Илья Колосов - 26-й час. О чем не говорят по ТВ

Но тогдашний президент посчитал, что будет правильнее поступить иначе. Он просто исчез. Его не было со страной четыре самых тяжелых дня. Где он был? Этот самый вопрос я и задал в эфире «25-го часа».

За день до Беслана, 30 августа, в Москве на станции метро «Рижская» прогремел взрыв. В утренний час пик. С таким расчетом, чтобы пострадало как можно больше людей и чтобы весь наступивший день по всем каналам гоняли эту новость. Страшно. Но я вспомнил это лишь затем, чтобы сказать, что Юрий Лужков, как бы кто к нему ни относился, был на месте трагедии меньше чем через час. Он лично контролировал ситуацию.

Также незадолго до трагедии Беслана в Ираке были захвачены двое французов. Двое взрослых мужчин. Чуть ли не на следующий день по всем национальным каналам было распространено видеообращение президента Франции Жака Ширака, который сказал террористам именно то, что должен был сказать президент великой страны.

И на этом фоне наше беспомощное молчание было таким вызывающе позорным, что я не мог не закончить программу словами: «Где мой президент?!»

Едва я вышел из студии, прозвенел первый телефонный звонок. Аня Мельникова, главный сменный редактор, сказала, что все мы за это получим, но сделал я все правильно и что это был поступок. Я, честно говоря, не понимал тогда, о каком поступке она говорила. Я был менее опытен и не представлял, что в такой ситуации можно было просто помалкивать.

Еще через полчаса позвонил Олег Попцов, который тогда возглавлял канал. По его голосу я понял, что только что у него с кем-то был непростой разговор. Мне Олег Максимович сказал, что завтра встретимся и поговорим.

Наутро разговора как такового не было. Я лишь узнал, что еду в какую-то срочную командировку. Вылет сегодня вечером.

— А как же эфир? Это моя неделя!

— Тебя подменят. Документы на командировку быстро неси в отдел протокола.

Так я оказался в Ялте, на телекинофоруме «Вместе». Попцов не поехал, хотя планировал. Он остался расхлебывать то, что я натворил. А расхлебывать было чего. Вечером следующего дня он позвонил мне, вытащив с какого-то просмотра, и в течение минут двадцати-тридцати убеждал меня — и рассуждениями и криком — что не надо было так поступать. Спорить с Попцовым сложно. Он не слушает собеседника. Он сам формирует реальность. Но тогда я был необыкновенно упрям. Я отвечал односложно и неизбежно, как робот: у меня двое детей, и они сейчас могли быть там. Между прочим, заложники на тот момент все еще сидели без еды и воды в спортзале бесланской школы номер один, а президент был занят чем-то более важным.

Мало того. Люди, выдававшие журналистам официальную информацию, все еще продолжали нагло врать, что заложников не больше двух сотен. И это вранье становилось причиной убийства новых заложников! И до сих пор никто не понес за это ответственность только потому, что мы с вами не привлекли этих негодяев к ответу.

И еще. Мы совсем не знаем тех, кто, несмотря на бездарное руководство операцией, сумел спасти сотни людей. Многие их них пожертвовали собой ради наших детей. Я знаю, что они не зря прожили свою жизнь. В ней было что-то большее, чем личное благополучие. Я преклоняюсь перед такими людьми.

Я благодарен Олегу Максимовичу Попцову за то, что я остался на ТВ-Центре. Вы ведь понимаете, что он сделал? Он прикрыл меня так, как вряд ли прикрыл бы кто-то другой. Гораздо проще было уволить меня и доложить, что оргвыводы сделаны. Олег Попцов, насколько я могу судить, доложил в Администрацию президента, что я «отстранен от эфира». Он не соврал. Я действительно был отстранен от эфира. Но через две недели Попцов меня вернул. Такие вот воспоминания о Ялте.

Венесуэла

В августе 2008 года я отправился в Венесуэлу. Готовить фильм о стране, с которой у России уже сложились тесные рабочие отношения. Шутка ли? Уго Чавес незадолго до моего отъезда посетил Москву в шестой раз. Кроме того, на ноябрь были запланированы два достойных события — военные учения стран Карибского бассейна с нашим участием, а также визит президента Медведева в Каракас.

Интересно, что отъезд нашей съемочной группы состоялся 8 августа. Да-да, в тот самый день. Я приехал в здание телекомпании и тут же, в коридоре, был пойман заместителем генерального директора Вячеславом Мостовым:

— А, вот и Колосов. Ты готов? Иди переодевайся и сейчас в эфир.

