Юрий Петухов - Тайны древних русов

То же самое можно сказать и о скифо-сарматской мифологии, в которой основной миф просматривается крайне слабо, да и то в большей степени в мифе космогоническом. В иранской мифологии, которая реконструируется, в основном, по «Авесте», змееборчество имеет место. Но, видимо, некогда у предков иранцев были серьёзные столкновения с предками индийцев: другим способом объяснить их «перевёрнутое» восприятие мира нельзя. У иранцев Дэвы и Индра — это злобные и злокознённые демоны, а ахуры-асуры, которые олицетворяют у индийцев всё отрицательное, напротив, благие божества.

В греческой мифологии «громовержец» сливается с верховным богом, но лишь после того, как на Олимпе покончено со всеми дрязгами, а заодно и с богами старшего поколения, которые отходят на второй план. В греческой мифологии мы также сталкиваемся с необычайной разветвлённостью сюжетов и, как говорилось, с бесчисленными напластованиями и литературными обработками, вставками, переработками и пр. Кроме того, греческая мифология наводнена неисчислимым количеством богов, попавших в неё из мифологий соседствующих, а то и дальних народов. Сам регион располагал к этому — ведь в Средиземноморье стекались представители чуть ли не всех земных рас и этносов, неся свои предания и легенды в это благодатное место.

Народы Земли изображают обычно антропоморфных богов по своему подобию. По вазовой живописи мы знаем, что греки были черноволосы. Однако Зевс, Гера, Артемида, Аполлон, Афина, Деметра, Лето, Дионис, Эрос, Хариты, как, впрочем, и многие герои типа Одиссея, Ахилла, Язона, Пилада, Ореста, Мелеагра, Менелая, Радаманфа и др., златовласы и светлокудры.

Странности происходят и с основными богами Греции. Они почему-то живут в иных местах: Посейдон — в Самофракии, Зевс — в Иде. А Олимп находится и вовсе в Южной Македонии. Что же остаётся на долю самих греков? Для этого надо выяснить сначала, кто именно подразумевался под «греками», а точнее, кто ими был на самом деле. Тут, похоже, в нас, да и не только в нас, срабатывал и продолжает срабатывать тот же механизм, который заставлял византийцев называть северных «варваров» без разбору «скифами», а нам позволяет всех жителей США, например, называть американцами, хотя кого там только нет!

Но нам потихоньку пора перебираться к нашим предкам — славянам и их мифологии. И для этого надо чётко представлять их Вселенную, их мир.

Как мы видим, в жизни славян не последнее место занимали морально-нравственные представления. Во всяком случае, они их очень чётко и с большой основательностью вписали в космографическую картину. Совершенно особое отношение к понятиям правды и справедливости во многом определило ход развития славянской истории.

И ещё. Именно у славян с особой наглядностью прослеживаются дуалистические принципы и признаки. Дуализм — это характернейшая черта глубокой архаики. Из этого можно судить, что в славянской мифологии сохранена практически в первозданном виде сама архаика — представления 8–7-тысячелетней давности. Эти представления — становой хребет славянской мифологии. Они сохранены, но вокруг этого «хребта» наросла могучая плоть, ибо дуалистические представления доведены до высокого совершенства именно с духовной и нравственной точек зрения. И сочетание этих черт, глубочайшей архаики и духовного совершенства, не случайно. У нас будет возможность убедиться в этом.

Глава третья

В ПОИСКАХ «ЧУДОВИЩА»

Задрожали от его рёва стороны света,

небосвод, поднебесье, земля и горы.

Клянусь, ни львы, ни тифы, ни медведи

Столь не страшны! Никто б не изобрёл

Такую тварь, хотя б в горячке бредя!

В главе, рассказывающей о зарождении культа Купалы-Аполлона, мы в деталях рассмотрели механизм проникновения предков славян в Средиземноморье во II тысячелетии до Рождества Христова.

Мы прошли «дорогами богов» вслед за нашими далёкими родичами-переселенцами, заложившими в основание античной культуры один из краеугольных камней — культ божества, ставшего покровителем поэзии и искусств. И теперь, не повторяясь и не углубляясь в рассмотренный уже процесс миграции, мы вправе задаться вопросом: а могло ли такое непростое, растянутое во времени вторжение оставить всего один, пусть и необычайно глубокий, след? Могло ли воздействие «северных варваров», столетиями оседавших в средиземноморских краях, ограничиться привнесением одной лишь божественной троицы — Лато, Артемиды, Аполлона, или, как их называли на родине, Лады, Лели, Кополо? Ответ, вероятно, должен быть однозначным — нет, не могло! Пришельцы-праславяне, даже если бы они и задались такой целью, не смогли бы оставить часть своих кумиров на родине, а часть прихватить с собой: народные верования — это не саквояж туриста. И потому у нас есть все основания думать, что при глубинном проникновении в античную, да и в иные мифологии мы сможем выследить собратьев Кополо, как бы тщательно им ни удалось замаскироваться под «греков», «малоазийцев» или кумиров других народов.

