Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии - Джеффри Кейн
Он переехал в небольшую деревню, где жил в пещере и работал в местной администрации. В этот период (точный день остался неизвестен) с собой покончила его сестра. Си семь раз отказывали в приеме в коммунистическую партию; одобрили его заявку в 1974 году лишь после того, как он сумел подружиться с партийным чиновником.
Как и многие другие партийные бюрократы, Си учился на инженера, но никогда не работал по специальности. Он окончил колледж в конце 1970‐х годов и начал неуклонно продвигаться по партийной лестнице – как раз в то время Китай запустил рыночные реформы и стал открываться миру. Си начал свою политическую карьеру в тот момент, когда старомодный маоистский коммунизм утрачивал свои позиции. Поколение руководителей, выросшее в тоталитарной системе председателя Мао, уступало место более коллегиальной, бюрократической системе управления.
Си был среди тех, кто считал, что Китай терял свою душу. Партия «погрязла в коррупции и лишилось идеологического центра, – писала политолог Элизабет Экономи в книге „Третья революция: Си Цзиньпин и Новое китайское государство“. – По мнению Си, ничто кроме коренных, революционных перемен не могло спасти партию и государство и повести Китай вперед, к полной реализации своего потенциала великой державы».
В 2012 году высшие партийные кадры избрали Си Цзиньпина новым председателем коммунистической партии. Он сменил на посту председателя Ху Цзиньтао, вкрадчивого и методичного бюрократа. Ху был типичным руководителем своего поколения – человеком без выдающейся индивидуальности или харизмы. Возвышение председателя Си знаменовало отход от мягкого стиля управления. Си не боялся снимать коррумпированных чиновников, перетряхивать систему или наживать врагов.
Он считал, что его полномочия заключаются в перестройке системы. Китай ждало патриотическое омоложение, уход от развращающих рыночных отношений и возвращение к национальному единству и дисциплине. Си хотел возглавить это движение.
Обладая природной харизмой, Си подавал себя как человека эпохи Возрождения, сочетая этот образ с комфортным обаянием члена красной элиты. Больше простоты и меньше излишеств – вот его фирменный посыл.
«Он излучает невероятную силу», – говорил один европейский дипломат французскому журналисту Франсуа Бугону.
Кроме того, Си был интеллектуалом.
Посещая крупные страны, он любил перечислять имена местных авторов, которых читал. В ходе встречи с президентом Бараком Обамой в США Си упомянул в своей речи, что читал Хемингуэя, Уитмена, Торо, а также «Здравый смысл» Томаса Пейна. Когда он посещал Россию, в списке оказались Крылов, Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Тургенев, Достоевский, Некрасов, Чернышевский, Толстой и Чехов.
И так – в какую бы страну Си ни приезжал.
«Это просто смехотворно, – говорил мой пекинский знакомый. – Можно написать скетч для юмористического шоу. Вот только его запретят, а автора посадят в тюрьму».
Си гордился и своими военными познаниями, ведь в 1980‐х годах он работал помощником министра обороны. Военная мощь, по его мнению, отражала силу государства.
«Он многое пережил и преодолел немало трудностей, – говорил премьер-министр Сингапура после встречи с Си в 2007 году. – Я бы отнес его к людям вроде Нельсона Манделы. Человек с невероятной эмоциональной стабильностью, не позволяющий личным неудачам или переживаниям влиять на свои суждения».
Си обладал объемным видением истории, на фоне которого формировал свой взгляд на будущее Китая.
«Пять тысяч лет китайской цивилизации – это интеллектуальная сила», – говорил Си. Он пообещал народу, что воплотит в жизнь «китайскую мечту», вернув страну на позиции, которые она занимала в бытность ведущей державой, собиравшей дань по всему миру. «Превосходство нашей системы, – заявил он в ноябре 2012 года, – будет полностью продемонстрировано в светлом будущем».
Частью этого будущего было повторное открытие западной границы Китая – между Синьцзяном и Средней Азией.
«Шелковый путь, проходивший через западную часть Евразии, некогда был важным каналом для коммуникации между восточной и западной цивилизациями, а также для коммерческой деятельности», – 17 октября 2012 года написал Ван Цзисы, влиятельный геополитический стратег и профессор престижного Пекинского университета.
