Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т. 4. Дерзание.Роман. Чистые реки. Очерки
— Ладно, начнем строить с хвоста! — горестно сказали казанцы. — А место для нефтеперерабатывающего оставим.
— Я хочу в романе сразу осуществить весь комплекс.
— Давайте! Может быть, это нам поможет!
Так и получились у меня большая площадка и два директора смежных предприятий: Алексей Груздев и Дмитрий Дронов. А рядом Светлогорск — чудный город татарских нефтяников Лениногорск, где живет со своей семьей Ярулла Низамов.
Как преобразило появление нефти многие раньше глухие края! Выросли и в Татарии замечательные города: Альметьевск, Лениногорск, расцвела старая Бугульма. И вот еще — Нижнекамск, где все создано на радость людям. Выросли и сами люди, преодолев массу трудностей в освоении найденного и поднятого ими дара земли — нефти.
У нас возникло совершенно новое понятие — эстетика труда. То, что по библейским легендам являлось проклятием и наказанием от бога человеку: «В поте лица будешь добывать хлеб свой», то, что было унижением в античном, феодальном и капиталистическом мире — необходимость трудиться, — для нас стало первой потребностью, а оттого источником эстетической радости.
Не подневольный труд, не борьба за кусок хлеба, а сознательное создание богатств для народа — вот во что превращается работа людей, выбирающих ее смолоду, как любимого друга, на всю жизнь.
После выхода в свет романа «Дар земли» я побывала у нефтяников Башкирии и Татарии, где прошли многолюдные читательские конференции: получила отзывы-отчеты конференций из северной Ухты и знойного Мангышлака, где идет добыча «черного золота».
Нефтяники называют «Дар земли» жизненной, правдивой книгой о их нелегком труде. На Всесоюзном съезде в Баку они даже избрали меня действительным членом научного технического общества. Я знаю, что многим моим прежним читателям этот роман показался тяжелым для чтения: он изобилует незнакомой им производственной спецификой, но я дорожу тем, что мне удалось освоить эту труднейшую для литератора, зачастую опасную специфику, которая имеет колоссальное значение в жизни государства и каждого отдельного человека. Если бы надо было написать роман только для одних нефтяников, то я с волнением и охотой приняла бы задание, потому что огромное число тружеников этого фронта уже обязывает писателя выполнить такой «заказ».
Сознание нужности своего труда является одним из движущих начал в характере моего нового героя Яруллы Низамова. Страстная любовь к детям, продолжателям его общественного дела, — вторая основа этого человека. Как будто все хорошо. Но рядом с этим хорошим гнездятся в душе Яруллы Низамова пережитки прошлого. Откуда они?
Отец Яруллы имел двух жен. Если бы он жил богаче, то мог бы иметь и трех. «Сколько обеспечил бы», — как честно сказали мне этнографы в Башкирии: ведь от каждой жены рождались дети, а как прокормить всех, если зачастую одному трудно пробиться?
Сам Ярулла женился не по сердечному влечению, а по выбору родителей, и хотя не любил жену, но жил с нею дружно. Что же касается его сына — Ахмадши, то для этого юноши женитьба без любви уже немыслима. Для него брак — прежде всего выбор сердца.
Он не может подчиниться никакому принуждению. Даже горячая привязанность к отцу, преклонение перед его авторитетом и привычка с уважением относиться к старшим — хорошее начало, бытующее во многих башкирских и татарских семьях, — не заставили юношу отказаться от своей избранницы Нади Дроновой.
Другое дело то, что Ахмадша, который смирен и добр по натуре, не может сразу резко выступить в защиту своего чувства и поэтому дает повод Наде, воспитанной на бескомпромиссных началах, дурно истолковать его поведение. Категорические требования Нади к жизни, презрение к человеческим слабостям, готовность осудить их с позиции собственной кажущейся непогрешимости создают характер суховатый, даже надменный. Вот отчего первое свое жизненное потрясение Надя переносит так болезненно, тем более что она крепко усвоила внушения матери, что чувство любви дается человеку только однажды.
То, что она после разрыва с Ахмадшей потянулась к Груздеву, можно понять и оправдать.
