Александр Минкин - Президенты RU

СТЕПАНКОВ. У этого человека нет ни веса, ни авторитета ни в МБ, ни в МВД. К нам его на порог никто не пустит. Поэтому все, что он там будет возиться с чем-то, будет вызывать неприязнь и обозление. А это обозление на сегодня увязывается с тобой ввиду его визита туда. Меня уже тоже тут из разных источников спрашивали.

ЯКУБОВСКИЙ. А ты разным источникам отвечай следующее…

СТЕПАНКОВ. Ладно. Ты сейчас где? Улетел-то куда?

ЯКУБОВСКИЙ. Я на Ямайке.

СТЕПАНКОВ. Хо, ничё себе! Как там погода?

ЯКУБОВСКИЙ. Ой, бл-дь, Валя, тридцать шесть.

СТЕПАНКОВ. Там кто, мулаты, креолы?

ЯКУБОВСКИЙ. Нет, негры, я извиняюсь…

СТЕПАНКОВ. Негры, да?…Черные, значит.

ЯКУБОВСКИЙ. Да, Валь, я чё хотел? Ты подработай; мне действительно надо возвращаться.

СТЕПАНКОВ. Ну я тебе эти сроки сказал. Так что ты меня в конце недели найди, перед моим отъездом.

ЯКУБОВСКИЙ. Ты виделся с Бэном (Президент России. – Ред.) последние две недели?

СТЕПАНКОВ. Нет.

ЯКУБОВСКИЙ. А так муссируют, что виделся.

СТЕПАНКОВ. И чё делал?

ЯКУБОВСКИЙ. И якобы находил общий язык с силовыми министрами в его арбитражном присутствии.

СТЕПАНКОВ. Нет, у меня с ними отдельные были встречи, а с ним этот вопрос у меня не обсуждался. Он уехал в отпуск, перед отпуском он был в Токио, потом он был еще где-то в Европе, по-моему.

Генеральный прокурор рассказал о вице-президенте, председателе парламента, про свои «отдельные встречи с силовиками». Зато узнал погоду в тропиках и цвет кожи аборигенов. Полезные сведения с Ямайки.

СТЕПАНКОВ. Алло.

ЯКУБОВСКИЙ. Валь, привет.

СТЕПАНКОВ. Да, ну чё ты скажешь помимо того, что по телевидению сказал?

ЯКУБОВСКИЙ. Хе-хе-хе, подъе-ываешь?

СТЕПАНКОВ. Ну, а чё ты там такое говоришь? Ко мне приходят, говорят: Якубовский собирается генерального шантажировать. Ты знаешь, какие комментарии давали к твоим выступлениям? Ты где сейчас, далеко?

ЯКУБОВСКИЙ. Я вчера летал в Галифакс, а там визит был советских кораблей. Бл-дь, – или я сентиментальным становлюсь, да? – это меня как-то морально подшатнуло вчера; хочу вернуться.

СТЕПАНКОВ. Ха-ха, чё-то быстро, только недавно отсюда.

ЯКУБОВСКИЙ. Валь, клянусь тебе, знаешь, вот, чисто морально-этически, вот бл-дь. Причем их принимали на ура, да, ну, наших вообще везде… И я чё-то так подумал, думаю: ептать, ну что же такое получается? Сам всегда боролся с коррупцией…

СТЕПАНКОВ. Нет, они сказали, что у них есть кассета, которую они хотят воспроизвести по телевидению. Вот я и спрашиваю тебя: ты им что – дал ту кассету, чтоб они ее прокрутили?! Они ж сказали: там знакомые голоса.

ЯКУБОВСКИЙ. Та кассета у них есть, но они не ее будут прокручивать по телевидению. Я им просто отрывок сам зачитываю. Я же не потерял рассудок, ты ж понимаешь, да?

СТЕПАНКОВ. Надеюсь.

ЯКУБОВСКИЙ. Да ладно тебе, Валь.

СТЕПАНКОВ. Доживем до пятницы – увидим. Кто и на сколько там чего потерял.

ЯКУБОВСКИЙ. Да нет, ты пойми, что вся эта политика, Валь, да? приходит и уходит, а отношения остаются.

СТЕПАНКОВ. Увидим, как они это всё сделают. Потому что, может быть, помимо твоего желания, поставлена перед ними другая политическая задача. А тебя там могут использовать втемную.

ЯКУБОВСКИЙ. Ну, если будут использовать втемную, я на следующий день сделаю передачу с тем же Карауловым, где уже втемную меня никто не будет использовать, потому что я с ним в школе вместе учился.

СТЕПАНКОВ. Имей в виду: ради погони за сенсацией они могут передернуть и использовать тебя втемную. И потом тебе это выйдет боком. В общем, ты имей в виду, Дима, они могут, вся эта пресса продажная наша, именно так и сделать. Ты только не вздумай на меня ссылаться. Скажешь, что он чё-то там боится. Просто ты скажи: а что это такое вы там еще добавляли от себя?