Кого убил Беллерофонт?

…Беллерофонту убить заповедал Химеру

Лютую, коей порода была от богов,

не от смертных…

Существует мнение, что «Илиада» — это сплав множества вполне самостоятельных мифов и легенд, собранных вокруг одного сюжетного стержня и — более того — искусно подогнанных к нему. Сейчас уже мало кто верит, что всё в ней создано одним человеком, будь хоть трижды гением. Так или же иначе — не столь важно. Ведь в любом случае в основе самой поэмы и её песен лежат предания, сказания, существовавшие в Средиземноморье задолго до Гомера и его возможных соавторов.

Один из таких вставных мифов повествует о герое ахейцев, свершавшем свои подвиги в Ликии. Попал он туда по навету отвергнутой им совратительницы, царской жены. Последняя, извратив события, нажаловалась мужу, и «разгневался царь, таковое услыша, но убить не решился: в душе он сего ужасался; в Ликию выслал его и вручил злосоветные знаки, много на дщице складной начертав их, ему на погибель; дщицу же тестю велел показать, да от тестя погибнет». Знакомая история — слабовольный вождь-монарх посылает неугодного погибать подальше от своего королевства с соответствующей запиской. Примерно так же хотели расправиться спустя много веков с Гамлетом. Ту же схему мы найдём во множестве сказок самых разных народов.

Звали героя Беллерофонтом. Был он внуком знаменитого Сизифа — основателя Коринфа — и сыном Главка. Царский сын и, следовательно, сам по рождению царь — хотя бы в будущем. Рядом с ним ещё множество царей — на Пелопоннесе ли, в Малой ли Азии, в Эгеиде. Кругом одни цари! И до и после! И Одиссей хитроумный, и Менелай златовласый, и Агамемнон «пространно-властительный», и Ахиллес благородный…

Мы как-то привыкли к этому титулу «царь» для племенных вождей Средиземноморья — он встречается сплошь и рядом не только в детских переложениях мифов, но и во всех без исключения научных и научно-популярных изданиях. Мы употребляем его легко и бездумно, несмотря на то что «цари», зачастую, владели войском в пятнадцать — двадцать челядинов и клочком земли в две-три квадратные стадии.

Как читатель догадался, мы делаем небольшое отступление. Но оно необходимо, потому что мы обязаны научиться смотреть на вещи и события трезво. «Взгляд со стороны» и «любование отдалённым» вплоть до обожествления и уж, как минимум, до «оцарствления» всегда играют не на руку исследователю. И мы очень многое поймём, если задумаемся: почему безоговорочно признаются монархами и самодержцами племенные «царьки» в одних местах и почему ну никак не признают царями властителей других мест? О ком речь? О русских князьях, почти каждого из которых можно было бы сравнить по влиянию и могуществу с римским императором или византийским базилевсом, но которые не удостаивались даже звания царя. Лишь с Ивана Грозного якобы пошло «царство» на Руси. А до него?

Разумеется, мы сейчас говорим не о полноте власти и не о классических определениях, под которые, кстати, греческие «царьки» никак не подпадали. А о значимости и об оценке! Святослав! Владимир! Ярослав! И те, кто был до них, и те, кто пришёл на смену, ничуть не уступали европейским монархам, а по большей части и превосходили их по всем параметрам. Да что там названные! Практически любой из удельных князей периода раздробленности превосходил и по мощи, и по количеству земли, и по численности населения признанных «царей» и «королей», которые не всегда могли состязаться даже с боярами этого князя, и всё же: «князь»! Правда, на Руси существовали свои титулы, и их носители не считали себя обиженными, но опять-таки оценка в нашем восприятии: «царь Одиссей хитроумный» и какой-то там, скажем, князь тверской или рязанский. Первое звучит и порождает гордость. Второе — так себе, подумаешь — князёк. Хотя у этого «князька» в одной какой-нибудь деревеньке, о которой он и сам мог не подозревать, разместилось бы всё «царство Одиссея», «царство Агамемнона» да в придачу бы и парочка соседних.