Тимофей Круглов - Виновны в защите Родины, или Русский
— Давно?
— Только что был на связи.
Открытый канал прослушивали все, кому не лень, так что времени у нас было в обрез.
Кабан ощерил зубы и несся по узким улицам Чекура, как камикадзе последнего императорского призыва. Толян деловито доставал из сумок автоматы, прищелкивал магазины, на ходу передавая нам оружие вперед, чтобы под рукой было. Доехали за пять минут, «мушкой», как говорится.
Кабан резко тормознул прямо перед остановкой 11-го трамвая на левой, для нас, стороне улицы Миера. Там, почти сразу за Брасовским мостом, на первом этаже нового кирпичного дома было кооперативное кафе, где мы все иногда обедали. Перед входом в кафе стоял патрульный «жигуленок», в котором сидели двое сержантов. Один из них оживленно болтал по рации, очевидно, вызывая подмогу.
Мы с Толей выскочили одновременно, на бегу, для убольшей убедительности, передергивая затворы автоматов, и направили стволы на милиционеров. Кабан тоже выскочил из-за баранки и, прикрывшись машиной, взял под контроль улицу.
Сержанты в машине дернулись было (от испуга, вероятно, не от героизма же), но Толя, держа автомат в одной правой руке, левой выразительно показал им пальчиком — ни-з-зя! Будет дырка в теле! Потом тем же пальчиком он приказал тому, что болтал по рации, закрыть рот и бросить микрофон на пол. А потом столь же выразительно заложил левую руку за голову. Сержанты все прекрасно поняли и прилежно сомкнули руки за головами, тем более что я успел сделать еще пару шагов, и теперь ствол моего автомата смотрел через открытую форточку прямиком в ухо водителя. А за ним и ухо напарника было — на одной линии. Все делалось тихо, без крика, без лишнего шума.
Я, правда, чуть было не растянулся на скользкой брусчатке, когда выпрыгивал из машины, но чуть-чуть не считается…
Джефф, наверняка сидевший у окна и просекший мгновенно мизансцену, выскочил из кафе как ошпаренный, толкая перед собой латышонка в штатском с завернутой за спину рукой да еще сверля ему шею стволом пистолета.
Редкие прохожие сразу передумали ехать на трамвае и прыснули в разные стороны.
Опера в штатском кинули на мостовую рядом с колесами ПМГ, туда же, мордой в асфальт, вытащили обоих сержантов. Пока мы с Толяном держали их на мушке, Джефф сноровисто вытащил у лабусов пистолеты, обшарил «жигуленок», разжился еще одним АКСУ, оборвал надрывающуюся в машине рацию и запрыгнул в нашу «тачку» на заднее сиденье. Кабан уже снова был за рулем. Мы с Толяном резво попятились, театрально вертя туда-сюда стволами, цыкнули одновременно на поднявших было головы латышских ментов и, когда Кабан наконец развернулся, быстренько уселись на свои места и укатили подобру-поздорову, прислушиваясь, как за спиной, где-то в районе Покровского кладбища, уже завывают сирены. Кабан был не дурак — и без команды Толика догадался не ехать через путепровод. Опасным рывком он бросил машину вперед прямо перед носом заворачивавшего на мост КамАЗа и съехал на крутую развязку. Еще рывок, другой, и мы были в Мангали, а там, перед Вецмилгравским мостом нас уже поджидал БТР с «Дельтой». «Встреча на Эльбе» была теплой, но короткой, поскольку со всех сторон уже начали было к нам подруливать «бобики» с нехорошими людьми, перешедшими на службу к новым хозяевам. Однако, увидев БТР, а потом еще и получив наверняка от дежурного по городу сообщение о тревоге, поднятой на базе, «бобики» сначала притормозили, а потом сделали вид, что они просто катаются по городу, и разъехались в разные стороны.
— Ты что, Джефф, совсем оголодал? Ты на себя посмотри, рожа моей жопы шире! — отчаянно материл Игореху Мурашов. — Ты почему один в городе, без машины?
— Хорош орать, у меня у матери сердце больное, пока меня не увидела, не успокоилась, вбила себе в голову, что нас всех похоронили давно.
— Екэлэмэнэ, а доложить? Мы что, не могли ей встречу организовать по-человечески? На хера такая самодеятельность? Хорошо, что мы рядом, у Валерки были… А то вязали бы тебя уже, мудака, а отряд потом Централ штурмовать должен?!
А ты знаешь, что Поручику вообще запрещено принимать участие в акциях? А?! Ты знаешь, что он у нас совсем не для того, чтобы с автоматом перед ПМГ прыгать?
— А хера ж, Поручик не человек, что ли? Очень даже славно смотрелся, как в кино про Чикаго 30-х! Даже чуть было на «шпагат» не сел, точно как в кино… — пробурчал виновато Джефф. Все дружно загоготали, начиная расслабляться.
— Ладно, — примирительно пробурчал Мурашов, — пусть с тобой Питон разбор полетов проводит. Только я — за что должен звиздюлей получать?
