Андрей Буровский - Анти-Мединский. Опровержение. Как партия власти «правит» историю
Не случайно Мединский, опровергая «миф» об отсталости российской промышленности в начале XX века, всячески стремится избегать конкретных цифр, заменяя их сплетнями, байками и пафосными тирадами. Но результат неминуемо будет тот же, что и в советские времена — новые анекдоты и нигилистический отказ верить в российский приоритет в каких-либо научно-технических достижениях вообще.
Мединский — Фоменко сегодня!
Создателей клинической «Новой Хронологии» Носовского и Фоменко думский профессор не любит и периодически обличает, но это явно от зависти, потому что сам он тасует исторические события, передвигает страны в пространстве, перемещает персонажей во времени и меняет их досье не хуже конкурентов, посмевших оказаться более известными. Убитый в 1015 году один из первых русских святых, ростовский князь Борис Владимирович, в нашем мире перед этим ходивший на печенегов, но не встретивший их, у Мединского побеждает степных кочевников. Венгерского полководца Фильния побеждает Мстислав Удалой, а не Даниил Галицкий, как в нашей реальности, где Мстислав разбил будущего венгерского правителя Хорватии — Коломана. После Куликовской битвы татары ни разу не решались встречаться с русскими в чистом поле, а значит, множество сражений, включая поражения московского князя Василия Тёмного под Суздалем 7 июля 1445 года и разгром крымского хана Девлет-Гирея при Молодях 30 июля — 2 августа 1572 года, из истории вычёркивается. Богдану Хмельницкому приписывается разрыв с Москвой, имевший место при его преемниках. Покойный петербургский митрополит Иоанн превращается в Сергия. В командующие всей русской армией на Балканах в 1878 году прорывается Михаил Скобелев. Оберштурмфюрер СС Штирлиц, он же полковник сталинской госбезопасности Исаев, зачисляется в ряды либералов. Венгры во время революции 1848–1849 гг. борются против самоопределения чехов, которые не жили на их территории и с которыми они не граничили…
Всё это можно списать на небрежность, но автор не ограничивается описками, а врёт длинно и цветисто. Вот как, по его мнению, была придумана известная солдатская песенка «Мальбрук в поход собрался…»:
«В ходе Семилетней войны у русских сложилось довольно пренебрежительное отношение к европейцам, в том числе и к союзникам. Французов стали называть «лягушатниками» не во время нашествия Наполеона на Россию, а как раз в эту эпоху. Что же до союзников Пруссии — британцев, то именно тогда появилась одна солдатская песня. Она грубая, но привести её стоит. Речь в ней идет о герцоге Мальборо, предке Уинстона Черчилля, одном из командующих британской армией… на русских произвели сильное впечатление трусливость британских войск и непоследовательность их командования» («Мифы о России-2». Стр. 250).
Великий историк, наконец, усвоил, что англичане были союзниками пруссаков, но зато возникает сразу три вопроса: где конкретно британская армия проявила трусость? В каких сражениях её разбили русские? В каких битвах Семилетней войны англичан возглавлял герцог Мальборо?
Кому неохота погружаться в серьёзные научные труды, сообщаю, что большинство своих сражений британцы тогда выиграли, захватив у Франции огромные территории в Индии, Африке и Северной Америке. В паническое бегство они обращались редко — лишь попав в засаду французов и союзных им индейцев у реки Мононгахела 9 июля 1755 года и форта Дюкен 15 сентября 1758 года. Мне как-то сомнительно, что эти ничтожные по европейским меркам бои на территории, ныне входящей в американский штат Пенсильвания, произвели такое впечатление на русскую армию. Которая за все семь лет боевых действий ни разу с англичанами не столкнулась и уж тем более не имела счастья оценить полководческий талант Мальборо, скончавшегося 16 июня 1722 года, за тридцать с лишним лет до первых выстрелов Семилетней войны. Песенку же «Мальбрук в поход собрался» сочинили о герцоге в 1709 году французы, которых предок Черчилля последовательно колотил.
С переходом к Франции цирк продолжается. «С Наполеоном мы воевали с 1799 по 1815 год. 16 лет, причём с большими перерывами. Самое опасное вторжение 1812 года было нейтрализовано и отражено менее чем за полгода!» («Мифы о России-1». Стр. 21). Но если вторжение 1812-го самое опасное, то были ещё и менее опасные? Интересно когда? Я-то думал, что все прочие кампании России против Франции проходили не на нашей территории, а оказывается, Бонапартий на Русь и до грозы двенадцатого года залезал!
