициями, и мобилизовать все свое чувство симпатии. Однако вышло все наоборот: «за девками ухлестывают» (43 %), «шумят» (39 %), «грязные и неряшливые» (30 %), «вспыльчивые, жестокие, грубые» (27 %). И далее: «им нельзя доверять; навязчивые; плохие работники; ленивые; бесстыжие; дерзкие; склонные к воровству».

Короче говоря: вьючные животные, асоциальные типы — точное повторение былых характеристик поляков в Верхней Силезии[151], бродячих музыкантов, цыган и прочих «социальных маргиналов», которым в прежние времена любой «честный немец», находившийся на самом дне общества, мог с удовлетворением плюнуть на голову и вообще продемонстрировать свое «элитное» положение. Да, неплохо исследователи из Алленсбаха залезли в коллективное подсознание немцев, которые носили когда–то в школьных ранцах «Изучение народов на расовой основе» Леерса![152]

А вот положительные характеристики, которые прозвучали в ответах — такие, что они, может быть, подходят для домашней собаки, для домашней скотины, в лучшем случае для незадачливого сынка, который не смог даже сдать экзамен на аттестат зрелости, но уж никак не для коллег и, скажем так, «сослуживцев». Лишь 2 позиции заметны: «экономные» (33 %) и «прилежные от природы» (22 %). И всё. Дальше — с большим отрывом — «добросердечные; приветливые; вежливые; смышленые; услужливые; уклоняющиеся от конфликтов; честные; надежные» (6 %). Как ни вертись, фальшь все равно проступает — когда начинаешь уточнять прилагательные: вместо «недостаточно ухоженные» — «грязные»; вместо «уверенные в себе» — «дерзкие»; вместо «недостаточно квалифицированные» — «ленивые»; вместо «старательные» — «прилежные от природы»; вместо «ответственные» — «добросердечные». Если же переформулировать определения, заставить опрашиваемых отвечать по другому набору характеристик, то ведь можно и скандал вызвать, и достукаться до того, что результаты опроса вообще не будут опубликованы!

Такие опросы свидетельствуют не только о дискриминации иностранных рабочих, но и о дискриминации немцев, которых заранее обрекают на некритическое восприятие предложенного им, которые не замечают, что говорят «грязные» там, где могли бы сказать «недостаточно ухоженные», — а если вдруг это замечают, то тут же с испугом отказываются от своего открытия.

Макс Фриш в предисловии к своим «Итальянцам», книге, посвященной итальянским рабочим в Швейцарии, написал: «Они доверчивы как дети; многие из них боятся снега в чужой стране; им требуется много времени, чтобы понять характер холода, который их пугает».

«Конкрет», 1966, №11

ЛОЖНОЕ СОЗНАНИЕ

В целом различие между полами лежит в иной плоскости, чем те искусственные различия, что созданы классовым обществом; так, при их появлении оно не исчезает.

Допустим, капитализм может породить благосостояние. Но счастье и свободу всем он дать не может.

1. ВНЕСЕМ ЯСНОСТЬ В ПОНЯТИЯ

Они обрели избирательное право тогда, когда избирательный бюллетень перестал быть инструментом общественных изменений.

Они были допущены к учебе в университетах тогда, когда на место рационализма и анализа в качестве «метода исследования» пришли «переживание», «чувствование» (Дидьтей) и «любовное понимание» (Больнов), когда было запрещено критическое мышление, когда целью образования стало насаждение иррационального мировоззрения. Дьёрдь Лукач описывает эту «определенную философскую атмосферу» в конце века как «разложение рационального «доверием» и «пониманием», уничтожение прогресса верой, некритическое отношение к иррационализму, мифам и мистике»[153]. В то время как приписываемая женщинам «логика сердца», которая как раз таковой не является[154], превратилась в «научный принцип», а интуиция — в «орган познания», приход девушек в университеты не мог освободить их от пут иррационализма и обывательских представлений о мире, напротив, университет все больше и больше насаждал и укреплял иррационализм и мещанство[155]. Эмансипационные устремления женщин, которые изначально были связаны с такими же устремлениями пролетариата и которые проявились одновременно с ними, стали удовлетворяться исключительно допуском женщин в научные учреждения, которые сами все более мобилизовывались на подавление эмансипации рабочего класса[156] и, за счет этого, и эмансипации женщины.