— А чего сразу Питон? — забеспокоился Игорь и даже заерзал на сиденье. — Чего Питону-то? Уж лучше пусть Бровкин вздрючит или там даже Чеслав… Че Питон-то сразу?
— А это ты у него и спросишь, — ехидно подначил Кабан, расслабленно убрав одну руку с баранки и делая ею вошедший недавно в моду неприличный жест из американских фильмов в сторону поста ГАИ на выезде с развязки Вецмилгравского моста. — Я давно заметил: что Питон, что наш взводный как-то очень трепетно относятся к тому, чтобы нашего интер-фронтовского друга случайно не продырявили. Наверное, они Поручика на десерт держат, сами хотят слопать на сладкое. Уй, е-е-е. — Сидящий сзади водителя Мурашов резко и, видимо, очень больно отвесил толстому бритому затылку Кабана «пиявку» своими железными пальцами — аж машину занесло.
— Болтаешь много, испугался, что ли? — строго спросил старлей, и все тут же примолкли, поняв, что товарищеская беседа кончилась и начался разговор по уставу.
На подъезде к базе, как всегда, неподалеку от конечной 2-го автобуса, на изгибе узкого шоссе, стояли нагло, притершись к обочине, две латышские «Волги» в гаишной раскраске — пасли омоновцев, выезжающих с Атлантияс, и передавали потом их по рации «наружке». Неторопливо прущий позади нашей машины БТР вдруг плавно вильнул вправо и буквально снес зеркала надоедливым соглядатаям. Раздался треск, звон, морды сидящих в «Волгах» латышей перекосились от страха, но веселая картинка уже исчезла за поворотом, а впереди показалась родная грунтовка, ведущая к воротам базы. Уже темнело. Кабан врубил фары, ярко осветив шлагбаум и тут же резко остановил машину, так что все чудом носы не разбили. Сзади недовольно рыкнул дизелем и вдруг тоже встал как вкопанный сопровождавший нас бронетранспортер. Более того, БТР осторожненько стал сдавать назад, как бы выискивая более удобную для стрельбы по базе позицию.
— Они что, офуели вконец, что ли? — насторожился Толян. — Ты чего встал?! — заорал он Кабану, мощный затылок которого не позволял ему рассмотреть, что творится у шлагбаума.
Из БТРа тем временем горохом посыпались в кювет «дельтовцы», занимая круговую оборону, сразу изготовившись «к бою». Нервно дернулся — вверх-вниз — пулемет на башне бронетранспортера. Я машинально снял предохранитель лежавшего на коленях автомата.
Кабан торопливо зачастил, опомнившись:
— Мужики, за шлагбаумом не наши люди! Форма не та, люди не те, да еще в касках.
И на котельной никого нет!
— Точно! — пригляделся наконец и Толян. Он попытался было вызвать «Дубровку» по рации, но на привычной частоте кроме треска помех никто не отозвался.
— Все к машине, быстро! Мордой в землю, жопы не поднимать, оружие к бою!
Так, в томительном молчании, прошло несколько минут. Потом от шлагбаума, все еще ярко освещенного с нашей стороны — Кабан не выключил фары, ослепляя возможного противника, — отделилась высокая сухая фигура в камуфляже и черном берете. По скользящей, как бы летящей над щебенкой походке мы сразу узнали майора Чехова. Однако вставать и убирать оружие никто даже и не подумал. Подумаешь, Чехов! А вдруг его сзади пулеметчик или снайпер стволом провожает, чтобы не дергался?
Питон все это понимал, поэтому длинным привидением прошествовал прямо к нам и насмешливо сказал, оглядывая нацеленное на него оружие:
— Отставить расстрел командного состава! Рано, голуби, командиров убивать, мы еще пригодиться можем!
Я первым поднялся неловко с земли, машинально отряхнул колени от пыли и протянул руку:
— Ладно, погодим стреляться! Только, чур, я секундант, а уж вы тут между собой дуэлируйте сколько угодно.
— Товарищ майор! — К нам подбежал старший группы «дельтовцев».
— Все в порядке, заезжайте на базу. Там все узнаете, — приказал майор.
В Ленкомнате яблоку некуда было упасть, сейчас здесь собрался, кажется, весь отряд. Все стояли, сидя было бы не поместиться, да и стульев не было. Все, затаив дыхание, слушали Млынника, тихий, домашний голос которого был, тем не менее, отчетливо слышен каждому.
Командир говорил о том, что всем нам пришлось пережить. О том, что мы сражались до конца и не проиграли. Победа еще впереди, сейчас главное — не потерпеть поражение. Отряду за эту неделю предлагали многое. Рижский ОМОН в полном составе и с семьями готовы были забрать к себе несколько государств — от ЮАР до Азербайджана. Эти варианты обсуждались на общих собраниях — никто не захотел становиться чьей-то личной гвардией, никто не захотел превращаться в наемников у англосаксов. Отряд был готов погибнуть, но не сдаться и с честью выдержал осаду латышской милицией, угрозы уничтожения со стороны армии, не поддался на многочисленные провокации, в том числе и против семей омоновцев. Мы не потеряли ни одного бойца — и это главное. Потому что впереди у нас еще много боев и каждый человек — на счету.
