Виталий Бугров - О фантастике всерьез и с улыбкой
- Продолжать, развивать "Туманность Андромеды" в эпическом виде, скорее всего, не буду.
Последний мой роман - "Таис Афинская" - исторический роман из времен Александра Македонского. Времена эти интересны для меня прежде всего тем, что это был переломный момент в человеческой истории. Перед человеком предстал огромный мир, он шагнул в этот мир из маленькой Эллады, и его эллинистическое сознание впервые попыталось охватить вот эту безграничность окружающего... Вместе с тем это - роман о красоте, о том, как понимали и чтили ее древние греки, о преемственности в восприятии красоты...
Был задуман мною и еще один роман, тоже исторический; в нем я пытался осмыслить монгольское нашествие, разглядеть корни деспотизма, исследовать эту - тоже переломную - эпоху беспощадно и беспристрастно... Было уже готово и название для этой вещи - "Чаша отравы". В досоциалистическом обществе каждый, воспитываясь, выпивает ее - эту чашу неверных, уродливых представлений, предрассудков, искаженных понятий. Но в последние годы появилось сразу несколько неплохих книг о Руси тех времен, поэтому колеблюсь в своих намерениях - писать или не писать этот роман...
Хотелось бы мне исполнить и давний мой долг - написать о палеонтологии. Та философская "жила", что пронизывает мои романы, берет начало здесь, и я обязан популярно изложить читателю основы моей науки... Процесс эволюции живого все-таки гораздо более сложен и противоречив, чем мы себе обычно представляем. Природа необычайно, непредставимо жестока, она не знает иного приговора, чем смертная казнь неугодным ей; это - игорный дом, действующий на протяжении миллионов и миллионов лет, вплоть до того момента, когда человек, то высшее, что создано природой, не только осознает себя как общественное существо, но и берет в свои руки власть и над природой, и над социальным процессом...
...Товарищ мой опять посматривает на часы, и мы встаем. Теперь, когда вот-вот закроется за нами дверь в квартиру писателя, в памяти всплывают всё новые и новые вопросы, и все они представляются безмерно важными... Но мы уходим, унося с собой приятный и сильный голос, крупные черты лица и огромные голубые глаза этого человека, интересно и глубоко размышляющего о загадках прошлого и проблемах будущего. Уходим, не зная, что первая встреча с ним окажется для нас и последней...
Подготовив это интервью для публикации в одном из номеров "Уральского следопыта", я отослал его текст Ивану Антоновичу для визирования - чтобы, не дай бог, не проскочила какая нелепость, не вкралась чуждая писателю мысль или неточное слово. Иван Антонович внес ряд мелких уточнений и утвердил текст, поставив рядом с подписью дату: 21 сентября 1972 года.
А через две недели писателя не стало... Узнав об этом из утренних газет, я решил ничего не менять в интервью. Не изменил и теперь... Оставил и ответ Ивана Антоновича на традиционный вопрос о творческих планах. Пусть лишь "Таис Афинская", вышедшая книгой уже посмертно, оказалась осуществленной из этих планов.
Но ведь для читателей живы и сегодня, и еще долго будут жить ефремовские книги, а значит, жив и человек, эти книги создавший...
1 Подробно об этой дискуссии см. главу "История с географией" в очерке Евг. Брандиса "Забытые страницы Жюля Верна" ("Мир приключений", вып. 14, М, 1968). Что же до "лишних" суток, то появление их объяснено самим Жюль Верном: "...продвигаясь на восток, Филеас Фогг шел навстречу солнцу, и, следовательно, дни для него столько раз уменьшались на четыре минуты, сколько градусов он проезжал в этом направлении. Так как окружность земного шара делится на триста шестьдесят градусов, то эти триста шестьдесят градусов, умноженные на четыре минуты, дают ровно двадцать четыре часа, то есть сутки, которые и выиграл Филеас Фогг".
2 Название гигантской пушки в романе Жюль Верна, ставшее нарицательным для огромных орудий.
3 Кстати, К. Фламмарион, незримо, но тем не менее очень и очень ощутимо присутствующий на страницах эпопеи Ле Фора и Графиньи, предпослал первой книге тетралогии весьма и весьма лестное предисловие...
4 В "Neue Zeit" - органе немецкой социал-демократии.
5 Справедливости ради следует заметить, что критики несколько "передергивали": по книге, Роман лишь вписал знаменитое стихотворение в альбом Натальи Голицыной (естественно, выдав его за собственный экспромт). А прочла его собравшимся, среди которых "оказался" и истинный его автор, уже сама Наталья Александровна... Впрочем, сути дела это уточнение не меняет.
