Конрад Лоренц - Человек находит друга
Тонкие ветки, конечно, не могли выдержать её веса, но зато она успела ухватить кошку, которая ещё несколько секунд висела на дереве, изо всех сил цепляясь за свой сучок.
Затем они вместе пролетели добрых три метра и шлёпнулись на траву, а я бросился на помощь кошку, которую Эли не выпустила, хотя падение и оглушило её. Кошка осталась цела и невредима, но Эли несколько недель хромала из-за разрыва мышцы плеча, которым она стукнулась об землю. В отличие от кошек собаки отнюдь не всегда падают на четыре лапы.
Такими были шотландские терьеры тридцать пять лет назад – ведь Эли вовсе не выделялась среди прочих. А теперь я испытываю гнетущую печаль, когда наблюдаю поведение нынешних изящных, словно вырезанных из чёрного дерева, представителей этой породы на улицах нашей Вены, издавна любившей собак. Я знаю, что моя косматая Эли с кривым ухом, которое пересекал шрам, не могла бы соперничать на выставке с этими холёными красавицами.
Но зато они трепещут перед собаками, которые с визгом пустились бы наутёк, повстречай они Эли.
Ещё не поздно. Ещё найдутся шотландские терьеры, которые не отступят перед сенбернаром и вцепятся в ногу любого человека, посмевшего хотя бы повысить голос на их хозяина.
Но их осталось очень мало, и среди медалистов собачьих выставок вы их не найдёте. А потому я хотел бы задать следующий вопрос тем, кто занимается разведением собак и искренне интересуется их будущим: разве не стоило бы в виде исключения получить потомство от такой верной и мужественной собаки, даже если бы её экстерьер заметно уступал гармонично сложенным шедеврам современного парикмахерского искусства?
ПЕРЕМИРИЕ
Собаки, даже заядлые охотники, удивительно легко усваивают, что они не должны трогать других животных, обитающих в том же доме. Самые отпетые кошененавистники, которые, несмотря ни на какие наказания, продолжают гонятся за кошками в саду, не говоря уже об улице, без труда выучиваются не покушаться в доме ни на кошек, ни на других животных. Поэтому я всегда знакомлю собак с только что купленными животными у себя в кабинете. Почему собака в стенах дома становится менее кровожадной, я не знаю, но одно несомненно: внутри дома угасает только её страсть к охоте, но не к дракам. Все мои собаки вели себя очень агрессивно с любой чужой собакой, которая осмеливалась войти в наши комнаты. У меня не было случая проверить эти наблюдения на других собаках, так как я принципиально не беру своих псов с собой, когда идут к друзьям, у которых в доме есть собака. Мной руководит простая деликатность, и не только потому, что собачьи драки нервируют большинство людей (сам я отношусь к ним спокойно, так как мои псы обычно берут верх), но и потому, что у среднего кобеля появление в его владениях чужого представителя его вида вызывает реакцию, малоприятную для хозяйки дома. У собак задирание ноги имеет совершенно чёткий смысл – как ни парадоксально, точно тот же, что и соловьиная песня. Это способ обозначения границ своего участка, предупреждение все чужакам, что они вторгаются на территорию, которая уже кому-то принадлежит. Почти все млекопитающие ставят на своих участках пахучие метки, так как воздух там и без того пропитан и её собственным запахом, и запахом её владельцев.
Но если чужой пёс или – что ещё хуже – давно известный заклятый враг хотя бы на несколько секунд переступит порог, тормозящее влияние всех этих моментов тотчас исчезает. В этом случае любая не совсем бесхарактерная собака сочтёт своим святым долгом уничтожить запах врага, оставив свой более пахучий знак. К негодованию своего хозяина (и особенно хозяйки), этот чистоплотный комнатный пёс отправится в обход дома, бесстыдно задирая ногу у каждого тола, стула или шкафа. Подумайте об этом, прежде чем вы решите навестить владельца собаки в сопровождении своего пса!
Таким образом, миролюбие собаки в её собственном доме обеспечивает безопасность только потенциальной добыче, но не другим собакам. Возможно, тут мы сталкивается с извечной и широко распространённой в мире животных особенностью поведения, а точнее сказать, запретом. Известно, что ястребы и другие хищные птицы не охотятся возле своего гнёзда. В непосредственной близости от их гнёзд не раз обнаруживали гнёзда вяхирей с полностью оперившимися птенцами; существуют подтверждённые сведения, что пеганки выводили утят в обитаемых лисьих норах. О волках сообщалось, что они не трогают ланей, выращивающих своё потомство в непосредственной близости от их логова. Мне представляется вполне возможным, что именно этот вековой закон «перемирия» и объясняет, почему наша домашняя собака у себя дома ведёт себя так сдержанно с самыми разными животными.
