Пассажиры первого класса на тонущем корабле - Ричард Лахман
Подытожим всё, что мы обнаружили в этом и предыдущем разделе, с помощью анализа булевых переменных.[54]
Как видно, колониальные элиты могли добиваться автономии при помощи различных механизмов. Для этой цели было достаточно хотя бы одного из них. У германских колониальных элит это был культурный капитал в виде экспертных знаний о том, как управлять туземцами. Для французских колонистов в Карибском бассейне и британских поселенцев в южных североамериканских колониях это были институты рабовладения. Для британских колонистов-поселенцев в этом качестве выступали созданные ими национальные идентичности, а для испанских конкистадоров — сложные туземные институты, которые они присвоили, чтобы создать собственные унифицированные социальные взаимосвязи и систему правления. Колониальные элиты были неспособны воплотить автономию на практике только в тех испанских колониях, где коренное население было рассеянным, а сложные социальные институты отсутствовали, а также, как мы увидим ниже, такая ситуация была характерна для европейских империй Наполеона и нацистов и непереселенческих колоний держав-гегемонов.
Таблица 1.2. Булева таблица истинности для автономии колониальных элит
Т = сложные структуры туземного населения, присвоенные колонизаторами
К = колониальные элиты создают культурный капитал
И = поселенцы создают национальную идентичность
Р = поселенцы создают институты рабовладения
Колониальная автономия не превращалась во влияние в метрополии автоматически. Способы, при помощи которых колониальные элиты осуществляли своё воздействие на метрополию, и вопросы, для которых это воздействие имело значение, варьировались в зависимости от конкретных империй и эпох. Таким образом, если мы хотим объяснить, почему колониальные элиты оказывали влияние на ряд проблем вместе с отдельными элитами метрополий, а в другое время и в других местах занимали маргинальное положение, необходимо проанализировать полную структуру элит каждой империи. Эта задача будет предпринята в главах 3–5.
Чистая имперская эксплуатация[55]Европейские империи Наполеона и Гитлера, подобно американской империи Испании, завоёвывали уже сложившиеся общества с высокой плотностью населения и сложными местными социальными институтами. Как и конкистадоры, армии Наполеона и Гитлера (в особенности последнего) опирались на местных коллаборационистов в извлечении доходов, присвоении стратегического сырья и промышленных товаров, а в случае нацистов и в облавах на евреев с целью их уничтожения. Отличие Наполеона от Гитлера заключалось в том, что у Наполеона были амбиции трансформировать завоёванные им общества, а также явным образом отличались их виды на захваченные территории. Однако наличие на них насыщенных и сложных обществ не обеспечивало благоприятных возможностей для обретения автономии наполеоновскими и нацистскими элитами, которые направлялись для управления завоёванными землями и их грабежа. Две указанные империи полярно противоположны Испанской империи или неевропейским колониям Франции даже в эпоху Наполеона.
Ключевое отличие наполеоновской и нацистской империй от всех остальных заключается в том, что для них было характерно крайнее доминирование единственной военной или военно-партийной элиты в метрополии. Эта единственная элита была способна жёстко контролировать людей, которых посылала править завоёванными землями и эксплуатировать их. В результате ни капиталисты, ни гражданские государственные чиновники в этих двух империях не могли получить независимый доступ к захваченным территориям, что ослабляло рычаги влияния данных групп как в метрополии, так и в этих землях. Кроме того, «колониальные» элиты наполеоновской и нацистской империй не могли использовать разногласия между элитами метрополии таким же образом, как это делали элиты Испанской Америки. Наполеон дал дальнейший ход достижениям предшествовавших его режиму революционных правительств в подавлении аристократии и подчинении капиталистов, а нацистская партия устанавливала строгий контроль над унаследованной от прошлых правительств гражданской службой, запугивала военных и отводила капиталистам и землевладельцам всё более маргинальную роль. Майкл Манн[56] отмечает, что после Второй мировой войны землевладельцы в Германии были устранены как значимый класс, связывая это с нацистской политикой, которая фатально ослабила политические и экономические основы могущества юнкеров. Манн выдвигает гипотезу, что если бы нацисты остались у власти, то в контролируемой государством послевоенной экономике та же судьба постигла бы и существующий капиталистический класс.
Военные элиты наполеоновской империи и нацистской партии находились на пути к превращению в единственную правящую элиту, низводя капиталистов, землевладельцев и гражданских чиновников (а в Германии и военное командование) до подчинённого положения, которое оставило бы за этими группами некоторые привилегии, однако они бы не являлись элитами в смысле наличия независимых организационных способностей к изъятию ресурсов, а также полномочий и автономии, подразумеваемых этими способностями. Высокие административные возможности наполеоновского и нацистского режимов гарантировали, что чиновники и военные, которых посылали управлять завоеванными европейскими территориями, оставались, в отличие от древнеримских или османских колониальных элит, под пристальным наблюдением и плотным надзором. Французская революционная идеология и расистские доктрины нацизма также не способствовали склонности оккупационных элит к установлению связей с местными завоёванными элитами, которые могли обеспечить основу для сопротивления предписаниям метрополии. Поражения, которые понесли Наполеон и Гитлер, оборвали этот процесс. Внезапное устранение со сцены наполеоновской армии и нацистской партии сформировали структурное поле для возрождения капиталистов и новых государственных элит и во Франции, и в Германии. В посленаполеоновской Франции новые ряды государственных чиновников и новая капиталистическая элита стали главными акторами в поддержании и расширении Французской империи за пределами Европы в XIX–XX веках.
Смогла бы единственная элита, организованная внутри наполеоновского государства или нацистской партии, удерживать монополию на власть в метрополии и завоёванных территориях, если бы Наполеон и Гитлер выиграли войны, которые они вели? Для Франции ответ почти наверняка представляется отрицательным. Наполеон в гораздо меньшей степени, чем Гитлер, был способен подавлять сопротивление на завоёванных территориях, а необходимость идти навстречу местным акторам обеспечивала бы основу для формирования у французской военной элиты в каждой завоёванной территории интересов и организационных возможностей, отдельных от правящей элиты метрополии. Что касается нацистов, то их успех в стремительном завоевании большей части Европы, а также беспрецедентные возможности и готовность осуществлять масштабный террор обусловили незначительное сопротивление в пределах их империи, что блокировало потенциальную основу для раскола между партийными функционерами в Германии и за её пределами.[57] Если бы нацистская империя выстояла, то она стала бы единственной
