Юрий Шалыганов - Проект Россия. Полное собрание
Глава 8
Раскол
Император хотел иметь власть над всей церковью. Но географические границы византийской империи не совпадали с границами церкви. Получалось, стремление императора увеличить мощь государства с помощью церкви не разделялось свободной от власти императора церковью. Император мог продавить выгодное для себя решение только в рамках империи. На другую часть церкви Византия не могла влиять напрямую.
Однако неподконтрольная императору церковь была не сама по себе. Западные короли тоже объявляют христианство государственной религией. Они не разделяют стремление Византии склонить всю церковь к принятию выгодных императору решений. Они видят в этом не столько ущемление церкви, сколько усиление Византии, а значит, свое ослабление.
Император хочет склонить подконтрольную часть церкви к выгодным для себя решениям. Короли хотят склонить подконтрольные части церкви к выгодным для себя решениям. Взаимоисключающие интересы политиков ведут церковь к расколу точно по границе этих интересов.
Император оказался в невероятно сложной ситуации. Как быть с церковью за границами Византии? Для Византии с христианским населением возникает опасная ситуация. Если бы вся церковь была в рамках империи, ее превратили бы в министерство по делам христианства. Но так как значительная часть находится за пределами Византии, это невозможно реализовать. Единственный путь – договариваться с епископами. Но как можно их убедить, если глава Церкви Христос? Если ключевые вопросы должны решаться соборно?
В ситуации противостояния начинает формироваться западная часть церкви. Сначала она балансирует между множеством правителей, в одних случаях ускользая от власти короля, в других попадая под нее. Но генеральная тенденция наметилась: между двумя частями церкви, восточной и западной, находящимися под разным влиянием, копятся противоречия.
Уже тогда церковь де-факто перестает быть единой, но пока это скрыто от посторонних глаз. Ситуация продолжает накаляться, давление в «котле» растет. Византия не видит выхода. Тема предельно тонкая: традиционная борьба тут не просто неприемлема, она теоретически невозможна. Как подчинить церковь за границами империи? Только через подчинение государств, на территории которых находятся ее епархии. Но у Византии нет такой возможности. Кроме того, неосторожное движение в таком деле вызовет непредсказуемые последствия внутри империи.
Византия, со всех сторон окруженная врагами, меньше всего заинтересована раскачивать идеологическую лодку. Ее позиция: если в церкви нет единства, нужно сохранить хотя бы его видимость. Но не все так просто. Не обращать внимания на выпады неподконтрольных епископов нельзя. Невизантийские епископы такие же законные представители Единой Святой Соборной и Апостольской церкви.
Кажется, если император озабочен поиском правды, а не своей выгоды в форме выгоды империи, необходимость Вселенского Собора, на котором можно решить все противоречия, очевидна. Но ни император, ни западные епископы не проявляют инициативы в этом направлении. Продолжается окопная война по принципу «куда кривая выведет». В этом «действии через бездействие» виден приоритет политического момента над христианским учением.
* * *Борьба между императором и епископами неподконтрольной ему церкви очерчивает центры власти сторон. Восточная часть церкви структурируется вокруг императора, приоритет которого достигается за счет владения ресурсом государства. Западная часть церкви структурируется вокруг римского епископа, приоритет которого выражен в статусе апостола Петра.
Западная церковь расположена на территории относительно слабых королевств, и потому ее структурирование идет иначе, чем в Византии. Вокруг римского епископа, чья легитимность покоилась на авторитете апостола Петра, первого епископа Рима, собирается модель жесткого абсолютистского государства, именуемого церковью.
Здесь прослеживается «византийский след». Если в Византии фактом святости было сидение на троне, в Риме аналогичным фактом было сидение на римской кафедре. Не имеет значения, каким образом тебе удалось туда забраться. Имеет значение только факт, что ты сел. С этого момента сидящий обретает пожизненный статус святости и власть «от Бога».
В XIX веке немецкий ученый Хергенрётер вводит в оборот термин цезарепапизм (от лат. caesar – цезарь и papa – папа). Этим он подчеркивает абсолютную власть императора над восточной частью церкви. Термин можно принимать во внимание с поправками. Император действительно имел огромную власть над священством. Но он так и не смог добиться права назначать епископов и митрополитов. Неясно, что это меняет, ведь он имел официальное право назначать более высокое лицо – патриарха, но вероятно, что-то меняет. Также мы знаем, в отдельные периоды фактическими правителями Византии были не императоры, а патриархи. Но в целом тенденция, отражаемая термином «цезарепапизм», уловлена верная: церковь-министерство, всецело зависимая и подчиненная императору.
В ответ на «цезарепапизм» рождается термин «папацезаризм». Его тоже надо принимать с поправками. Не всегда власть папы была абсолютной. Светская элита не оставляла попыток уподобиться византийскому императору и взять всю полноту власти в свои руки. При первой же возможности она реализовала это стремление, что видно на примере протестантизма, расцветшего исключительно благодаря поддержке светских князей, видевших в этом освобождение от власти Рима. В первую очередь этому способствовала роскошная и греховная жизнь церковных лидеров. Резкая критика современников способствовала утрате духовного авторитета папской власти.
Порой папы имели огромную власть. История «стояния в Каноссе», когда в XI веке целый германский император стоял перед папской резиденцией в рубище вместе со всей семьей на покаянии, говорит о многом. К периоду папского могущества термин «папацезаризм» применим в полном объеме.
Обращаясь к этой теме, нужно держать в голове: за многими известными мнениями стояли политические интересы. Сиюминутные выгоды требовали определенной интерпретации фактов. Нанятые книжники творили историю в угоду заказчику. В общих чертах имела место тенденция, когда культ императора на Востоке уравновесил культ папы на Западе. Византийской цезарь стоял над восточными епископами. Римский епископ стоял над европейскими цезарями. Когда политические противоречия достигли пика, Великий раскол церкви на восточную и западную закрепил фактическое положение дел.
Западная церковь подчиняет себе государственного дракона. С ней происходит то, что происходит со всеми покорителями драконов – победитель сам превращается в дракона. Церковь, вынужденная отвечать на тысячи сиюминутных вызовов политического и экономического характера, начала меняться под давлением ею же созданных условий.
Поднявшись над государством, она сама превратилась в государство, что исключало возможность жить жизнью церкви и заставляло жить жизнью государства. Чтобы выжить, государству, даже если оно церковного типа, нужно обладать ресурсом. Чтобы получить ресурс, меч и золото, нужно совершать определенные действия. Для этого система должна поднимать наверх соответствующих людей. Церковь превращается в государство с политиками в рясах, управляемых императором в рясе.
Рисуется замкнутый круг. Для выполнения земной миссии церкви нужен материальный и административный ресурс. Но как только она получает ресурс, в ее недрах начинаются структурные изменения, превращающие ее в государство. Очень скоро исчезает дух соборности, учение Христа становится аллегорией. На первый план выходят государственные приоритеты – политика и экономика.
Даже если государство одело своих чиновников в церковные одежды, как, например, сегодня Ватикан, это все равно государство. Если обычное государство не скрывает своих целей (меч и золото), то церковь-государство эти стремления упаковывает в религиозную риторику. Это предполагает двуличность. Привычка лицемерить становится нормой жизни, порождая фундаментальные проблемы.
Природа церкви-министерства и церкви-государства определяет кадровый принцип. Министерство наполняется людьми, считающими достижение сиюминутного блага своего ведомства важнее слов Христа. Государство наполняется такими же людьми с точно такой же установкой.
Не все примут такие установки, в церкви много честных людей. Но все, кто станут носителями государственных и министерских установок, найдут тысячи оправданий христианского окраса, чтобы выставить служение государству или министерству служением Богу.
Новые условия можно отнести к самой изощренной форме гонения на церковь. Они превосходят две предыдущие формы – физическое гонение и наплыв язычников. Если природа первых была открыта и понятна, новая опасность имеет внутреннюю природу – она закрыта и потому непонятна.