— Какой эфир, Вячеслав Иванович? У нас вылет через три часа.

— Ну, значит, перенесешь вылет.

Выяснилось, что в Москве, кроме меня, ведущих почти не осталось. Сезон отпусков. А не отрабатывать в эфире нападение Грузии на Южную Осетию, разумеется, нельзя. Это понятно любому информационщику. И я уже пошел надевать эфирную одежду, но… К счастью для командировки и к сожалению для всего остального, где-то наверху было принято решение о том, что массированно поддерживать в средствах массовой информации нашу миротворческую операцию пока не нужно. Хотя, повторю, мы были готовы. Спустя пару месяцев я говорил об этом с главой думского Комитета по международным делам Константином Косачевым. Так вот, он тоже был тогда удивлен этим решением. Он тоже, равно как и многие его коллеги, был готов садиться в эфир и комментировать происходящее. В итоге, прекрасно проведя военную фазу операции, информационную войну мы проиграли.

Нужно ли еще раз повторять, что будет так, как скажут по телевизору? Прилетев в Каракас и включив CNN, я убедился в том, что эти ребята свое дело знают. Процентов 80 эфира было отдано грузино-осетинской теме. И, конечно, преподносилось все как агрессия огромной России против маленькой, но гордой грузинской демократии. Западные СМИ отработали тему с блеском. За пару-тройку дней, пока нам нельзя было воевать на информационном фронте, ими были заняты все важнейшие плацдармы. В головах у миллионов жителей планеты Россия стала твердо ассоциироваться с наглым захватчиком.

Из Венесуэлы трудно комментировать события в Грузии и Южной Осетии. Поэтому руководство канала позволило нам сосредоточиться на подготовке документального фильма, сценарий которого я и предлагаю вам прочесть.

МАНЬЯНА, ИЛИ КОМУ В ВЕНЕСУЭЛЕ ЖИТЬ ХОРОШО

Люди на улицах Каракаса:

— У нас большинству хорошо, потому что у нас прекрасная страна и у нас есть президент Чавес!

— В Венесуэле очень хорошо жить большей части населения. Сейчас наступило такое время, когда у нас появляется средний класс, в него входят люди из народа, рабочие, которые раньше жили очень плохо. А это правительство делает все, чтобы мы жили лучше и имели меньше проблем.

— Кто хорошо живет в Венесуэле?

— Состоятельные люди. Люди с высоким достатком. Он бывает разный: низкий, средний и высокий. Вот я про тех, у кого высокий

Титр: Богатые

Марко Милья, водитель такси[16]:

— Богатых нет в Венесуэле. Это в других странах есть богатые. У нас есть не очень бедные и средний класс. Никто, короче, не голодает

По картинке: богатый район, виды домов, дорогие машины, колючка, указатели, камеры наблюдения, кокосы.

Стенд-ап в «Кантри Клаб»:

— Мы находимся в самом богатом районе Каракаса, так называемом «Кантри Клаб». На естественный вопрос россиянина о том, кто здесь живет, вероятно, представители нефтяного сектора страны, нам было замечено, что нет. Здесь живут политики. Причем политики не в первом поколении. Новых богатых здесь нет. Скорее всего, именно этим можно объяснить скромность богатства того, что окружает нас.

Владимир Давыдов, директор Института Латинской Америки РАН:

— Класс богатых в Латинской Америке — он старше, опытнее и мудрее, чем класс богатых в России. В Латинской Америке, в отличие от современной России, люди способны на серьезный протест. Они способны заставить господствующий класс сменить политику. И это произошло в Венесуэле и во многих латинских странах в последние 10 лет.

Житель Каракаса (явно после пары бутылок пива)[17]:

— Я за социальную помощь, но богатые не могут, не умеют помогать бедным. Политики и богатые — они просто так не будут помогать, пока их не заставят.

По картинке: Гольф клуб неподалеку от жилых домов «Кантри Клаба»

Девушка из гольф-клуба:

— Не многие могут себе позволить играть. Нужно быть членом клуба, а это достаточно дорого.

Нищий возле пункта бесплатного питания:

— Но это капиталистическая страна, и за 10 лет радикально улучшить ситуацию невозможно! Но необходимо продвигаться шаг за шагом и брать все лучшее от разных систем. Мы, венесуэльский народ, поддерживаем Чавеса, и нам нравится социализм!