Груздев, директор нефтезавода, как и Ярулла, человек большой творческой активности. Он новатор в области переработки нефти, привлекающий людей тем громадным влиянием, которое он имеет в коллективе. Зная его доброе сердце, несчастливо сложившуюся личную жизнь, ежегодно встречаясь с ним, внешне красивым человеком, разделяя с ним трудности и опасности химика — переработчика нефти, Надя подчинилась его обаянию. И если бы не вспыхнувшая снова любовь к Ахмадше, Надя вполне могла бы стать счастливой с таким мужем, как Груздев, несмотря на большую разницу в возрасте.
Еще не закончив полностью работу над романом «Дар земли», я стала упорно думать о том, чтобы написать еще одну книгу о медиках и биохимиках.
Читатели уже давно одолевают меня такою просьбой, желая узнать дальнейшую судьбу героев трилогии. Но одного желания написать книгу на ту или иную тему мало. Как видите, очень сложно рождение литературного героя: нужна идея, нужна работа — содержание всей его жизни, серьезные конфликты, в которых будет раскрываться характер.
Но жизнь идет вперед. Возникли новые проблемы и в медицине. Разгорелась борьба мнений, появились новые интересные люди.
Крупнейший русский ученый, живший в Париже, доктор Залманов, автор широко известных за границей книг о капилляротерапии, очень заинтересовал меня в 1962 году своими идеями лечения человека путем мобилизации естественных сил организма. В последнее время я много думала над одной из его идей, которая представляется мне очень значительной. Он утверждает, что лишь беспомощность терапии широко распахнула двери для хирургии. «Мы бы резали во много раз меньше, — говорит он, — если бы современная терапия стояла на более высокой ступени развития».
Это в первую голову относится к онкологии. Не случайно мой герой, хирург Иван Иванович Аржанов, утверждает в романе «Дерзание», изданном в 1958 году: «Нет, уж если говорить о будущем, то мне думается, оно принадлежит не нам, хирургам, а терапевтам. Сейчас терапия — однокрылая птица, без нас, хирургов. У нее масса лекарств, но мало средств, бьющих по цели. Сейчас все устремились лечить пенициллином. Воспаление легких, например, при нем не страшно. Тубазид бьет превосходно по туберкулезному менингиту: прежняя стопроцентная смертность сведена почти к нулю. А дальше? Ангина, ревматизм, гриппозные заболевания, не говоря уже о раке! У нас до сих пор нет средств остановить рвоту при спазмах пищевода. И все-таки будущее принадлежит терапии! Надо искать пути общего оздоровления больного. Вот взять рак… Разновидностям его нет счета, но при любом виде обмен веществ у больного нарушен».
И далее он говорит: «Когда я вскрываю человеку грудную клетку и вхожу — инструментом ли, рукой ли — в сердце, страдающее пороком, я часто думаю: если бы мы умели по-настоящему лечить, то моего грубейшего вмешательства не потребовалось бы». И еще: «Хирург всегда должен помнить об общем состоянии больного. Нужно лечить, не боясь признавать свои ошибки, не принося интересов больного в жертву профессиональному самолюбию, стремиться к контакту с терапией, хотя бы это свело на нет потребность в хирургическом вмешательстве».
Мне, автору, казалось бы, неудобно приводить выдержки из собственного романа, но я делаю это без стеснения, потому что не я сама придумала то, что говорит Иван Иванович. Если «подслушанные» мною его мысли удивительно совпадают с мнением отличного знатока тайн человеческого тела доктора Залманова, то к этому привели обобщения, сделанные мною на основе высказываний выдающихся наших врачей. Все-таки Ивану Аржанову многого еще не хватало в 1958 году. Еще не пройден был в клинике большой новый этап химиотерапии. И здесь все впереди. Пусть не обижаются медики на вмешательство литераторов и журналистов в эту область науки. Почему же такие серьезнейшие науки, как химия, физика, кибернетика, приветствуют толковую популяризацию в литературе их достижений и разъяснение трудностей и неудач?
Ведь эти науки не менее сложны, чем медицина, в которой все связано с воздействием на наш собственный организм, и результаты этого воздействия сразу убедительно раскрывают и опытность врача, и пользу применяемых им средств.
Итак, я начала роман о биохимиках. Работа с самого начала совершенно увлекла меня. Опять Москва. Научно-исследовательские институты. И, конечно, конфликты и борьба вокруг научных идей. Дерзание против консерватизма. Гуманность против себялюбия и карьеризма. Большая чистая любовь без всяких треугольников. Наряду с новыми героями — те, которых читатель уже знает по трилогии о докторе Аржанове. Вера в человека. Дружба светлых умов и торжество правды нашего сегодняшнего дня.
