Ги Меттан - Запад – Россия: тысячелетняя война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса
«Каждый убежден в своей исключительной правоте: Брюсселю представляется совершенно естественным, что Европа стремится распространить на весь мир свои либеральные устои, экологические нормы и „демократические“ идеалы. В отношении Москвы она возобновила Drang nach Osten („Натиск на Восток“), но только натиск этот принял теперь новые формы. Россия же со своей стороны за Евросоюзом видит НАТО. Таким образом, мессианство одних порождает защитный национализм других», – пишет Жан-Пьер Шевенман[96].
Его точку зрения разделяет Юбер Ведрин:
«С 1992-го года западная политика в отношении России была бесцеремонной, провокационной, жесткой и вялой одновременно, иначе говоря, она отличалась непоследовательностью. Сначала Европа послушалась дурного совета США и учинила ультралиберальный big-bang (электрошок без терапии!), приведший к развалу экономической и социальной структуры СССР и приходу к власти опухшей от награбленного клептократии. Поспешные и легкодумные посулы принять Украину в Евросоюз не могли привести к быстрым и конкретным действиям. А попытки расширить НАТО, приняв в него Грузию, Молдавию, Украину и Азербайджан, предпринятые в годы правления Клинтона, а затем Джорджа У. Буша, были восприняты Москвой как прямая провокация»[97].
Куда подевались наша любознательность, наше стремление увидеть мир таким, каков он есть, а не каким мы хотим его себе представить? Такие вопросы должны задавать себе интеллектуалы, преподаватели, ученые и исследователи – все те, чья профессия – думать, понимать, объяснять. И журналисты, чья профессия – рассказывать о событиях.
Почему мы не задаем вопросов?
Вероятно, первый вопрос, который мы должны сами себе задать – ведь мы же разумные люди или, во всяком случае, считаем себя таковыми – «Почему мы перестали задавать вопросы?»
Какой смутный страх внушает нам перспектива войти в зазеркалье и посмотреть, что делается с той стороны? Чего мы так боимся, почему избегаем смущающих разум вопросов и гипотез? Боимся, а вдруг Путин окажется прав? А вдруг он не такой страшный, как его малюют? Есть все же вопросы, которые нужно иметь смелость себе задавать.
Почему в наших газетах, на радио, на телевидении никогда не задают вопросов о законности, об оправданности и, главное, о необходимости военных интервенций Запада? Зато мы без удержу клеймим попытки стран, которые мы считаем второстепенными, защититься от вторжений. Эффективность провозглашена на Западе критерием превосходства, но почему о ней забывают, подводя итоги военных операций за 25 лет? Сомали, Афганистан, Ирак, Ливия, Сирия, а теперь еще бомбардировки ИГИЛ – а где результаты? Что, эти войны привели к миру? Или, может, «демократические» бомбы, сбрасываемые на головы афганских талибов и малийских исламистов, приносят меньше разрушений и страданий, чем российские бомбы, сброшенные на строптивых чеченцев?
Действительно ли наше представление об окружающем мире настолько объективно, как нам хочется верить? Действительно ли наши действия являются плодом высоких моральных устремлений, а не продиктованы материальными интересами, которые нам неловко демонстрировать? Моральные принципы, на которых зиждется наша внешняя политика, для всех ли они одинаково непоколебимы? Почему в 2014-м границы Украины должны непременно оставаться неизменными, тогда как границы Сербии в 2007-м – нет? Или Чехословакии в 1993-м?
Почему считается, что Россия, проведя референдум в Крыму, попрала международное право, а Европа, санкционировав отделение Косово, – нет? Но ведь в те годы все было совсем иначе, скажете вы. Разве? А можно полюбопытствовать, в чем именно иначе? Когда Россия решила вернуть себе Крым, Евросоюз поднял крик; а когда в 1991-м речь шла о расчленении Югославии – не проронил ни слова. Получается, что русскоязычное население Донбасса и Крыма весит меньше на весах прав человека, чем народы бывшей Югославии? Или возьмите абхазов и южных осетин: у них что ли было меньше права на жизнь, чем у косоваров, когда их вырезали грузины во время погромов 1989 и 1992 годов?[98]
Миллионы, миллиарды долларов потрачены на изготовление осколочных авиабомб и беспилотных самолетов, на оплату услуг частных компаний, поставляющих наемников. Разве не мудрее было бы потратить эти деньги на преодоление нищеты, голода и невежества, являющихся изначальной причиной терроризма? Какая нам польза от вооруженного вмешательства и оккупации Ливии, Афганистана, Ирака, Центрально-Африканской Республики, Мали? Ведь хаоса и несчастий от этого только больше. «Освобожденные» народы, они что, обрели долгожданный мир? Почему-то про это никогда не пишут, зато обвиняют Путина в том, что он поддерживает повстанцев Донбасса.
