Итоги Итоги - Итоги № 1 (2012)
После смерти Сталина территории Московского университета расширились, и факультеты начали переводить из центра на Ленинские горы. Переехали естественно-научные факультеты. Но гуманитарным факультетам, которые оставили в исторических зданиях, все-таки было тесновато. Тогда решили возвести первый гуманитарный корпус. Когда его построили, все известные факультеты получили в нем площади. Тогда всем хотелось находиться на Ленинских горах, потому что преподавателям там давали квартиры. В новый корпус переехал и экономический факультет, который как раз занимал нынешнее здание факультета журналистики. В результате это здание — аудиторный корпус по Моховой, 9 — никто не хотел брать. Мы ничего не просили, а просто скромно сказали, что хотели бы тут разместить журфак. И нам его отдали без боя, тихо-спокойно. Зато сейчас многие возмущаются, что журналисты получили историческое здание.
Тогда нам многое пришлось перестраивать. На первом этаже в огромном атриуме стояли две статуи — Сталина и Ленина. Сталина убрали сразу после XX съезда. А вот статуя Ленина простояла дольше. Интересно, что ни Сталин, ни Ленин, насколько мне известно, в этом здании никогда не были. А вот Берия рядом появлялся часто. Время от времени он проезжал мимо здания на Моховой в машине, причем она ехала так медленно, что его без труда можно было разглядеть. Говорят, охотился на женщин, высматривал, чтобы потом послать к ним своих гонцов.
— После того, как вы стали деканом идеологически важного факультета, часто приходилось отбиваться от указаний сверху?
— На этот пост меня избрали в 1965 году. Однако до этого я нередко исполнял обязанности декана, поскольку Евгений Лазаревич Худяков часто болел. Должность декана журфака непроста уже хотя бы потому, что каждый раз, когда возникали какие-то политические сложные ситуации, это так или иначе отражалось на нас. Помню, когда начались гонения на церковь, у нас возникли проблемы с верующими студентами. Заставляли их отчислять. Нас упрекали в том, что мы нарушаем советские принципы, когда принимаем на учебу этих молодых людей. Конечно, когда они поступали, о вероисповедании особо не распространялись. В результате нам удалось обойтись малой кровью — отчислять ребят мы все-таки не стали, а перевели их на заочное отделение, чтобы не так бросались в глаза, и они все-таки окончили факультет. Такие решения всегда давались с трудом, потому что давление со стороны инстанций было очень сильным. Например, по поводу того же самиздата. Не знаю, участвовали ли наши студенты в самиздате, но точно интересовались им и читали. А как же иначе? Помню, в Союзе журналистов мне высказывали: «Что вы такое себе позволяете? Ваши выпускники приехали на практику в Ивановскую область, и у них нашли Солженицына. Чему вы там учите у себя на факультете?» Кому нападать, находилось всегда. Но мы сами за себя заступались, к тому же даже в ЦК люди понимали, что журналистов не удержишь на голодном пайке. Потому, наверное, нам позволили создать на факультете телевизионное отделение. Специальных решений на этот счет наверху не было. Мы добились создания отделения при поддержке методического отдела Комитета по телевидению и радиовещанию, нам помогли получить оборудование и построить телевизионную студию. Особо в этом деле нам помог Ираклий Андроников. Он не просто приходил на факультет в качестве гостя и читал свои рассказы о Лермонтове, но и работал со студентами отделения, наставлял их. Андроников был человеком, хорошо понимавшим аудиторию, был весьма артистичен, что очень важно для телевидения. Этому он и пытался научить студентов.
Мы все время стремились улучшить изучение журналистики, например, пригласили читать лекции по социальной психологии известного философа и социолога Бориса Андреевича Грушина. Потом он уехал в Прагу работать в журнале «Проблемы мира и социализма», а на его место пришел Юрий Александрович Левада. Он читал курс лекций по социологии и по-своему толковал роль журналистики — говорил, что она не может никого поменять, а лишь усилить настроения. В то время в МГУ секретарем парткома был Владимир Ягодкин, который называл все это большой крамолой. Нас начали обвинять в том, что мы преподаем буржуазную науку и используем при этом буржуазную терминологию. Дело ограничилось устными замечаниями, однако лично на Леваде это все-таки отразилось — под давлением горкома партии ВАК отменил ранее принятое решение о присуждении ему звания профессора. Вернуть его удалось, не поверите, только после 1991 года.
— В это время вообще все изменилось. Тогда именно выпускники журфака создавали новую российскую журналистику и новое телевидение.
— На баррикадах у Белого дома в 1991 году оказалось немало наших студентов, несмотря на то что это был август и многие находились на каникулах. На факультете в это время проходила научная конференция с участием американских журналистов. Они приехали, а тут танки стоят. Кстати, путч дал нам повод гордиться одним из наших давних выпускников Борисом Панкиным. В свое время он сделал блестящую карьеру в «Комсомольской правде» — от простого корреспондента до главного редактора, а потом стал дипломатом. Ко времени путча он был послом в Чехословакии и отказался признавать ГКЧП. В результате он оказался едва ли не единственным послом, который не признал путчистов.
Все произошедшие в обществе перемены мы только приветствовали — отказались от предметов, связанных с марксистской концепцией, начали разрабатывать новые курсы. Считаю, что то время было золотым веком журналистики, когда газеты фактически принадлежали журналистам. Но уже в 1993 году выяснилось, что интерес к газетам большой, люди хотят читать, а денег на то, чтобы их печатать, нет. Поэтому пошли на поклон к олигархам, в результате олигархизация прессы практически привела к ее гибели. Газеты публиковались, но больше не концентрировались на интересах общества. За три-четыре года тиражи с 300 миллионов упали до 25.
— В 2000 году Михаил Горбачев рассказывал об этих проблемах на своей лекции перед первокурсниками журфака. Вы близко знакомы?
— Сейчас уже и не вспомню, когда произошла наша первая встреча. Возможно, когда Михаил Сергеевич приходил на экскурсию, чтобы осмотреть старое здание университета. Он оканчивал юридический факультет и бывал в этом здании на лекциях. В целом у меня он оставил впечатление очень живого, приятного и творческого человека. Когда мы предложили ему выступить в качестве лектора, он согласился, не колеблясь ни минуты. Дело в том, что его очень интересовала реакция студентов на прошлые события. По ходу лекции ему задавали самые разные вопросы, был и неприятный момент, когда кто-то из присутствующих в аудитории начал его оскорблять. Конечно, он воспринял это негативно, но я все равно не жалею о решении пригласить Горбачева выступить.
— Как-то у вас на факультете не складывается с президентами...
— Когда приходят такие люди, как президент, то служба охраны обеспечивает максимальную защиту. Проход на подобные мероприятия строго регламентирован, списки, наверное, составляются. Получилось так, что когда к нам пришел Дмитрий Медведев, студенты хотели задать ему вопросы, но не смогли. Дело в том, что это была не встреча со студентами, а встреча с людьми, которых пригласили на беседу с президентом. Мы выступали здесь не как факультет журналистики, а как место, где имеется большой зал для проведения этой встречи. Поэтому до вопросов от наших студентов дело не дошло.
— Как вы считаете, выживет ли печатная пресса?
— Популярность газет падает. Говорят, это связано с тем, что люди теперь все узнают в Интернете. Это досадно, потому что культура вдумчивого чтения прививается с чтением газет. Вы можете вникнуть в суть событий и обдумать их, а в Интернете информация мелькающая. Я связываю уменьшение популярности газет с падением интереса в том числе к политической жизни, с известной апатией. Газетам нужна поддержка в смысле большей социальной активности общества. Я даже специально спросил у Медведева, читает ли он газеты, потому что в советское время часто показывали руководителей за чтением газет. Он ответил, что читает онлайновые издания.
— В последнее время факультет журналистики поминается чаще всего в связи с не самыми приятными вещами. То студенты календарь выпустят, то установочный диктант завалят.
— Я был очень огорчен, когда увидел этот календарь: вместо того чтобы заниматься творчеством, студенты решили организовать коммерческий проект. И не очень изящные, честно говоря, были там дамы. Это чистая коммерция, а не журналистика.
Что же касается установочного диктанта по русскому языку, то тут свою роль сыграл ЕГЭ, необходимый для поступления. Он построен на тестах — заучил, ткнул пальцем, и все в порядке. Язык же позволяет шире смотреть на мир, расковывает мышление. Мне не нравится новый закон о высшем образовании, поскольку переход на систему бакалавров-магистров сковывает личность, творческий момент сокращается до критической отметки. Видимо, нам нужно делать процесс обучения в университете более творческим, меньше времени уделять лекциям и больше оставлять его студентам для самостоятельной творческой работы, для контактов с профессорами и преподавателями.