Набирала обороты новая стратегия, которую профессор Ван называл «Марш на Запад», призванная развернуть Китай к его пустынной западной границе, поскольку на границе восточной, в Тихом океане, доминировали США, Япония и Южная Корея.
«Как гласит казахская пословица, „История земли – это история народа“», – сказал Си в судьбоносной речи в Назарбаев-университете 7 сентября 2013 года, находясь с визитом в стране-соседке Казахстане:
Более 2100 лет тому назад посланник китайской династии Хань по имени Чжан Цян два раза ездил в Центральную Азию с миссией мира и дружбы. Именно эти поездки положили начало дружественным контактам Китая с центральноазиатскими странами и открыли Шелковый путь с Востока на Запад, из Азии в Европу. Древний Шелковый путь берет начало в Шэньси, моей родной провинции. Как приятно вспомнить об этих исторических связях. Находясь здесь, я будто слышу звон торговых караванов в горах и вижу дым над обширной пустыней… Мы можем применить новую модель сотрудничества и общими усилиями сформировать экономическую полосу Шелкового пути, что, по моему убеждению, будет очень выгодно народам всех стран, через которые он пролегает.
Так было положено начало инициативе «Один пояс и один путь», проекту торговой сети стоимостью в триллион долларов, восходящей к истории, так тщательно изученной Си Цзиньпином.
В начале XVI века, когда европейские путешественники впервые прибыли в Новый Свет, на долю Евразии приходилось 89% мирового валового внутреннего продукта. Европа тех времен выходила из эпохи, казалось бы, нескончаемых эпидемий, голода и войн. В Евразии европейцев считали примитивными христианскими варварами, чьи армии оборванных крестоносцев устраивали набеги на чужие земли.
Тем временем в азиатских и ближневосточных империях развивалась биология, были изобретены бумага, ручной набор текста в книгопечатании, порох и алгебра. Китайская династия Мин была региональным гегемоном и посылала своего мореплавателя Чжэн Хэ в Индию и Африку. Однако сила Китая не означала, что он доминировал в Евразии. На протяжении тысячелетий в окрестностях Шелкового пути существовала целая мозаика царств, империй и племен.
Историк Оксфордского университета Питер Франкопан пишет, что европейцы перетянули на себя долю в мировой экономике и политическом влиянии, когда начали массово истреблять коренных жителей Нового Света и грабить Америку. Мировая торговля и военный потенциал перенеслись с суши на море, а создание современных европейских флотов в XVIII веке помогло начать промышленную революцию.
Пока Европа механизировала свои войска и создавала мощные современные национальные государства, правители Китая с пренебрежением относились к современным технологиям и вооружению. Они уцепились за идею, что их император – Сын Неба, не имеющий себе равных, прямой наследник линии, которая превосходит по древности родословные правителей соседних держав, таких как Япония и Корея. Дары, переданные императору посланником короля Георга III, рассматривались как подношение, а не как подарки, преподнесенные равному.
К середине XIX века в меняющемся мире феодальное царство в Китае становилось все более отсталым, коррумпированным и неэффективным. Правящие элиты, подсевшие на опиум, погрязли в долгах, наркомании и преступности. Китай попытался остановить британскую торговлю опиумом, но Британия направила канонерские лодки в Гонконг, чтобы оставить рынок открытым. Эти события получили известность как Первая опиумная война. Согласно более поздним историческим трудам коммунистической партии, она знаменует начало «века национального унижения» Китая западными державами, шокирующим образом меняет роль страны в миропорядке. Император был фактически поставлен на колени самой могущественной морской империей в истории человечества.
В итоге некогда процветавшая Евразия тоже погрязла в войнах, религиозном фанатизме и пришла в запустение. Таков был результат грабительского нашествия европейских колонизаторов, а также коррупции, привнесенной ими в местные органы власти. После долгих лет маоизма и суровых экономических условий в 1973 году, когда Китай собирался запустить рыночные реформы, его доля в мировой экономике составляла всего 5%.
Какой урок могло отсюда вынести современное
