Борис Стрельников - Тысяча миль в поисках души
Адреса очерков показывали, что Стрельников много ездит: Техас и Северная Дакота, Аляска и Новый Орлеан, Голливуд и Сиэтл, Скалистые горы и знакомые еще по школьным учебникам Великие озера… В его очерках слышался скрежет зуборезных станков на прокопченных заводах Чикаго и тоскливые песни негров-издольщиков Юга, свист ковбойского лассо и протяжные гудки пароходов, плывущих по Миссисипи. Стрельников работал всегда и везде. Он находил своих собеседников в офисах крупнейших монополистических концернов и на бирже безработных, у большого конвейера автомобильного Детройта, в индейской резервации, в вагоне «сабвея», у бензоколонки… И с каждым днем ему все больше открывалась Америка, великая страна, где совсем рядом соседствуют труд и капитал, богатство и нищета, величие и позор…
Нет, Стрельников не смеялся, не иронизировал над неизлечимыми социальными язвами американского общества. Ведь бедствия, которые они порождают, обходят владельцев банков, особняков и яхт, они стучатся в жилища бедняков. Советский корреспондент глубоко сочувствует горю старого шахтера, с которым случай свел его в ночном поезде. Он понимает его, хотя, конечно, и не оправдывает. Он разделяет горе солдата-негра Джонсона, жизнь которому сломала вьетнамская война.
Ясно, что корреспондент «Правды», коммунист, не мог быть просто сторонним наблюдателем, холодным хроникером, бесстрастным фиксатором событий. Стрельников и не думал скрывать своих симпатий. Он на стороне тех, кто борется за человеческие права, кто требует вернуть домой американских солдат, топчущих чужую землю, кто никак не хочет смириться с тем, что родина Авраама Линкольна выступает в позорной роли мирового жандарма…
Материалы книги гневно обличают тех, кто противостоял этим честным, мужественным людям. Стрельников пробирался в самое логово бёрчистов, на сборище ку-клукс-клана, когда на холме горел крест и фигуры в белых капюшонах с прорезями для глаз вопили проклятия коммунистам, неграм, католикам. Это было опасно. Уж если мракобесы стреляют в своих президентов, то что им стоило ухлопать какого-то иностранного журналиста, к тому же еще и большевика!
Но дело есть дело, а долг есть долг.
Советский человек за границей… Не в милой русскому сердцу Болгарии, а в крупнейшей стране капиталистического мира, цитадели империализма. И здесь надо жить, работать, передавать ежедневно материалы в Москву с другого конца земли…
— Ну, как вы там, в Америке? — каждый раз спрашивали Стрельникова друзья, когда он приезжал в отпуск. Он даже написал книгу, пытаясь ответить на все вопросы, которую так и назвал: «Как вы там, в Америке?» Но вопросы не прекращались.
Я тоже спрашивал, хотя читал все его газетные публикации и книги. Спрашивал, пока не побывал в Америке и не увидел все своими глазами.
В Вашингтон я прилетел прямым рейсом из Москвы. Борис встретил меня в аэропорту и привез к большому дому в зеленом пригороде американской столицы, где он жил со своей семьей.
В кабинете над письменным столом я заметил плакатик, приколотый булавкой к стене: «Джентльмены! Очень прошу Вас не бросать окурки и спички на пол, не мять глаженое белье в шкафу и по возможности не рыться в игрушках детей. Лед, виски и содовая вода, как всегда, к Вашим услугам в холодильнике».
— Странно, однако, ты встречаешь гостей, — сконфузился я. — Почему ты считаешь, что я полезу к тебе в шкаф?
Стрельников засмеялся:
— К тебе это не относится. Тут в наше отсутствие приходят ребята из ФБР. Вот я и написал им, чтоб не слишком безобразничали.
Тем временем я с интересом разглядывал кабинет. Два книжных шкафа, набитых в основном справочной литературой. Вдоль стены на стеллажах пухлые папки досье, которые помогала ему вести жена Юлия Валентиновна. На тумбочке вполголоса верещал портативный телевизор.
— Он всегда у меня включен, — сказал Борис. — Важные новости могут-передать в любое время суток.
Под столом я увидел пишущую машинку в футляре, которой, Как потом убедился, он пользуется крайне редко: за годы походной жизни привык писать от руки, а в корпункте перепечатывать материал не хватает времени, так и приходится передавать с листа. Зато Стрельников никогда не расставался в поездке с карманным магнитофоном, записывал слова собеседников, любил на сон грядущий наговорить впечатления прожитого дня. На шее у него постоянно болтался фотоаппарат.
Стрельников отлично водит машину. Мы проехали с ним по Америке шестнадцать тысяч километров без всяких дорожных неприятностей. Я, конечно, заметил, что он отличается завидной работоспособностью. Весь день просидеть за рулем, потом с ходу писать очередной путевой репортаж и же охрипшим от усталости голосом, пугающим соседей по мотелю, передавать его в Москву — это ведь не каждый сможет. Впрочем, мне показалось, что в поездке Стрельников даже отдыхал, в Вашингтоне ему доставалось больше: нужно прочесть ворох газет, принять людей, ответить на письма, посетить пресс-конференции, выполнить всякие редакционные поручения. И так каждый день.
Однако и ночью не бывало покоя. Когда Стрельников работал, Москва спала. А когда Стрельников ложился спать, Москва принималась работать. Звонили из учреждений и издательств, из редакций журналов и газет. Просили написать очерк, проконсультировать рукопись, разыскать какую-то книгу, дать справку, проверить спорный факт, с кем-то встретиться, кого-то встретить, заказать гостиницу…
— Вы уж нас извините за этот звонок. Мы как-то не подумали, что в Вашингтоне ночь. У нас самый разгар работы…
В эту книгу Борис Стрельников включил очерки «От Великих озер до Миссисипи», «Посвящается Марку Твену» и «Индейцы», которые родились после того, как мы вдвоем проехали по маршруту авторов «Одноэтажной Америки» Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Мы долго готовились к этому путешествию. Как я говорил, нас связывает давняя дружба: мы вместе учились, вместе пришли в «Комсомолку», теперь работаем в «Правде». Но за все эти годы нам не приходилось писать вместе. Мы работаем совсем в разных жанрах: один из нас очеркист-международник, другой — фельетонист. Получится ли прок от такого творческого союза, как будет выглядеть наша объединенная строка?
Предвидели мы и еще одну трудность. Обычно, когда писатели пишут вместе, они и выступают как одно лицо: вместе радуются, удивляются, негодуют, у них единое восприятие факта и явления, стоящего за ним. Мы понимали, что единого восприятия материала у нас не может быть. Вопросы, которые будут возникать у первого, покажутся наивными второму. Зато впервые вступивший на американскую землю будет воспринимать отдельные факты острее, чем старожил, которому они уже примелькались.
Что же тут делать? Как писать: «мы» или «я и он»? В конце концов было решено писать о вещах так, как они будут восприниматься каждым из соавторов, а для удобства повествования новичка именовать Москвичом, а старожила — Вашингтонцем. Вот почему в этих очерках фигурируют два действующих лица — Вашингтонец и Москвич.
…Свое автомобильное путешествие мы заканчивали в Нью-Йорке. Позади остались пляжи Лос-Анджелеса, знойные пустыни Аризоны, кукурузные поля Среднего Запада, хвойные леса Южной Каролины, нефтяные вышки Техаса. Позади остались сотни встреч с самыми разными людьми. А здесь, в Нью-Йорке делать было уже нечего. Тут наши дороги расходились: Борис возвращался в Вашингтон, а я должен был улетать в Москву. Оставалось написать письма друзьям, купить сувениры и упаковать чемодан.
На все это ушло не так уж много времени. После ужина в отеле Борис предложил проехать на Западную сторону.
— Хочется побывать в знакомых местах, — сказал он раздумчиво.
Где-то на семидесятых улицах у старого двенадцатиэтажного дома Борис остановил машину.
— Вот тут мы и прожили много лет. Давай поставим машину в гараж, а сами немного погуляем.
У автомобиля возник служитель-негр, открыл дверцу и вдруг, узнав Бориса, принялся дружески хлопать его по спине:
— О, Борис! Где же ты пропадал? Мы тут, признаться, думали, что тебя упрятали в тюрьму. Ведь ты же из красных, не так ли?
— Нет, со мной ничего не случилось. Вот уже семь лет, как я работаю в Вашингтоне. Мы с тобой еще потолкуем, Джордж. Ты еще не сменишься, когда мы придем за машиной?
Постояли. Повздыхали. Закурили…
— Ну, а как остальные жильцы? — поинтересовался Борис.
— Все на месте. И парикмахер Майкл, что вас брил, и механик Пэт, который чинит холодильники. Живут, стареют. У каждого свои дела. А вон еще ваш старый знакомый. — Джордж показал на перекресток, где выкатил свою тележку продавец сладостей.
— Добрый вечер, мистер Калитовский! — приветствовал торговца Стрельников, подходя к тележке.
Продавец прищурил свои подслеповатые глаза:
— А, мистер…