ЯКУБОВСКИЙ. Я это узнаю, Валь, я постараюсь, но ты не обращай внимания на продажную прессу советскую так, как на нее не обращаю внимания я.

СТЕПАНКОВ. Нет, ты уж меня не успокаивай. Я с ними работаю не первый день и знаю, кто что из них стоит.

ЯКУБОВСКИЙ. Да нет, я там имя генерального упоминаю только в одном контексте. Что мы работали, вот, боролись коррупцией, я помогал, чем мог. Все, пи-дец, другого лейбмотива нету.

В этой беседе борцов с коррупцией вопросы задает генеральный прокурор. Но, похоже, движет им не профессиональный долг, а страх.

Кто чей информатор?

Продается министерство безопасности

21 сентября 1993, «МК»

Два месяца существовали без министра безопасности. Два месяца КГБ был без головы. И ничего – Россия жива. Никакой катастрофы с нами не случилось.

О смене вождей и всякого начальства в России существует два мнения.

Первое – наивное. Надо назначить нового, потому что старый ворует. Второе – мудрое. Не надо назначать нового, потому что старый наворовался. Сыт. А новый – с голодухи – накинется, так начнет рвать, как старому и не снилось.

Увольнение Баранникова вызвало шок. Без бунта, без путча[62] убрать шефа КГБ?! Обидеть всевидящее око, всеслышащее ухо. Можно ли выгонять (оставляя живым) человека, который слишком много знает? Вдобавок с формулировкой «за неэтичное поведение», безусловно, оскорбляя уволенного и буквально толкая его на ответные разоблачительные ходы. Толкая в объятия непримиримой оппозиции.

Возможно, однако, что скандальное увольнение Баранникова – это тот (увы, редкий) случай, когда президент поступил стратегически верно.

Только так – называя истинную причину – надо увольнять. Иначе становишься заложником уволенного и собственной лжи. (Взгляните, с каким скандалом увольняют премьеров и президентов в чужих краях. Однако на положении США, Японии и т. д. это не отражается.)

Оступившийся чиновник опасен. Он, конечно, не утратил руководящих свойств. Но с этого момента им управляет не закон, не президент, а тот, кто знает его тайну.

Чиновника, который повис на крючке, этот крючок тянет куда угодно.

Что же делать президенту? Закрывать глаза? Это значит покрывать, стать сообщником. Уволить «по состоянию здоровья»? Значит взвалить на себя лишнюю ложь, счет за которую рано или поздно будет предъявлен.

А главное – как работать, если постоянно сомневаешься: действует ли министр в интересах государственной безопасности или в интересах частной безопасности неведомого лица.

Мне очень не нравится нынешнее неопределенное название: «Министерство безопасности» – чьей? Хотелось бы – государственной. Но, похоже, искали министра личной безопасности.

КГБ опустился. За последние годы оттуда ушли десятки тысяч. В коммерцию, в банды, в швейцары валютных отелей, в частный сыск, в частную охрану. Ушли не худшие.

Но штат КГБ не сократился. Значит, с той же скоростью рекрутируются новобранцы. Кто же идет сегодня в контору с подмоченной репутацией, на маленькую государственную зарплату? Идеалисты (они всегда есть), придурки и потенциальные взяточники. Черт знает кто.

Где-то впереди – выборы. Но уже сегодня будущие кандидаты в вожди России должны твердо знать: их прошлое – если оно преступно – будет обнаружено.

…А здесь, в Лозанне, где я пишу эти строки, – тишь да гладь. Швейцарцы довольны, улыбаются: раньше НКВД приезжал сюда убивать, а теперь – покупать.

Заявление Баранниковой (опубликованное!), что она никогда не была в Швейцарии, здесь воспринимают как бессмысленную ложь.

Но ее можно понять. Шубы, золото и корсеты – это ведь не детское питание для младенцев голодающего Поволжья.

Швейцарцам нравится, когда иностранцы скупают их товары. Но швейцарцы правильные и добропорядочные. Их шокировало, что жена министра безопасности России прибыла в Цюрих почти инкогнито и получила подарков на сотни тысяч франков (более ста миллионов рублей).

Мы располагаем документами, имеющими отношение к генералу Баранникову Виктору Павловичу – недавнему руководителю Министерства безопасности (КГБ) России.

Публикацию этих документов следует предварить некоторыми замечаниями.

Первое. Как ни странно, не о генерале Баранникове, а о журналистике.

Недавно Щекочихин заявил, что отказывается принимать разоблачительные документы из рук должностных лиц и публиковать эти документы.

Сей каприз был с восторгом воспринят, подхвачен, распубликован в прессе, нашел подражателей.

Наивным людям заявление Щекочихина показалось ужасно благородным. Вот молодец! Не хочет копаться в грязи, не хочет участвовать в недостойном, непристойном фарсе.

С первого взгляда оно, может, и так. Но зачем горячиться? Щекочихин в определенном смысле отказался от своей профессии, от своих прав и обязанностей.

Закон о печати говорит о неотъемлемом праве журналиста получать и распространять информацию. Обязанность же состоит в распространении точной информации.