Виктор Салошенко - Первые. Наброски к портретам (о первых секретарях Краснодарского крайкома ВКП(б), КПСС на Кубани)
Мой путь пролегал по Красной. Вначале надо было пройти от того места на площади Труда, где заложен памятный камень в честь основания города, которому минуло 200 лет, затем пересечь Советскую и поинтересоваться, сохранился ли там Музей комсомольской славы (нет, не сохранился!). Осмотреть с фасада музыкальный Театр, представив, что внутри уютно и просторно будет предполагаемым участникам торжества, побродить возле отреставрированного здания краевого исторического музея, что на Гимназической, как бы оценивая его запасники на предстоящую экскурсию, повернуть к Дому книги, на фасаде которого великолепная мозаика Валентина Папко, а через витражные стекла четко видны горельефы Александра Апполонова, и зайти в здание администрации края, предъявив молоденькому милиционеру служебное удостоверение.
Все же рановато я зашел в здание администрации, душа осталась там, на Красной, где неторопливо течет жизнь. Осенняя ностальгия?! Впрочем, и у Лихоносова в его «Маленьком
Париже» сплошь душевные смятения, связанные с краснодарской улицей Красной: «С той казачьей поры как в дубовом лесу вырубили просеку, плугом провели первую борозду и наставили турлучных хаток, вытянулась она за два века на много вёрст. Всем позволяла она ступать на мостовые. Ходить по ней — вспоминать свою раннюю жизнь. В каком бы углу города ни свили мы себе гнездо, на главной улице Красной скопилось столько неисчислимых наших забот и приятных мгновений. Куда это, с кем мы все шли и шли по ней? Кого замечали? Кто останавливал нас голосом или рукой? В чьи лица мы влюблялись? От кого отворачивались, с кем долго, до сумерек, стояли на углу? Кого ждали и не дождались? Кого дождались себе на радость или вечное несчастье? Какую заветную книгу, какой костюм, платье, какую брошь или сувенир там купили?.. Все это наша жизнь — узкая улица Красная. Когда‑то прошли мы по ней в первый раз; когда‑то пройдем и в последний. Когда летней порой погаснут окна, и ты по Красной в тишине и одиночестве добираешься домой, вдруг промелькнет теплое чувство к главной улице. Красная! Ты забудешь меня, как позабыла тысячи прочих! Я твой незаметный прохожий!!»
И впрямь, я представил себе, как по Красной аккуратной, как бы стеснительной походкой идет знаменитый Лихоносов. В руке обыкновенный полиэтиленовый пакет, в котором, быть может, гранки журнала «Родная Кубань», а может, неизвестная пока никому рукопись начинающего автора. Идет он, увлеченный только ему ведомыми мыслями. Незаметный прохожий!
Он и не заметил, быстрее всего не обратил по рассеянности внимания на меня, на Красной в тот день было многолюдно.
«Кто останавливал нас голосом или рукой…»
— Добрый день, Виктор Иванович!..
— Давненько мы не виделись… скоро комсомольский юбилей? — неожиданно затронул волновавшую меня в тот момент тему проницательный писатель. — Не забудьте пригласить на торжество…
И неспешно пошел по Красной.
Нет, все же не хочется уходить с Красной, однако надо поторапливаться — до юбилея комсомола, в самом деле, осталось уже немного.
В администрацию края я направлялся за советом, хотелось по прошествии лет вспомнить молодость, погрустить по былым временам. Хотя я понимал, что торжество есть тор жество, и здесь не обойдешься без докладов, президиумов, духового оркестра, комсомольского знамени, без праздничной суеты, когда неожиданно, как по мановению волшебной палочки, на призыв по случаю 29 октября соберутся вместе все поколения милых и родных лиц. Действительно, «куда это, с кем мы все шли и шли?.. Кого замечали? В чьи лица мы влюблялись? От кого отворачивались, с кем долго, до сумерек стояли на углу? Кого ждали и не дождались? Кого дождались себе на радость или вечное несчастье?..»
Соберется оргкомитет — старые комсомольские зубры, съевшие вместе не один пуд соли, вдоль и поперек проверенные, надежные и преданные, каждый со своей, теперь уже состоявшейся жизнью, в которой комсомольская юность и молодость, пожалуй, самое яркое воспоминание.