Однако запрет этот не является абсолютным, и требуются сильные меры воздействия, чтобы молодая собака, полная сил и к тому же азартный охотник, поняла, что кошка, барсук, дикие кролики, мыши и другие животные, с которыми она отныне должна делить внимание своего хозяина, не только не предназначаются для еды, но неприкасаемы, священны и вообще табу! В мою память навсегда врезалось, как много лет назад я принёс домой нашего первого котёнка (это был Томас I) и попытался внушить моему псу Булли, заядлому охотнику на кошек, что он должен оставить малыша в покое. Когда я вынул котёнка из корзинки, Булли бросился ко мне, исполненный радостного предвкушения, – он по-особому басисто, с подвыванием повизгивал, что делал лишь в редких случаях, а стремительно виляющий обрубок его хвоста почти превратился в смутную полоску. Конечно, Булли не сомневался, что котёнка я принёс специально для него, чтобы он расправился с ним по-свойски. Его уверенность имела под собой некоторые основания, так как в прошлом я не раз презентовал ему для расправы старых плюшевых мишек или тряпичных собачек, потому что он очень смешно терзал свою добычу. Но теперь, к большому разочарованию Булли, я совершенно ясно дал ему понять, что котёнка он трогать ни в коем случае не должен.
Булли был на редкость добрым и послушным псом, и я не опасался, что он пренебрежёт моим приказом и все-таки набросится на котёнка. Поэтому я не вмешался, когда он подошёл к малышу и тщательно его обнюхал, хотя пёс буквально дрожал от возбуждения, а гладкая глянцевидная шерсть на плечах и шее – там, где должна была бы дыбиться грива, – зловеще потемнела и потускнела.
Булли не тронул котёнка, но продолжал время от времени оглядываться на меня с басистым визгом, крутить хвостом, как лопастью электрического вентилятора, и пританцовывать на всех четырех лапах. Таким способом он упрашивал меня поскорее позволить ему начать желанную игру – погоняться за этой чудесной игрушкой, схватить её и встряхнуть так, чтобы она уже больше не шевелилась. Но я продолжал все более категорически отвечать «Нет!», грозя указательным пальцем, и в конце концов он посмотрел на меня так, словно сомневался в здравости моего рассудка, опустил уши, испустил самый глубокий вздох, на какой только способен французский бульдог, вспрыгнул на диван и свернулся калачиком. С этой минуты он просто перестал замечать котёнка, и в тот же день я оставил их наедине очень надолго, зная, что могу положиться на свою собаку. Однако, это вовсе не означало, что желание расправиться с котёнком у Булли полностью угасло. Наоборот, каждый раз, когда я занимался котёнком, и особенно когда брал его на руки, безразличие Були тотчас исчезало и он кидался ко мне, отчаянно вертя хвостом и так стуча лапами, что пол содрогался. При этом он смотрел на меня с тем же выражением напряжённо-блаженного предвкушения, которое озаряло его морду, когда он изнывал от голода, и я вносил в комнату миску с ещё не остывшей едой.
В то время я был ещё очень молод, но тем не менее меня поразило простодушно-весёлое выражение морды собаки, которая всем своим существом жаждала разорвать ив клочья крохотного котёнка. Я уже хорошо знал привычки собачьей злости, и мне были отлично знакомы те выразительный движения, какими собака демонстрирует ненависть, однако тут я впервые постиг истину, которая и огорчила и утешила меня, а именно: хищник убивает без всякой ненависти. Совершенно ясно (хотя в этой есть какой-то парадокс), что хищник испытывает к животному, которое он намерен убить, примерно те же чувства, какие у меня вызывает предназначенная на ужин ветчина, когда я вдыхаю её доносящийся из кухни пленительный аромат – залог приятного вечера. Ведь для хищников его жертвы – залог вовсе не «ближние». Умудрись вы втолковать льву, что антилопа, на которую охотится, – его сестра, а лисе – что кролик её брат, они, без сомнения, удивились бы не меньше, чем мы, если бы нам заявили, что наш самый заклятый враг – это человек.
Только те существа, которые не сознают, что их добыча подобна им самим, могут убивать, не вызывая осуждения, и вот этой-то безгрешности тщетно ищет человек, когда он пытается забыть, что его жертва – такое же живое существо, как и он сам, или внушает себе, что его враг – настоящий дьявол и заслуживает сострадания даже меньше, чем бешенная собака.
