Андрей Буровский - Анти-Мединский. Опровержение. Как партия власти «правит» историю
«Сравнение русских богатырей с европейскими рыцарями не в пользу последних. Несомненно, смелы они и горды и воины могучие. Но служат всё же не Отечеству, а герцогам и королям. И все же обидчивы, как вздорные мальчишки. Вечно у них дуэли да драки. Вообразить же дуэль Ильи Муромца с Алешей Поповичем невозможно даже в бреду» («Мифы о России-1». Стр. 123).
Что видится Мединскому в бреду, ему лучше знать — но русские былины он если и читал, то в облегчённом варианте для детишек. В реальных же сказаниях о богатырях отношения между ними доходят именно до вполне реального мордобоя. Например, Алёша Попович однажды очень конкретно огрёб от Добрыни Никитича, перед этим посягнув на его жену. Хитрый Алёша, воспользовавшись долгой отлучкой товарища, объявил его погибшим и посватался к Добрыниной Настасье Никуличне. Однако Добрыня о том проведал, на свадебку явился, и дальнейшие события развивались в соответствии с классическими анекдотами на тему: «Возвращается муж из командировки…»
Говорит Алёшенька Левонтьевич:«Ты прости, прости, братец мой названыя,Молодой Добрыня сын Никитинич!Ты в той вине прости меня во глупости,Что я посидел подли твоей любимой семьи,Подле молодой Настасии да Никуличной».Говорил Добрыня сын Никитинич:«А в той вины, братец, тебя Бог простит,Что ты посидел подли моей да любимой семьи,Подле молодой Настасии Никуличны.А в другой вине, братец, тебя не прощу,Когда приезжал из чиста поля во перво шесть лет,Привозил ты весточку нерадостну,Что нет жива Добрынюшки Никитича;Убит лежит да на чистом поле.А тогда-то государыня да моя родна матушка,А жалёшенько она да по мне плакала,Слезила-то она свои да очи ясные,А скорбила-то своё да лицо белое,Так во этой вине, братец, тебя не прощу».Как ухватит он Алёшу за жёлты кудри,Да он выдернет Алёшку через дубов стол,Как он бросит Алёшку о кирпичен мост,Да повыдернет шалыгу подорожную,Да он учал шалыгищем охаживать,Что в хлопанье-то охканья не слышно ведь…
(«Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года», М.-Л.,1950, т. 2. № 149).Богатыри, согласно Мединскому, не только не дерутся между собой, но ещё и как на подбор воздержанны по части алкоголя.
«В «Былинах» описываются весёлые пиры при дворе Владимира Красное Солнышко. Но нет в них описания опившихся, валяющихся на земле, теряющих человеческий облик. Во всех западных эпосах они есть: и в «Старшей Эдде», и в «Младшей Эдде», и в «Песне о Нибелунгах». А в «Былинах» — нет! Вообще единственный случай упоминания пьяниц и пьянства на Древней Руси — это история про Садко и голь перекатную. Но, во-первых, это эпос Новгорода — самого европейского города Руси, члена Ганзы. Во-вторых, бесконечные приключения Садко содержат только один «пьяный» эпизод. Остальные примеры гульбы — не пьянка, а скорее безудержное, разудалое веселье, такое, как пляски морского царя под гусли Садко» («Мифы о России-1». Стр. 290).
В детских переложениях, может, и так (хотя я и там помню упоминания «зелена вина») — но изначально былины писались для взрослых и суровых мужиков, очень болезненно воспринимавших, когда им не отвечают на принципиальный вопрос: «Ты меня уважаешь?» Именно так воспринял неуважение со стороны князя Владимира наиглавнейший русский богатырь.
