Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

уличного кодекса выступает представление себя в качестве человека, открыто готового применить насилие – в своей наиболее сильной форме это исполнение угрозы здесь и сейчас. Такая угроза может быть совершенно прямолинейной: немедленный переход в наступление происходит при первом же признаке вызова. В качестве примера Андерсон [Anderson 1999: 80–84] приводит пятнадцатилетнего подростка по имени Тайри, который перебрался в новый район. Здесь он чужак, поэтому к нему пристает группа местных подростков, которые избивают Тайри (к тому же их два десятка, а он один). Чтобы заново обрести хоть какую-то долю уважения, Тайри в следующий раз, увидев одного из своих обидчиков без сопровождения других, сразу же нападает на него. Обе эти драки снабжены ограничителями и имеют ритуальный характер. Когда компания подростков впервые сталкивается с Тайри, которого они считают незваным гостем в своем районе, они «наезжают» на него, причем при избиении подростки чередуют друг друга, чтобы каждый мог нанести удар. Однако перед нами не та ситуация, когда жертву пытаются «исколбасить», нанося серьезные повреждения, требующие госпитализации. Тайри дает сдачи одному из своих обидчиков аналогичным образом, ударив его несколько раз и разбив ему нос до крови. Драка заканчивается тем, что противники обмениваются словесными признаниями и чем-то вроде бахвальства. На реплику своего противника «Сейчас ты мне врезал, но я за тобой еще приду!» Тайри хвастливо отвечает: «Приходи вместе со своей мамой» [Anderson 1999: 84].

Готовность к применению насилия может проявляться как в более сильной, так и в более мягкой форме. Фактические намерения нанести ущерб могут быть более серьезными, включая применение оружия, либо подобная демонстрация может выражаться просто в том, чтобы показать оппоненту признаки «крутизны»: принять внушительный вид, поиграв мускулами, перейти к угрожающей манере поведения, продемонстрировать оружие, разразиться угрозами и ругательствами, направленными как на кого-то конкретно, так и просто во внешнюю среду. Значительная часть всех этих действий представляет собой гоффмановскую инсценировку: это не столько поиск способа ввязаться в драку, сколько способ добиться доминирования над ситуацией, а следовательно, и ситуационного уважения, не прибегая к поединку. Но те же самые приемы, которые можно использовать, чтобы избежать драки, при неверном применении могут привести к эскалации с последующим реальным насилием.

В таком случае необходимо выяснить, при помощи каких способов демонстрация уличного кодекса контролирует и ограничивает насилие, а когда, наоборот, его провоцирует. То, что инсценировка уличного кодекса будет ограничивать насилие, ожидаемо: как утверждает Андерсон, обычно это лишь притворная готовность совершить насилие и демонстрация способности защитить себя, направленная на его предотвращение. Демонстрация кодекса также сигнализирует о принадлежности к той или иной группе, в связи с чем не возникает оснований устроить драку с чужаком. Еще одно соображение проистекает из общего анализа насилия, к которому мы регулярно возвращались: при враждебных столкновениях люди обычно испытывают напряженность и страх, из‑за чего фактическое осуществление насилия является трудной задачей. Таким образом, можно ожидать, что уличный кодекс как социально институционализированный способ демонстрации зрелища агрессивности, стабилизирует действия именно в той точке, где остается лишь совсем немного до реального насилия. В то же время это означает, что уличный кодекс, представляющий собой градуированный континуум различных уровней агрессивности и угроз, допускает и существенный объем «мягкого» насилия. Это соответствует общей закономерности, согласно которой социально ограниченное и контролируемое насилие обеспечивает более длительное и более хроническое протекание насилия, нежели в тех ситуациях, где насилие не перенаправлено в слабо выраженные и защищенные формы.

Теперь можно обратиться к рассмотрению четырех разновидностей драк в городских гетто, которые варьируются от относительно ограниченных и контролируемых до серьезных и выходящих из-под контроля инцидентов.

Поединки между уличными бандами. Подобные столкновения, в особенности если в них участвуют подростки, имеют хронический, но при этом ограниченный в нескольких аспектах характер. Противниками в таких драках выступают участники других банд либо иные молодые мужчины того же возраста, что и представители уличных группировок, рассматривающие подобных людей как незваных гостей в своем районе или на своей территории. Подростковые уличные банды обычно не нападают на взрослых: как указывает Андерсон [Anderson 1999: 83], пожилые женщины, живущие в таком районе, могут считать его безопасным, поскольку подростковые группировки не проявляют враждебности по отношению к ним и даже их защищают. Точно так же они не нападают на детей, не достигших возраста участников банды, хотя эти дети могут драться друг с другом. Таким образом, происходит разделение драк по возрастным группам, а также, как правило, по гендерному признаку.

Отчасти это объясняется тем, что поединки имеют ритуальное значение, выступая в качестве теста на принадлежность к группе и проверкой ее границ. При вступлении в банду, как правило, нужно пройти ритуал инициации – подраться. Можно вновь обратиться к рассказанной Андерсоном истории подростка Тайри, который преодолевает череду подобных поединков. Сначала происходит грубый ритуал «знакомства», когда на Тайри «наезжает» вся банда, чтобы все формально узнали друг друга; далее случается несколько небольших драк один на один, в которых Тайри пытается добиться уважения; наконец он допускается к полноценному формальному вступительному экзамену, в ходе которого у всех на виду договаривается о драке с одним из участников группировки, а остальные наблюдают за этим поединком [Anderson 1999: 85–87]. В течение двадцати минут Тайри приходится драться с парнем, который старше и крупнее его – на шесть дюймов [15 сантиметров] выше и на сорок фунтов [18 килограммов] тяжелее; как все и ожидали, Тайри уступает в поединке, но завоевывает уважение благодаря тому, что продолжает работать кулаками и наносит определенный урон более сильному противнику. В результате этой драки его принимают в банду.

Драки такого рода имеют ряд ограничивающих параметров. За исключением случаев, когда на чужака «наезжает» вся группа, подобные поединки устраиваются в режиме один на один, а остальные стоят по сторонам. Кроме того, существуют приблизительные принципы или правила относительно того, какие удары разрешены, а какие запрещены. В таких драках можно драться кулаками, но не допускается использование оружия, может быть разрешено царапаться и кусаться, но нельзя выдавливать сопернику глаза или бить его по гениталиям. После того как кто-то становится членом банды, он может продолжать участвовать в драках, в том числе со своими близкими друзьями и союзниками, если для этого имеются такие поводы, как особое недовольство и случаи проявления неуважения; предполагается, что это будут поединки чести с такими правилами, как «не бить в лицо», «использовать только руки» и «не нападать двое на одного» [Anderson 1999: 89–90]. Уже упомянутый поединок с участием Тайри, описанный Андерсоном, длится около двадцати минут – гораздо дольше, чем рьяные и ничем не сдерживаемые