Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №12 (2004)

Только что вышла моя книга под названием “Иной Сталин”, где я раскрываю историю убийства Кирова на основании документов, которые видел в архиве ФСБ и бывшем партийном архиве. Но мне нельзя на них ссылаться — государственная тайна.

Я исследовал каждый шаг С. Кирова в тот роковой день — 1 декабря 1934 г. И со всей ответственностью могу утверждать, что Киров погиб не в результате какого-то заговора, его убил психически невменяемый Николаев. Причины две. Николаева исключили из партии, потом восстановили со строгим выговором. Этот парень, у которого за душой была лишь половина начального образования, полагал: раз он вступил в партию, ему должны сразу дать высокую должность. Но ему ее не давали, за что он очень обиделся на партию, на Сталина, на секретаря Ленинградского обкома С. Кирова. Ко всему прочему он узнал, что его жена Милда Драуле стала любовницей Кирова. Сергей Миронович был женолюбом, завсегдатаем кулис театра оперы и балета. Люди, жившие в начале 30-х годов в Ленинграде, рассказывали, какие оргии устраивал Киров во дворце Кшесинской, который был главным его обиталищем (в своей квартире на Каменноостровском проспекте он практически не жил). Жалоб на него, как на Клинтона со стороны Моники Левински, не было. Все им были довольны.

Ленинградские чекисты сразу поняли, что имеют дело с “бытовухой”, и мигом разыскали Драуле, начав допрашивать ее уже через пятнадцать минут после выстрелов. А их, как известно, было два — Николаев сперва стрелял в Кирова, потом — в себя, но неудачно.

Поскольку эта в общем-то некрасивая история скорее свидетельствовала о слабости ближайшего окружения Сталина — “центристской группы”, он мог опасаться, что его политические противники используют ее для атаки на его “новый курс”. Он поспешил перехватить инициативу и сам стал разыг­рывать политическую карту. Во всяком случае, сразу после отъезда Сталина из Ленинграда, куда он приезжал на похороны, следствие полностью отказалось от бытовой версии и стало превращать убийство в широкий заговор с целью захвата власти.

— А как же версия, согласно которой Сталин руками Николаева устранил своего главного соперника, который на XVII съезде партии получил голосов больше, чем “вождь и учитель”.

— Это еще одна легенда, с которой нам предстоит расстаться. Брякнув эту чушь в своем секретном докладе на XX съезде, Хрущев потом приказал почистить архивы так, что сегодня там сплошь и рядом наталкиваешься на записи: “Страницы изъяты”. Навсегда! Безвозвратно! Однако в любом случае результаты голосования не могли повлиять на положение Сталина: ведь Съезд избирал только Центральный Комитет, а уже члены ЦК на своем первом Пленуме избирали Политбюро, Оргбюро и Секретариат.

Сталин чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы не подчеркивать свою “особость”. После XVII съезда он отказался от титула генерального секретаря и стал просто секретарем ЦК, одним из членов коллегиального руководства наравне со Ждановым, Кагановичем и Кировым. Сделано это было, повторяю, не вследствие перетягивания каната с кем бы то ни было из своего окружения, а по собственному решению, которое вытекало из “нового курса”.

— А гибель личных охранников, о которой так подробно рассказывал на XX съезде Хрущев?

— Действительно, в автокатастрофе погиб охранник Кирова Борисов. Но он не являлся личным телохранителем, как говорил Хрущев на съезде, а был лишь одним из трех чекистов, охранявших верхний этаж Смольного, где находился кабинет Кирова и в коридоре которого его застрелили. Вообще все рассказы о том, что Кирова застрелили в пустом коридоре, чистый вымысел. Напротив, свидетели показали, что в коридоре было необычно много народа.

— А где револьвер Николаева?

— Хранится в ФСБ.

— Можете вы утверждать, что благодаря вашим изысканиям тайн вокруг убийства Кирова больше не существует?

