Владимир Бурцев - «Протоколы сионских мудрецов». Доказанный подлог
Потом мы узнали, что антисемиты, под влиянием тяжелых событий военного времени и с развитием большевизма, действительно, начали поднимать голову. Но почву они для себя находили, по–прежнему, едва ли не исключительно, в рядах крайних монархистов, или у темных масс. Их выразителями и тогда являлись те же, кто и раньше был вожаками антисемитов, как Марков II.
Но и не все монархисты были антисемитами. Зато антисемиты были, главным образом, крайние монархисты и притом именно те, кто были связаны с немецкими реакционерами антисемитами, находившимися в сношениях с большевиками до революции. Эти немцы с 1918 г., еще во время войны, при Ленине, хозяйничали в Москве, как в покоренной стране.
Первая сплоченная организация антисемитов возникла в Москве в 1918 г., вскоре после захвата власти большевиками.
Они, конечно, были определенными врагами большевиков, но большевикам они не придавали серьезного значения, и думали, что они — временная русская болезнь и отделаться от нее впоследствии, в любое время ничего не будет стоить. Главный враг для них в то время были демократы, кто совершил февральский переворот 1917 г. и кто был сторонником Временного Правительства. По их мнению, надо было покончить с республиканцами демократами, и тогда русский народ, конечно, сейчас же поможет им раздавить большевиков.
С своей стороны, большевики тоже не придавали серьезного значения монархистам. Для них монархисты {88} были отработанный пар и осуждены на исчезновение. Для них врагами были, прежде всего, не монархисты, а тоже республиканцы демократы, и они все свои силы направляли на борьбу против них.
Поэтому монархисты иногда даже сознательно помогали большевикам делать их дело, а большевики не мешали монархистам организовываться и вести их разлагающую антисемитскую пропаганду.
В марте 1918 г. в Москве состоялся тайный монархически съезд. Руководство этим съездом было в руках монархистов–антисемитов. Его решения роковым образом отразились на всем ходе всей дальнейшей антибольшевицкой борьбы.
На этом съезде было постановлено работать совместно с немцами, завязывать сношения с большевиками и проникать во все большевицкие руководящее центры. Задача руководителей съезда была захватить власть с помощью немцев и своих членов, проникнувших к большевикам.
Практической работой монархических заговорщиков в России руководил тогда Бискупский, сейчас стоящий во главе русских гитлеровцев в Берлине. Его правой рукой был ген. Комиссаров, крайний правый монархист–антисемит, один из преступнейших типов бывших охранников, сыгравший впоследствии крупную роль заграницей, как агент ГПУ. От монархистов он получил задание захватить в свои руки аппарат большевицкой разведки. Он и его сотрудники (как жандармский полковник Бессонов, капитан 2–го ранга Дунин–Барковский, полк. Шатковский и другие) вошли в Чека и Разведупр.
Впоследствии одни из них играли (и играют до сих пор) крупную роль в Германии в русских монархических организациях, а другие так и остались на службе у большевиков, где верой и правдой служили им все эти 20 лет.
Еще в 1918 г., в Москве антисемиты отпечатали новое издание «Протоколов» и с ними послали несколько своих уполномоченных на юг — в Добровольческую армию: прис. пов. А. Н. Варламова, протоиерея Восторгова и других. В то же самое время {89} их единомышленники: Винберг, Тальберг, фон Мекк, Бискупский и др. поехали в Германию для укрепления связей с немцами.
Окончательное оформление монархического антисемитского движения, начавшегося в Москве в 1918 г., получилось несколько позднее в Германии, на известном Рейхенгалльском съезде.
На юге России, вообще, и в частности в добровольческой армии у Деникина, на северном Кавказе, приехавшие московские антисемиты не встретили официальной поддержки. Военные власти к ним там отнеслись отрицательно и отгораживались от них. Но временно и тогда еще, при ген. А. М. Драгомирове, им удалось сыграть видную роль в «Осваге» (Осведомительном Агентстве). У них появились свои органы печати. Они поспешили в Таганрог перепечатать московское издание «Протоколов». Среди них, кроме приехавших москвичей, были Родионов, автор «Нашего преступления», Пуришкевич и другие. Под редакцией Пуришкевича в Ростове–на–Дону выходил «Благовест» — журнал «Русской государственной мысли». В Ростове–на–Дону же издавалась газета «На Москву!», под редакцией А. Н. Варламова, — ее девизом было: «Бей жидов, спасай Россию!» Она усиленно рекламировала «Сионские Протоколы».