Вот они, рядком сидят, разбросав на письменном столе рабочие папки, плакаты с праздничными заготовками, буклеты комсомольских торжеств прошлых лет; взрослые и почти все седые: Николай Денисов — ныне заместитель председателя правительства края, худощавый, с правильными, симпатичными чертами лица, не раз заставлявшими женский пол страдать по молоденькому тогда завсектором культурно — массовой работы отдела пропаганды крайкома комсомола; затем ушедшему на преподавательскую работу, в историческую науку. Он кандидат наук, доцент Краснодарской академии культуры, теперь профессор, доктор философских наук, лидер кондратенковского «Отечества». На удивление цельный и преданный идеалам патриотизма молодой еще руководитель края.
Лариса Пятигора — генеральный директор департамента культуры администрации края — в былые годы очаровательная девчонка. Казалось, на подиум какого‑то зала выходит не первый секретарь Октябрьского райкома комсомола города Краснодара, надо понимать, лицо официальное, а застенчивая, по девичьи изящная и непременно светлая, с доброжелательным взглядом молодая женщина.
Помнится, как однажды зимой мы, делегация комсомола Кубани из трех человек, гостили у ставропольских коллег. Виталий Михайленко, в ту пору первый секретарь Ставропольского крайкома ВЛКСМ, удивительно интересный и музыкальный человек, баянист и весельчак, разместил нас на даче какого‑то важного лица — чуть ли не Косыгина, высоко в горах. Было жарко натоплено, и мы вышли наружу, провалившись в глубокий и какой‑то торжественно — голубой, искрящийся под лунным светом, печальный снег.
Отчего‑то было грустно, а выпитые «сто граммов» за успешно проведенную комсомольскую конференцию наоборот лишь усиливали грусть: хотелось помолчать, мечтательно поглазеть на полную загадочную луну, — вон на ней какие‑то рисунки, вроде лица человека, а может, кратеры или каналы. Вдруг, там тоже есть жизнь? Вспомнить всех своих друзей, занемогших и здоровых, удачливых и не очень, отпустить прощение врагам и всем недоброжелателям, наконец, влюбиться. Я любовался профилем Ларисы — лунный свет, нежно отражаясь, словно вдохновенный и тонкий художник рисовал её лицо, лоб, чуть вздернутый носик, чувственные губы, мягкий овал подбородка… Как, неожиданно обернувшись, она, глядя прямо в глаза, проговорила еще сопротивляющимся, но уже властным голосом: «Хватит, полюбовались на природу, теперь пошли в дом!».
Действительно, «куда это, с кем мы все шли и шли…? кого замечали? В чьи лица мы влюблялись?» А ведь Лариса Петровна прошла славную и не только комсомольскую школу: райком, горком, затем крайком партии. Инструктор и заведующая отделом культуры, она как‑то сумела органически вписаться, найти себя в этом сложном и ответственном в человеческих отношениях партийном организме, оставаясь требовательным к себе и подчиненным, в то же время тактичным и знающим работником. Жизнь, как и многих других, однажды не пощадила её. Пятигора на «излёте» партии осталась без работы, в аппарат администрации края пришли тогда новые, почти её ровесники — «демократы» и также симпатичные люди, но они были совершенно иные, не знавшие и не понимавшие, как и что надо делать. А Пятигора устроилась в библиотеку и, не подавая «сигналов», зарабатывала свой скромный хлеб рядовым сотрудником, пока не позвал её вновь в «команду» Кондратенко.
На замечательном празднике в честь 200–летия великого русского поэта небольшая, прилегающая к «пушкинке», краевой библиотеке, площадь готовилась к торжественной и, без преувеличения, исторической церемонии открытия памятника великому поэту, написавшему о Кубани и казаках волнующие строчки. Была тьма народу. В черных парадных рясах стояли священники: они должны были освятитт. бронзовое творение талантливого кубанского скульптора Владимира Жданова. Негромко переговаривалась, чувствуя себя именинниками, писательская братия. Я видел, как в нервном напряжении были сцеплены руки Ларисы Петровны, как волновалась она, теребя инструкторов орготдела администрации и своих замов; как, вытянувшись на цыпочках, она тихонько охнула, когда с памятника упало покрывало, и как засверкали её глаза от нахлынувшей радости. Она заплакала, не стесняясь окружающих и не вытирая слез. Да и другие заплакали, как плачут на праздниках, которых давно ждут.
А слезы — это и есть очищение души, свидетель победы.
Молчал, погруженный в мысли, Николай Телегин, генеральный директор департамента образования и науки администрации края. До недавнего времени он, смешно сказать, уйдя в «рыночную» экономику и прокладывая себе путь в дальнейшей жизни, создал махонькое издательство и выпускал газетёнку со скромным названием «Авоська». Это Телегин‑то, комсомольский и партийный ас, к услугам которого постоянно прибегали дилетанты пера. А Телегин умел работать, писать толковые бумаги; он и «Авоська»!?