Славныя Владымир стольнёкиевскойСобирал-то он славный почестей пирНа многих князей он и бояров,Славных сильных могучих богатырей;А на пир ли-то он не позвалСтарого казака Ильи Муромца.Старому казаку Илье МуромцуЗа досаду показалось-то великую,Й он не знает, что ведь сделатиСупротив тому князю Владымиру.И он берет-то как свой тугой лук розрывчатой,А он стрелочки берет каленый,Выходил Илья он да на Киев-градИ по граду Киеву стал он похаживатьИ на матушки Божьи церквы погуливать.На церквах-то он кресты вси да повыломал,Маковки он залочены вси повыстрелял.Да кричал Илья он во всю голову,Во всю голову кричал он громким голосом:«Ай же, пьяници вы, гол юшки кабацкии!Да и выходите с кабаков, домов питейныхИ обирайте-тко вы маковки да золоченый,То несите в кабаки, в домы питейные,Да вы пейте-тко да вина досыта».Там доносят-то ведь князю да Владымиру:«Ай Владымир князь да стольнёкиевской!А ты ешь да пьёшь да на честном пиру,А как старой-от казак да Илья МуромецЁн по городу по Киеву похаживат,Ён на матушки Божьи церквы погуливат,На Божьих церквах кресты повыломил.А всё маковки он золоченый повыстрелял;А й кричит-то ведь Илья он во всю голову,Во всю голову кричит он громким голосом:«Ай же, пьяницы вы, голюшки кабацкии!И выходите с кабаков, домов питейныихИ обирайте-тко вы маковки да золочёный,Да и несите в кабаки, в домы питейные,Да вы пейте-тко да вина досыта».
(«Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года», М.; Л.,1950, т. 2. № 76).Даже бунтуют на Руси, за редкими исключениями, не так, как в Европе, а деликатно и благонамеренно.
«Традицию «бунта на коленях» можно проследить даже там, где её вроде бы и нет. Скажем, в восстании декабристов. В конце концов, что сделали декабристы? Вывели войска и долго стояли на Сенатской площади в каре. Никаких попыток занять Зимний, арестовать Николая I. В точности как в Москве 1648 года восставшие стояли на площади и ждали, что же сделает власть?
Порой говорят о безволии декабристов, недостатке организованности. Приведя солдат на площадь, они не решались продолжать. Воли к власти не хватило, веры в свою правоту. Но ведь декабристы — боевые офицеры, прошедшие 1812 год, поход в Европу 1813–1815 годов. Безволие? Трусость?
В это трудно поверить. Нелогичное предположение. Действительно, а почему так долго стояли в каре восставшие, не делая решительных шагов? Почему? Мы так привыкли читать эти описания событий 14 декабря 1825 года, что уже не вдумываемся в их глубинный смысл. А ведь перед нами — типичный бунт на коленях. Угроза оружием? Да… Как из толпы в 1662 году: отдай, царь, ненавистных нам бояр… А то сами возьмём, «своим обычаем»!
Николай I оказался далеко не слабонервным, игру психологического напряжения выиграл он. А восстание декабристов тем не менее состоялось, но состоялось совершенно не так, как должен «по правилам» проходить «нормальный военный мятеж». В традициях мятежа — кровавые столкновения правительственных и мятежных войск, захват «вокзалов, почты, телеграфа», аресты правящей верхушки и их семей, расстрелы заложников, взаимный террор и пр. и пр.
Что же видели мы на площади Декабристов в Петербурге? Типичный русский «бунт на коленях». Очень национальное действо» («Мифы о России-3». Стр. 345–346).
И вправду, в отличие от думских болтунов поднявшие восстание 14 декабря 1825 года декабристы были боевыми офицерами, и потому на коленях стоять они не собирались. Изначально планировалось захватить и Зимний дворец с царской семьёй, и присягающий новому царю Николаю I Сенат, и Петропавловскую крепость. Но с самого начала пошли накладки. Первым восставших подставил капитан Нижегородского драгунского полка Александр Якубович. Неуравновешенный по жизни, а сверх того, словивший пулю в голову на Кавказе, он в 1825 году, похоже, страдал маниакально-депрессивным психозом. Взявшись захватить царскую семью, он в последний момент отказался и вместо этого побежал к Николаю уверять в совершеннейшем почтении. К Зимнему пришлось бежать поручику Николаю Панову с гвардейскими гренадерами, но дворец успел взять под охрану гвардейский сапёрный батальон, и Панов с криком: «Это не наши!» ретировался.
Сенат было захватывать бессмысленно — сенаторы присягнули и разошлись двумя часами раньше. Прочие же активные действия сорвались из-за срыва попыток поднять несколько предназначенных к восстанию полков и неявки избранного диктатором полковника Преображенского полка Сергея Трубецкого. Его соратники поневоле встали на площади, ожидая подкреплений, а без малого через два века гражданин Мединский выдал их нужду за добродетель, а из добродетели вывел общее благолепие Российской империи. Она у него столь прекрасна, что покидается почти исключительно проблемными народишками, не ценящими своего счастья.