Почему пресса, столько перьев ломающая в дебатах по поводу свободы слова, никогда не задумается о механизмах отбора и распространения информации? Почему не обсудить, например, книгу немецкого журналиста Удо Ульфкотта? Проработав 17 лет в газете «Франкфуртер Альгемайне цайтунг», собрав материалы и подкрепив свои наблюдения именами и фактами, он показал, как ответственные за ключевые рубрики журналисты ведущих периодических изданий работают на НАТО и как ими манипулируют политические группировки и секретные службы Германии. Его исследование немедленно было подвергнуто критике как «теория заговора», но факты опровергать так никто и не решился. Более того, эти факты подтвердились другим исследованием, проведенным Уве Крюгером, аналитиком из Немецкого института журналистики[99].
Почему журналисты находят правильным брать интервью у главы Комитета солдатских матерей, связанного с неправительственными и антиправительственными организациями, – но при этом обходят вниманием выступления украинских солдатских матерей, которые несколько недель подряд борются в Киеве против того, чтобы их сыновей угоняли воевать и убивать своих соотечественников в Донбасс? Почему политика государства подлежит критике только тогда, когда дело касается России? Почему не критикуют шаги, предпринимаемые Брюсселем, Вашингтоном или Киевом?
«Си-эн-эн», «Фокс ньюс» и «Россия сегодня»: кто объективней?
Китайские, российские, венесуэльские или иранские журналисты по малейшему подозрению в инакомыслии теряют работу. Но мы-то, западные журналисты, находящиеся в привилегированном положении и работающие в условиях свободы и демократии, почему мы никогда не задумаемся, действительно ли так уж свободны информационные агентства, телевизионные каналы и газеты – которые, кстати, очень даже зависят от прямых и непрямых дотаций государства? В чем Радио «Свобода» или канал «Фокс ньюс» свободней и объективней, чем канал «Россия сегодня»? Или крупные западные информационные агентства, государственные и частные, в чем они объективней, чем российское агентство Итар-Тасс?
Почему западные СМИ, почти все принадлежащие крупным промышленным магнатам или корпорациям, никогда не ставят вопрос о единстве интересов и необходимости разделять идеологию своих владельцев? Работать в газете, финансируемой каким-нибудь банком, военным предприятием или министерством иностранных дел – это ведь накладывает какие-то обязательства. А не оказывают ли спонсоры СМИ на западных журналистов такое же сильное давление, как, скажем, на китайских – китайская компартия?
Пресса никогда не была независимой, журналисты это знают, а объективность существует только в учебниках по этике. Но в последние пятнадцать лет резкое падение рекламных сборов и появление социальных сетей привели традиционные СМИ к кризису, который обострил требования правды и объективности. Для журналистов это запретная тема. Страх потерять работу, задеть рекламодателей и лишить печатный орган поддержки государственных структур привели к тому, что любознательность журналистов заметно поубавилась, зато выросла готовность соответствовать запросам политических и экономических воротил.
Западной прессе можно было бы простить предвзятость ее суждений и отступление от этических принципов, если бы она так не любила поучать других. У нас самих рыльце в пушку, так по какому же праву мы обвиняем в послушности властям московских или пекинских журналистов? По какому праву мы обвиняем телекомпанию «Аль-Джазира» или средства массовой информации Кубы и Венесуэлы в том, что они не распространяют информацию, а занимаются пропагандой?
Красивые слова про демократию и освобождение угнетенных народов Украины и Грузии – на деле фиговые листочки, кое-как прикрывающие извращенные попытки померяться силой и властью, чтобы контролировать потоки энергоресурсов и обеспечить себе прорыв к новым рынкам. К этому можно добавить также торговлю оружием и нефтью, которая должна быть сокрыта от посторонних глаз. Почему же правой неизменно и привычно выставляется только одна сторона? Разве не учили нас не доверять чересчур примитивной очевидности и всегда приводить версию событий противоположного лагеря, дабы читатель, слушатель, телезритель мог составить собственное мнение?