Несколько позднее H. E. Парамонов, взявший по поручению ген. Деникина в свои руки дело пропаганды, попытался удалить бывших сотрудников «Освага» из созданного им «Отдела пропаганды», но через четыре недели должен был уйти. При его преемнике, К. Н. Соколове, реставраторы и антисемиты снова получили преобладающее значение.
Антисемитская пропаганда среди антибольшевиков была, как нельзя больше, на руку большевикам в их борьбе с белым движением. Они, указывая на всю гнусность антисемитизма, выступали, как защитники свободы и равноправия. А сами они в это время вели общий погром всей России, в том числе и еврейского населения![11]
В самой Добровольческой армии были круги, {90} не замешанные в эти антисемитские подвиги. Все те, кто с самого начала вошли в ее ряды и боролись под командой Алексеева и Корнилова, кто проделали первые походы против большевиков, не запятнали себя погромами.
Основа Добровольческой армии — молодежь из средних учебных заведений, студенты, молодые офицеры, кто идейно сплотились вокруг Корнилова, создали кадры так называемых «цветных» полков — корниловский, дроздовский, марковский и алексеевский. Эти полки и служили главным боевым ядром Добровольческой армии. Они в борьбе с большевиками своими трупами устлали путь от Ростова до Орла и оказались наиболее сознательной частью армии.
Были, правда, и среди них антисемитские настроения. Совершен был, напр., погром в Харькове при формировании 3–го корниловского полка. Но виновники его, по приказу Кутепова, были немедленно преданы военно–полевому суду и некоторые из них расстреляны.[12]
В Крыму, при Врангеле, антисемиты официально тоже, как и в Добровольческой армии, не имели поддержки. Врангель даже не раз принимал против них меры. Но в хаосе гражданской войны эти его меры не имели большого значения. Когда на это указывали Врангелю, он откровенно говорил, что ничего не может сделать против настроения населения.
Антисемитская пропаганда переброшена была и в Сибирь, и на Дальний Восток. Там тоже издавали «Протоколы». Но и там власти по большей части были против антисемитов. Против «Протоколов» резко выступал всегда Колчак.
Еще более, чем в Добровольческой армии, антисемиты развили свою деятельность у Петлюры. Рассказы о погромах при нем общеизвестны. О них потом много справедливого сказали на суде в Париже по делу Шварцборда, убившего Петлюру. О том, что евреи переживали во время Петлюры, можно судить по статьям Шульгина о пытке страхом или по его книге «1920 год».[13]
{93}
Моя анкета о «Сионских Протоколах»
Анкета о «Сионских Протоколах»» (в 1920-х г. г.)
Вскоре после моего второго возвращения в Париж с юга России, произошло то, после чего, казалось, борьба с «Протоколами» никогда больше не будет нужна, что они разоблачены раз навсегда, и никто из искренних людей никогда не будет даже говорить об их подлинности и не будет ссылаться на них, как на документ.
Я говорю о совершенно неожиданном сенсационном сообщении «Таймса», что найдена книжка французского адвоката Жоли, изданная в 1864 г., откуда были десятки страниц вставлены в «Протоколы».
Одновременно с статьей «Таймса», — а некоторые даже раньше, — появились другие разоблачения по поводу «Протоколов», г–жи Радзивилл и г–жи Херблет, дю Шайла, и друг. Тогда же появились статьи, разоблачающие подделку «Протоколов», П. Н. Милюкова, Ю. Делевского и Г. Б. Слиозберга. С. Г. Сватиков сообщил интересные сведения о Рачковском и указал на его анонимные пасквили на русских эмигрантов, составленные в 1880–90х г. г.
Во время этих разоблачений не нашлось никого, кто бы в печати решился сказать что–нибудь серьезное в защиту подлинности «Протоколов». Поэтому–то я тогда и полагал, что больше нет необходимости с ними считаться. Но скоро я понял, что эта опасность вовсе не прошла, что еще предстоит с ними борьба. Тогда я решил по мере возможности произвести анкету о них — главным образом, среди их {94} возможных защитников. К одним я обращался сам, а к тем, кого я не мог лично расспрашивать, я писал или поручал переговорить с ними моим друзьям.
С этой моей анкетой я, прежде всего, обратился, конечно, к тем, кто так или иначе, раньше был связан с Департаментом полиции. Многих из них я лично хорошо знал и они хорошо знали меня, так как до революции 1917 г. я с ними вел многолетнюю борьбу и занимался их разоблачением, а они вели борьбу со мной. Вполне понятно, почему я для анкеты прежде всего обратился именно к ним.
