Гленн Йеффет - Прими красную таблетку: Наука, философия и религия в «Матрице»
В этом контексте «Матрица» также становится повествованием о сомнениях, которые обуревают избранного, о медленном постижении истины и об открытии, к которому он приходит в конечном итоге: это он — и никто иной — является спасителем. Сначала Андерсона необходимо убедить в том, что пространство, в котором он живет под именем Нео, позволило ему мельком увидеть подлинную реальность, тогда как его повседневная жизнь в качестве Томаса Андерсона в действительности является ложным сознанием, миром Матрицы, в котором, по ощущениям, все чудовищно неправильно, хотя он ничем не может этого доказать. Эта мысль мучает героя, словно «заноза в мозгу».
Сначала Нео встречается с Тринити, в образе которой сквозит слегка андрогинная женственность в контрапункт слегка адрогинной мужественности самого Нео. Именно она приводит Нео к Морфеусу. Тринити — это очевидный намек на библейскую идею триединого Бога, состоящего из Отца, Сына и Святого Духа. Из-за того, что Бог издавна воспринимается как патриарх, юмористический эффект заложен в словах, которые Нео говорит Тринити: «А я-то всегда думал, что ты парень». Известно также, что слово «троица» ни разу не появляется на страницах Библии. Во время второго разговора Нео с Морфеусом, когда он очнулся после допроса, Морфеус предстает в роли Иоанна Крестителя, говоря Нео: «Ты искал меня несколько лет, зато я искал тебя всю свою жизнь». В то же время Морфеус играет и роль Бога Отца по отношению к Нео и к остальным участникам маленькой группы бунтовщиков. Значительную часть фильма Морфеус обучает Нео, рассказывая ему о природе «реальности» как противоположности миру Матрицы. Когда Морфеуса захватывают агенты, Тринити говорит над его беспомощным телом: «Нет, он гораздо больше, чем это. Он нам как отец».
Чтобы присоединиться к Морфеусу и Тринити и испытать глубину подлинной реальности, Нео необходимо родиться заново. Когда его подготавливают к процедуре инициации, Сайфер говорит ему: «Пристегнись, Дороти, потому что сейчас тебе придется попрощаться с Канзасом». Герой Ривза в буквальном смысле рождается заново. Он появляется в новом мире в том, что визуально выглядит как рождение из биотехнического лона, которое выплевывает его как новорожденного младенца — лишенного волос, невинного, покрытого слизью и с широко раскрытыми от ужаса глазами. Он видит, что лишь ему одному среди миллионов запертых в матках людей, служащих батарейками для компьютеров Матрицы, удалось вырваться из скорлупы. Матки-капсулы слегка прозрачны, что позволяет их обитателям хотя бы краем глаза видеть ту реальность, в которой они порабощены. Это намек на то, что каждый может освободиться, последовав примеру спасителя. (В этих кадрах также содержится визуальная отсылка к «звездному ребенку» «Одиссеи 2001».)
Перед своим вторым рождением Нео изворачивается, скашивает глаза и видит разбитое зеркало, которое становится целым, когда герой смотрит в него. Ему предстоит пройти путь к себе, или погрузиться в свою психику, и метафора расколотого вселенского зеркала идентична той, которую использовал Хаксли и многие другие. Нео протягивает руку и касается зеркала, и оно становится целым, что представляет собой красивую отсылку к Первому посланию к Коринфянам (13:12): «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу». Зеркало переводит Нео в жидкое состояние и поглощает его, демонстрируя нам, что Нео предпринимает, по сути, путешествие внутрь себя. Родившись заново, Нео спрашивает у Морфеуса, почему у него болят глаза. «Потому что ты никогда ими не пользовался», — слышит он в ответ. Или, как пишет Уильям Блейк: «Если двери восприятия откроются, все предстанет перед человеком таким, каким оно есть, — бесконечным». В одной из первых сцен фильма мы видим, как Нео продает за две тысячи свою компьютерную программу персонажу по имени Чои, который говорит: «Ты мой спаситель, чувак, мой личный Иисус Христос». Упоминание о меска-лине, сделанное Чои в разговоре с Нео, — это отсылка к книге Хаксли «Двери восприятия», посвященной экспериментам с мескалином. Название книги Хаксли позаимствовал у Уильяма Блейка. Впоследствии та же цитата Блейка станет источником, из которого будет взято название рок-группы Джима Моррисона «The Doors». В греческой мифологии богом сновидений был Морфей. Его имя имеет одинаковый корень с такими словами, как «морфин» (наркотическое вещество, снотворное и обезболивающее) и «морфинг» (компьютерная технология, используемая для плавной трансформации одной реальности в другую). Это пересекается со способностью героя Фишберна перемещаться туда и обратно между миром снов («реальным» миром) и миром бодрствования (Матрица). «Нео, тебе когда-нибудь снился такой сон, — спрашивает Морфеус, — в реальности которого ты был увиден? А что, если бы ты, Нео, не смог очнуться от этого сна? Откуда бы ты узнал, в чем разница между миром снов и реальностью?» Теперь созданы условия, когда можно приравнять мир снов цифровому миру, миру чистого сознания, существующего в бесконечности. Это отождествление срабатывает, потому что жизнь на экране бестелесна, это виртуальное бытие, в котором не всегда действуют социальные нормы и законы физики. Вот почему взаимоотношения в режиме он-лайн так опьяняют и вызывают такое привыкание. Кроме того, это одна из причин, почему отношения, завязавшиеся в Интернете, заканчиваются, когда люди встречаются в реальности. Как и в случае экранизации книги, встреча с «виртуальной» личностью может лишь разочаровать, и это происходит просто потому, что кодексы и ограничения реального пространства и времени подавляются, действуя на силу воображения.
По словам Морфеуса, появление Единственного (The One), как и рождение Иисуса из Назарета, было предсказано еще в незапамятные времена. Эту окончательную истину пророчествует Пифия. Она предстает в образе эдакой негритянской мамочки (ср. «Знакомьтесь, Джо Блэк»), У которой чувство юмора преобладает над всякой серьезностью. Тем не менее она дает Нео ключевое понимание природы конфликта между судьбой и свободой воли. Это прозрение имеет решающее значение для повор'ота сюжета в конце фильма. Тот факт, что Оракулом оказывается женщина, также является одним из узловых моментов в теологии фильма. У братьев Тэнка и Дозера имеются библейские предшественники в лице апостолов Иакова и Иоанна. Они тоже были братьями и звались «сыновьями грома». Эта параллель имеет смысл, потому что и танк (tank), и бульдозер (bulldozer) являются современными технологическими средствами, производящими «гром». Однако «Матрица» — это не просто некая христианская аллегория; это сложная притча, во многом отталкивающаяся от иудаизма и других традиций. Во время первого разговора о Единственном Нео и Морфеус находятся в тесной комнате, одежда их явно напоминает одежду жертв концентрационных лагерей — грубая шерсть и постельное белье в голубую полоску. Однако вследствие того, что история еврейского народа не дает нам примеров «политического» мессии, и, возможно, потому, что Иисус сам был евреем, братья Вачовски, похоже, чувствуют себя весьма комфортно, взяв за основу своего фильма историю Иисуса. Когда у Стивена Спилберга спросили, не был ли его фильм «Инопланетянин» («ЕТ») пересказом истории о Христе, он сказал, что, будучи евреем, «возмущен» подобным сравнением. Поэтому очень может быть, что братья Вачовски непреднамеренно использовали единственную широко известную мессианскую историю о воскресении. В то же время многие критики утверждают, что на фильм в равной степени повлиял дзен-буддизм либо восточный мистицизм. Многие фразы и, конечно же, эпизоды, где задействованы боевые искусства, без сомнений отражают влияние Востока. Однако люди зачастую совершают ошибку, предполагая, что иудаизм и христианство в каком-то смысле являются исключительно «западными» религиями. Ведь обе эти религии географически и исторически зародились в Израиле, расположенном на Азиатском континенте. Святым городом для обеих религий является Иерусалим. Этот город находится в центре мира как точка, где встречаются Восток и Запад. Иначе говоря, иудаизм и христианство — это религиозные течения, которые испытали влияние и со стороны Востока, и со стороны Запада и которые разделяет как Восток, так и Запад. В свою очередь обе эти религии с незапамятных времен оказывают воздействие и на восточную, и на западную философию. Таким образом, если вам кажется, что вы видите в «Матрице» много похожего на то, что пишет Алан Уотте в книге «Высшая идентичность»,[1] то, возможно, так оно и есть на самом деле.
Но Уоттс не видит ничего нового в утверждении, что Восток и Запад могут мирно сосуществовать, он просто указывает на то, что это имело место во все времена.
Роль Иуды, которого в фильме зовут Сайфер, очень симпатично исполняет крутой парень из Нью-Джерси по имени Джо Пантолиано. Как Иуда во время Тайной вечери, Сайфер решается на предательство за едой. Вслед за Иудой, разделившим питье с Христом на Тайной вечери, Сайфер и Нео пьют из одной чаши, пока по ходу сцены Сайфер делится с Нео своими сомнениями насчет всего этого предприятия: «Почему, ну почему я не взял синюю пилюлю?» Мы видим, как Нео демонстрирует свое несогласие с Сайфером, не допивая напиток, но вместо этого протягивая остатки Сайферу. Мы понимаем, что Сайфер не способен на добро, когда он нарушает установленные правила социальной гигиены и допивает напиток за Нео, когда тот уходит. К тому же Сайфер носит пиджак из кожи рептилии, что является намеком на библейский образ Сатаны как змея-искусителя. Сомнения Сайфера в заявлении Морфеуса о том, что Нео и есть тот самый Единственный (обратите внимание на умелую анаграмму Neo = One), заставляют его предать все дело, потому что он не уверен в том, что сражается на правильной стороне или по крайней мере на стороне победителей. В фильме есть удачная сцена трапезы, напоминающая фильмы «Космическая одиссея 2001 года» и «Чужой», в которой Маус философствует на тему природы, сути и конечной реальности еды, что служит подтверждением тяжести повседневного существования этой пестрой революционной бригады. Сцена приема пищи и разговор о женщине в красном платье подтверждают одиночество и трудности жизни на «Навуходоносоре». Как всяких верующих любой религии, наших апостолов искушают иллюзии Матрицы, часто доводящие до мечтаний или фантазий, в которых неведение и в самом деле предстает как счастье. Этот момент подкрепляет христианскую идею о том, что истинный верующий — чужак в этом мире. Он лишь гость, пришелец, иностранец с временной визой. Как точно сказал режиссер Луис Бунюэль, работающий в антихристианской манере: «По сути говоря, в этом мире нет места для христианина». Новая жизнь Нео — яркое доказательство этого утверждения.
