Газета Завтра Газета - Газета Завтра 449 (27 2002)
С холодами пришел в житомирский лагерь еще один эшелон. Всех из вагонов повели сразу же в основной лагерь. Раненых почти не было. Зато в "Кранкенлазарет" привели с поезда двадцать две пленных медсестры. Пленные сколотили для них досчатые длинные, сплошные нары. Принесли шесть ведер параш с крышками.
Как скоро выяснилось, сестры попали в плен под Сталинградом, было им по девятнадцать-двадцать лет. Русские, украинки, молдаванки, башкирки, одна татарка. О трудностях, о боях и лагерях они не рассказывали. Но и без рассказов было понятно, что война поставила на них свое жуткое клеймо. Их провезли уже по нескольким лагерям. Они знали, что их везут в Германию. Дело было во времени. Девчонки выглядели здоровыми, даже сытыми. Вели себя развязно, громко матерясь. Они прогуливались по двору и знакомились с ходячими больными и медперсоналом. Было странно слышать их громкие голоса и смех на этом обычно тихом дворе.
Ночью нас с Раей охватил ужас. Всю ночь в темноте девушки принимали гостей. Мы с Раей не могли уснуть до утра от стыда и от отвращения. Наутро, выходя на поверку, мы увидели под нарами у новеньких по три-четыре чужих котелка с баландой. Я тогда еще не понимала до конца, хотя и видела расправу у того страшного барака, как ломаются, перерождаются люди от голода, от отчаяния, от страха…
Девчонки, ничуть не смущаясь, весь день прихлебывали баланду в котелках из-под нар. Болтали, смеялись и даже пели, весело обсуждали ночные события в деталях и самих гостей. А потом уходили возвращать котелки.
Мужики — идиоты, думала я. Лишают себя последней пищи, умирают ради "этого" раньше времени. И при этом не находят в себе сил на восстание или побег. А вы бы видели, как женщины выглядели! Без волос, с распухшими губами, кровоточащими от цинги деснами, из-за чего в уголках скапливалась кровь. Из-за гайморита рот не закрывался, носом дышать не могли. Платья болтались, как на вешалке. Лысые головы на тонкой шее кажутся непомерно большими. Синяки под глазами до самых щек.
Я стала ненавидеть нашу комнату. С отвращением ложилась спать и просыпалась. Однако деваться было некуда, и пришлось научиться спать при посетителях. Потом я узнала, что эти девчонки не всегда были такими. На фронте вытаскивали в день по десять-пятнадцать раненых с передовой. Под пулями и бомбами. Уставали до обмороков, у многих грыжа выступила. А сколько таких, как они, погибли под обстрелами. Их тоже сломали плен, отчаяние и страх.
Я думала, почему мы не сопротивляемся? Почему людей можно так планомерно ломать и уничтожать? Почему тысячи людей, знающих о неизбежности тачки и рва, покорно ждут своей участи? Стараются выживать как угодно. Живут одним днем, часом.
Но человек только тем и отличается от животного, что ему мало просто жить. Человек может преодолевать какие угодно беды и трудности. Нас ломали, убивали наши души. Но я до сих пор не верю, что инстинкты в таких случаях не управляемы. Я не могла примириться с неизбежностью гибели. Вернее, не хотела делать скидку на слабость, но то, что, как говорят, "не все могут сопротивляться". Моя мама говорила мне с раннего детства: "Нет слова — не могу. Есть только — не хочу."
Как-то утром по шоссе от Житомира к "Кранкенлазарету" стала приближаться толпа пленных под конвоем. Их вели немцы с овчарками на поводках. Немцев было немного. Полицаев не было совсем. Люди шли молча. Сначала было слышно только шарканье тысяч ног по асфальту. Шарканье ног и бесконечный поток людей, одетых по-зимнему в темные пальто, шапки, платки. Почти все с узелками, сумками, коробками. Было что-то жуткое в молчании приближавшейся массы людей. Когда они поравнялись с лагерем, в толпе заплакал ребенок, и мы увидели, что толпа состояла не только из мужчин и женщин, но и детей несли на руках, катили в колясках, вели за руку. Стариков поддерживали те, кто помоложе. Ребенок перестал плакать. Люди продолжали идти молча. Все пленные, бывшие во дворе, замерли, провожая глазами толпу. Они шли сосредоточенно, не глядя по сторонам.
Позади толпы, замыкая колонну, шли немцы. Шли вольным шагом, о чем-то оживленно разговаривая. Автоматы небрежно висели у кого на плече, у кого на груди, многие несли их в руках на длину ремня. Кое-кто курил. Можно было подумать, что эти немцы не имеют никакого отношения к толпе, идущей перед ними. Постепенно все они скрылись в лесу.