Требование эмансипации было заменено на требование равенства полов. Эмансипация означала освобождение в виде изменения общественных отношений, упразднение иерархической структуры общества в пользу демократической: ликвидацию разделения на труд и капитал путем обобществления средств производства, упразднение «барства и кабалы» как структурной особенности общества.

Требование равенства полов более не ставит под сомнение общественные предпосылки неравенства между людьми, напротив, оно требует только последовательного проведения несправедливости и равенства в неравенстве: равноправия работниц с работниками, служащих женского пола — со служащими мужского пола, чиновниц — с чиновниками, редакторш — с редакторами, депутаток — с депутатами, предпринимательниц — с предпринимателями. И действительно, эта тема равенства полов рассматривается до сих пор на любом профсоюзном конгрессе по женским проблемам и на любой конференции предпринимательниц, поскольку она закреплена юридически, но не воплощена на практике. Похоже, что несправедливый мир испытывает трудности в деле справедливого распределения своей несправедливости.

Преобразование социалистического требования эмансипации в социал–демократическое притязание на равенство полов включает в себя ставшее обычным смешение эмансипации и права на профессиональную деятельность. Эмансипация — это претензия по отношению к государству и обществу в целом, в частности, она направлена против предпринимателей; требование эмансипации предполагает отсылку к социальному положению оратора и слушателя. Равноправие, напротив, завоевывается у мужчин в целом. Профессиональная деятельность дает женщине действительно частичную независимость от самого важного для нее мужчины, то есть от денег, которые он выдает и разрешает тратить на хозяйство — почему процесс реализации себя как личности уступает дорогу браку, — и также позволяет женщине выступать в качестве самостоятельного потребителя. В мире, в котором ценность человека измеряется уровнем его доходов, такая потребительская самостоятельность, естественно, считается наивысшей ценностью; с точки зрения этой позиции работающая женщина считается «эмансипированной». В то время как она заполняет вакансии в рабочей силе в промышленности и в административном аппарате и одновременно вносит свой скромный вклад в круговорот производства и потребления, то есть ведет себя лояльно и конформистски по отношению к Системе, она ведет себя «правильно». Короче говоря: если эмансипация является ценностью, а профессиональная деятельность — правильным образом действия, то профессиональная деятельность является эмансипацией. Равноправие в этой системе обозначает только количественную потребность в ликвидации дефицита; «производство хорошей вещи требует затрат времени».

Женский вопрос как один из составляющих социального, конечно, не решен. Вопрос в том, должны ли плоды технического прогресса и индустриализации идти на пользу всем людям, включая женщин — либо только отдельно взятым; должны ли технический прогресс и индустриализация быть задействованы для облегчения удовлетворения каждодневных потребностей в питании и одежде всех людей — либо для получения отдельно взятыми власти, роскоши и хороших коммерческих сделок. Равенство же полов само по себе имеет мало общего с демократией и эмансипацией — в конце концов, нельзя пренебречь тем фактом, что прогресс, достигнутый с 1949 года в области равноправия полов, особенно в области законодательства[157] и в области политики заработной платы[158], ничего, совсем ничего не внес в дело демократизации и вовлечения женщин в политику: женщины голосуют, как и прежде, консервативно, а между тем Закон о чрезвычайном положении — не за горами. Суженные до темы «равенства полов», дискуссии по женскому вопросу ничего не добавляют в дело изменения человеческого сознания либо даже структуры власти, которая нами правит.