Правда, настолько был впечатлён отпором при Бородино, что даже «в собственных воспоминаниях не решался намекнуть на свою победу» («Мифы о России-1». Стр. 42). Одно из двух, или нам опять врут, или слова «Московская битва — моё самое великое сражение: это схватка гигантов. Русские имели под ружьём 170 тысяч человек; они имели за собой все преимущества: численное превосходство в пехоте, кавалерии, артиллерии, прекрасную позицию. Они были побеждены!» (А. Васильев «Бородино. Потери армии Наполеона». Журнал «Родина» № 6–7, 2002) — написал на острове Святой Елены какой-то другой Наполеон. Лично для меня ответ известен, но Остапа, то бишь Владимира, несёт дальше. Он переходит к Крымской войне и делает новые сногсшибательные открытия.
Оказывается, «адмирал П. С. Нахимов в Синопском сражении фактически «на раз» уничтожил весь (!) турецкий флот» («Мифы о России-2». Стр. 364). В обороне Севастополя участвовало «всего 18 тысяч солдат и матросов» (там же. Стр. 365). Ну, и по условиям завершившего войну Парижского мирного договора «никаких территориальных потерь Россия вообще не понесла» (там же. Стр. 369).
Враньё здесь — всё. В Синопском сражении Нахимов уничтожил не весь турецкий флот и даже не половину его, а только эскадру Осман-паши — из 7 линейных кораблей Османской империи здесь не стояло ни одного, а из 16 фрегатов и корветов — только 10. Гарнизон Севастополя действительно к началу обороны имел примерно 18 тысяч человек, но на городские укрепления постоянно подходили подкрепления, и всего в боях участвовало около 50 тысяч солдат и моряков, не считая ещё более многочисленных войск, действовавших вне города. И территориальные потери Россия понесла. Согласно статьям XX–XXI Парижского трактата, «император всероссийский соглашается на проведение новой граничной черты в Бессарабии. Началом сей граничной черты постановляется пункт па берегу Черного моря в расстоянии на один километр к востоку от солёного озера Бурнаса. Она примкнет перпендикулярно к Акерманской дороге, по коей будет следовать до Траянова вала, пойдет южнее Болграда и потом вверх по реке Ялпуху до высоты Сарацика и до Катамори на Пруте. От сего пункта вверх по реке прежняя между обеими империями граница остается без изменения. Новая граничная черта должна быть означена подробно нарочными комиссарами договаривающихся держав… Пространство земли, уступленное Россией, будет присоединено к Княжеству Молдавскому под верховной властью Блистательной Порты».
Проще говоря, Россия передаёт турецкому вассалу — Княжеству Молдове устье Дуная, и не просто так, а с крепостью Измаил, некогда с триумфом взятой Суворовым. Ко времени Крымской войны боевого значения она не имела, но удар по престижу Петербурга получился существенным. Ну а поскольку даже школьная программа не считает нужным скрывать этот неприятный факт, интересующиеся историей подростки обоего пола могут с лёгкостью убедиться, что профессор лжец и лакировщик. После чего, естественно, станут с подозрением относиться даже к правдивым фактам из его сочинений. Я подобные отзывы уже слышал, но особенно позабавила моих знакомых депутатская трактовка самого знаменитого эпизода Русско-японской войны.
«Врагу не сдается наш гордый «Варяг» — это воспетый героизм того времени. Не сдаваться может только тот, кто имеет силы и волю. Затопите в океане себя вместе со своей яхтой со словами на устах: «За Бога, Царя и Отечество». Попробуйте на себе. Гарантированы незабываемые ощущения» («Мифы о России-1». Стр. 502).
Поняли?! Не желая сдаваться японцам, русские моряки открыли кингстоны посреди океанской пучины и со словами «За Бога, Царя и Отечество» ушли на дно! Эту страшную правду от нас более ста лет скрывали злостные коммунистические фальсификаторы, писавшие, что команда «Варяга», затопив крейсер возле берега, успешно вернулась в Россию — но теперь-то мы знаем, как было на самом деле!
Особое внимание Мединский уделяет высокой духовности дорогих россиян, хотя опять криво и двусмысленно. Где-то настойчиво продвигает идею, что русские — нормальный европейский народ, не лучше и не хуже других, а где-то сам себя опровергает со ссылкой на русские былины:
