Натан Эйдельман - Тайные корреспонденты "Полярной звезды"
«„Колокол“, посвященный исключительно русским интересам, — писал Герцен, — будет звонить, чем бы ни был затронут: нелепым указом или глупым гонением раскольников, воровством сановников или невежеством сената. Смешное и преступное, злонамеренное и невежественное — все идет под „Колокол“» (XIII, 8).
Только за первые восемь месяцев издания газеты — в восьми ее первых номерах — использовано более 40 корреспонденций из России, т. е. в два с половиной раза больше, чем в «Полярной звезде» за три года, а в 25 первых номерах «Колокола» (июнь 1857 г. — октябрь 1858 г.) представлено свыше 130 корреспонденций (в том числе только 30 — меньше четверти — были помещены на страницах газеты «самостоятельно», в виде публикации присланного текста, и около 100 корреспонденций — в составе статей и заметок, написанных Герценом и Огаревым)5.
С появлением «сопутника» «Полярная звезда» не только не прекращается, но благодаря тому, что многие ее задачи «Колокол» взял на себя, претерпевает интересные превращения.
* * *«Полярная звезда». Книга IV. Передовая:
«Освобождение крестьян.
Мы только потому не говорим в Полярной звезде о великом почине императора Александра II, что так много и радостно говорили об этом в Колоколе.
Не надобно забывать, что Колокол составляет именно прибавочные листы к Полярной звезде.
Да, наши пророчества сбылись, Россия двинулась вперед, и мы ждем с нетерпением времени, когда Полярная звезда погаснет при полном дневном свете и Колокол не будет слышен при громком говоре свободной русской речи дома.
Искандер
Путней, близ Лондона, 1 марта 1858».
Обычно — как мы видели — такие передовые Герцен писал, когда том был уже совсем готов.
Передовая сопровождается датой — 1 марта 1858 г., а помеченный тем же днем 10-й номер «Колокола» извещал читателей, что «IV книжка Полярной звезды поступила уже в продажу».
В конце 1857 г. ослабевшая и колеблющаяся власть объявила наконец о начале освобождения крестьян и приступила к трехлетней процедуре подготовки этого освобождения.
Издатели Вольной печати в ту пору полны таких надежд и иллюзий, что Огарев раскрывает свое инкогнито и открыто ставит свое имя под статьей в «Колоколе»6. Герцен же приветствует Александра II изречением римского императора Юлиана, признавшего перед смертью истинность учения Христа: «Ты победил, Галилеянин!»
Говоря об ошибках Герцена и его либеральных иллюзиях перед реформой, нельзя забывать, что он, как и Огарев, совсем не собирался прекращать тогда «Полярную звезду» и «Колокол». Они лишь «с нетерпением ждали того времени…». Одобрение действий Александра II всегда, в каждой «Полярной звезде» и каждом «Колоколе», соседствовало с такими статьями, которых царь никогда бы не пропустил.
Белинский сказал однажды, что не желает хвалить то, чего не имеет права ругать. Герцен и Огарев полагали, что могут похвалить российскую власть, ибо никто не в силах помешать им ее ругать.
Но о реформе, о волнующих последних событиях, как видно из передовой, будет отныне говорить «Колокол». «Полярная звезда» же сможет благодаря «Колоколу» полнее раскрывать свои темы и сюжеты.
В газете, как правило, более короткие, «быстрые» материалы. В альманахе — более длинные, неторопливые. В IV книге «Полярной звезды», например, помещено 21 произведение (в том числе 16 стихотворений).
В газете преобладали последние или во всяком случае недавние известия, отклики на «сегодняшний день».
В альманахе — больше былого. В IV книге оно представлено, между прочим, публикацией «Убиение царевича Алексея Петровича (письмо Александра Румянцева к Титову Дмитрию Ивановичу)», где описывалось со всеми подробностями, как, исполняя приказ Петра I, Румянцев, Бутурлин и Толстой удушили царевича Алексея7.
В газете преобладают политические темы — освобождение крестьян, злоупотребления властей, борьба различных общественных течений.
В альманахе больше места занимают художественно-политическая проза и поэзия Герцена, Огарева и других авторов.
Кроме восьми стихотворений Огарева («Воспоминание», «Nocturno», «Сушь и дождь», «Отступнице», «У моря», «Разлука», «Осенью», «Искандеру») в «Полярной звезде» снова было представлено творчество Александра Сергеевича Пушкина8, а в разделе «стихотворения неизвестных сочинителей» — по-видимому, И. В. Крюков («Декабристы») и М. А. Дмитриев («Кнут»)9. К сожалению, тайная история этих стихотворений не известна, а те корреспонденты, которые доставили их в Лондон, ничем себя не обнаружили.
Наконец, основное место в литературной части альманаха, как всегда, занимают «Былое и думы». Пользуясь смягчением обстановки в стране, Герцен напечатал, между прочим, те главы, которые прежде не решился бы: из III части («Москва после второй ссылки. 1842–47») — об отношениях и разногласиях с Грановским и другими друзьями перед отъездом, о «наших» и «не наших» (т. е. московском кружке и славянофилах).
Общее воодушевление и ожидание реформ в России как будто объединяло различные оппозиционные течения. Описав без прикрас споры, даже вражду, своей партии со славянофилами в 40-е годы, Герцен с теплотой, уважением и грустью нарисовал, между прочим, портреты «не наших» — Константина Аксакова, Киреевских, Хомякова. Эти портреты были обнародованы в 1858 г. не случайно.
* * *Примерно треть IV «Полярной звезды» занимали «Судебные сцены» под названием «Присутственный день уголовной палаты» (ПЗ, IV, 9–106).
О содержании и характере сцен начинавшее их предисловие «От издателя» говорило следующее (ПЗ, IV, 8):
«„Судебные сцены“ были нам присланы два раза, оба раза с другими рукописями, напечатанными в четырех книжках „Русских голосов“. Мы медлили в издании этого превосходного, произведения, во-первых, потому, что такое сочинение составляет значительную литературную собственность; во-вторых, думая, что при новом порядке вещей „Судебные сцены“ могут быть напечатаны в России; но кажется, что романтические преследования взяток и бесправия так далеко не идут.
Через два года мы решаемся их печатать, извиняясь в самовольном поступке перед неизвестным автором. Нам было бы очень больно, если 6 он был этим недоволен.
Голосам из России мы не могли уступить такую пьесу, мы ее, как почетного гостя, сажаем на первое место — в наш красный угол.
И — Р <Искандер>
Лондон, 1 декабря 1857 г.»
Большинство читателей заключали из этого предисловия, что, во-первых, Герцен не знает, кто автор «Судебных сцен», а во-вторых, что Герцен очень высоко ставит этого неизвестного автора, — настолько высоко, что отделяет его рукопись от тех материалов Чичерина, Кавелина и Мельгунова, что печатались в «Голосах из России» и где порою выражалось недовольство направлением «Полярной звезды»:
«Голоса из России» — необходимое издание, а «Полярная звезда» — «красный угол».
На самом деле Герцену действительно нравились «Судебные сцены», но еще больше он желал сказать публично максимум приятных слов их автору, имя которого в Лондоне знали отлично. Автором был известный славянофил — Иван Сергеевич Аксаков.
Аксаков, прочитав предисловие Герцена, отвечал: «Благодарю вас за отзыв в „Полярной звезде“. Он так искусно написан, что мне до сих пор никаких запросов не было»10.
К этому времени отношения Герцена с одним из славянофильских лидеров уже имели длительную историю. К середине 50-х годов Герцен решительно не замечал особого преимущества западнических воззрений (которые исповедовал московский кружок) перед славянофильскими. Как мы видели в первой главе, за такое еретическое воззрение ему доставалось от Грановского и других московских друзей. Теоретические споры «допетровская Русь или Запад?» казались Герцену не таким вопросом, который может теперь соединять или разделять людей. Таким вопросом он считал отношение к крестьянскому делу, демократическим реформам, освобождению человеческой личности. Определенная группа славянофилов — Иван Аксаков прежде всего — высказывалась за освобождение крестьян с землею даже громче и решительнее, чем их «антиподы» — западники. Славянофильские проекты освобождения крестьян (Кошелев, Аксаков, Самарин), предложенные в те годы, оставаясь в рамках либерализма, были радикальнее многих западнических проектов…
Наблюдая Россию и Запад, Герцен, как известно, создает оригинальную теорию русского общинного социализма. Крестьянская община, максимальная децентрализация и демократизация, максимальные права личности — вот чего хотели Герцен и Огарев.