Мы стояли на плацу, не веря глазам и предчувствию.
Издали, из леса, доносилось шарканье ног, временами принимались лаять собаки. Потом все смолкло на какое-то время, слышны были только голоса немцев. Они что-то резкое кричали. Прошло минут сорок.
Вдруг люди в лесу закричали, их крик перекрывался частыми очередями пулеметов и автоматов. Крик оборвался. Стрельба продолжалась, казалось, мучительно долго. Потом были слышны отдельные выстрелы. Затем все стихло.
Потом я увидела, как по шоссе от леса к Житомиру шли немцы с большими, видимо тяжелыми мешками узлами на спине и в руках. Там была одежда и вещи только что расстрелянных людей. Детские коляски бросили на обочине.
Прошла ночь, и этот ужас повторился! Снова шарканье тысяч ног по асфальту. Шли семьи с детьми и стариками. Молодые люди, некоторые обняв друг друга. И опять детские коляски.
Почему они не разбегаются?! Почему не бросаются на своих палачей? Охраны совсем мало, а их тысячи. Лес вокруг. Собак мало. Если вся толпа бросится бежать, больше половины спасется! Почему такая покорность?!
«ИЗ НАСЛАЖДЕНИЙ ЖИЗНИ...»
Елена Антонова
1 июля 2002 0
27(450)
Date: 02-07-2002
Author: Елена Антонова
«ИЗ НАСЛАЖДЕНИЙ ЖИЗНИ...» (О XII Международном конкурсе им. П. И. Чайковского)
Отзвучала музыка. Отбушевали страсти. Улеглось волнение. Вместе с напряжением и усталостью начинает уходить и радость сопричастия замечательному событию, чье имя — Международный конкурс имени П.И.Чайковского. Вот уже в двенадцатый раз этот Конкурс, словно гигантская волна цунами, вместе с прежними кумирами уносил и главенствующую в течение четырех лет, часто успевшую порядком надоесть манеру игры (и на это мода!), взамен диктуя новые имена и новые критерии качества исполнения. Имена призеров Конкурса по фортепиано: Григория Соколова, Владимира Крайнева, Михаила Плетнева, Питера Донохоу — это не только имена крупнейших мировых пианистов, с победы на Конкурсе начавших свою исполнительскую карьеру, это — неповторимый стиль игры, свой особый способ музыкального мышления и интерпретации исполняемых сочинений, которые оказали заметное влияние на развитие мирового пианистического искусства. Именно потому так высок престиж Конкурса, так почетно участие в нем, так велика ответственность и конкурсантов, и членов жюри, что они, по сути, задают направление развития мирового исполнительского искусства на годы вперед. Девизом предыдущего XI Конкурса имени Чайковского, проходившего на излете XX века, с его впечатляющей победой капитала, приоритетными качествами которого стали деловитость, удачливость и напор, вполне мог быть известный спортивный лозунг "Быстрее, дальше, выше, сильнее". Суть и буква этого девиза ярче всего явлена в первом призере Конкурса по фортепиано Денисе Мацуеве, уверенном, высокотехничном, не знающем страха и сомнений, постоянно где-то концертирующем пианисте-спортсмене. Его игра на церемонии открытия XII Международного конкурса такого знакомого и такого непостижимо ускользающего от любых ясных трактовок Концерта №1 си-бемоль минор П.И.Чайковского, игра безумно быстрая, на грани фола, нигде, впрочем, не переходящая эту грань, но "без чувств, без мыслей, без любви", стала, надеюсь, заключительной вехой той четырехлетней эпохи воинствующего оптимистического пианизма, в которой тонким, мыслящим, а порою и рефлексирующим молодым музыкантам, подобным Алексею Султанову, Вадиму Руденко и иже с ними, места явно не находилось. Для ранимых творческих личностей конкурс — далеко не игра в бирюльки. Необоснованное поражение на нем может обернуться для них истинной трагедией, как это и случилось с Алексеем Султановым. Явно не без вмешательства злого Рока жюри XI Конкурса не пропустило Султанова на третий тур после его незабываемой игры во II туре, особенно Сонаты №7 Прокофьева с ее мрачным неистовством борьбы с неподвластными человеку зловещими стихиями, так обнаженно развернутой перед слушателями молодым пианистом. А сейчас, вот уже полтора года с момента тяжелейшего инсульта, постигшего его в 31 год (!), Алексей Султанов находится у черты, отделяющей жизнь от смерти. Последний, XII Конкурс имени П.И.Чайковского тоже стал историей. Страницы его летописи, высокие и обыденные, трагические и комические, начинает покрывать облагораживающая патина времени. Значит, настает пора анализа его результатов и осмысления его итогов. Внесем и мы свою лепту в это дело.