— Кроме одной. В процессе следствия выяснилось, что Николаев несколько раз посещал германское и эстонское консульства. А рано утром 2 декабря, после того как было сообщено по радио о трагедии в Смольном, консул Германии Рохард Зоммер внезапно, без обычной процедуры уведомления уполномоченного Наркомата иностранных дел, выехал в Финляндию. Был ли этот отъезд связан с выстрелами в Смольном или нет, остается загадкой.

Эхо выстрелов

— Вслед за убийством Кирова последовал первый виток репрессий. Было организовано несколько политических процессов, главными обвиняемыми на которых были недавние соратники вождя Зиновьев, Каменев и их последователи. Чем была обусловлена эта акция?

— Помимо них на скамье подсудимых оказались все ближние и дальние родственники Николаева. Сама М. Драуле, ее сестра О. Драуле и ее муж Р. Кулинер были расстреляны как соучастники. Всего на пяти процессах к расстрелу приговорили 17 человек, к тюремному заключению — 76 человек, к ссылке — 30 человек. 988 человек было выслано. Затронула столь суровая кара в подавляющем большинстве бывших участников оппозиции, но пока лишь зиновьевской группы. Кроме того, было выслано около 12 тысяч “социально чуждых элементов”: бывших дворян, сенаторов, генералов, интеллигенции.

Любопытная деталь. 23 апреля 1935 года Политбюро приняло постанов­ление о “скупке ценных литературных архивов, принадлежащих выселяемым из Ленинграда лицам”. На эти цели из резервного фонда Совнаркома было ассигновано 30 тыс. рублей.

Конечно, репрессии не были чужды сознанию революционеров. Но Сталин стал опасаться, что его курс на демократизацию, центром которой должна была стать новая Конституция, потерпит неудачу. И будучи готов провести его любой ценой, даже путем жестоких репрессий, развязал руки НКВД.

— Вы все же не допускаете, что Г. Ягоде, возглавлявшему в то время НКВД, удалось-таки убедить Сталина в наличии заговора и на этом основании получить санкцию на широкие карательные меры?

— Ни в коем случае. Косвенное доказательство — служба охраны высших должностных лиц после убийства Кирова оставалась без изменений еще почти два года. Она была образована в октябре 1920 года как специальное отделение при президиуме коллегии ВЧК и насчитывала всего 14 человек. В 1930 году спецотделение вошло в состав оперативного отдела ОГПУ, и возглавил его К. Паукер. К 1943 году численность его составляла немногим более ста человек. Дело в том, что если на первых порах спецотделение обеспечивало охрану лишь Ленина, Троцкого и Дзержинского, то начиная с 8 июля 1927 го­да — всех членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК (они же и руководители СНК СССР). Лишь после назначения Ежова наркомом внутренних дел в составе ГУГБ 28 ноября 1936 года образовали самостоятельный первый отдел (охраны).

— Попытаемся восстановить цельную картину. В 1934 году страна начинает выходить из изоляции — устанавливаются дипломатические отношения с Румынией и Чехословакией. Начинается либерализация жизни, люди возвращаются из заключения, в 1935 году власти разрешают ставить на Новый год елки и устраивают молодежные балы, отменяется карточная система (с 1 января 1935 года на продовольствие, а с октября на ширпотреб), в армии вводятся новые звания, появляется новая награда “Герой Советского Союза”. И практически параллельно на основании выдуманных обвинений начинаются процессы после убийства Кирова в Ленинграде. В заключение отправляются бывшие товарищи вождя, а вместе с ними под судом оказываются десятки недавних соратников, крупных партийных и хозяйственных работников. Один за другим идут показательные процессы. Доходит очередь и до Бухарина. Все это как-то вместе не вяжется.

— А я не вижу здесь больших противоречий. Повода для расправы с бывшими соратниками Сталин не искал, иначе репрессии начались бы на год раньше. В 1933 году в Сочи, где тогда отдыхал Сталин, пограничниками случайно был обстрелян катер, на борту которого был генсек, а чуть позже в легковую машину, на которой он ехал, врезался грузовик с пьяным водителем. Более убедительных поводов для начала репрессий и придумать трудно. Но в то время репрессии ему были не нужны.

Ведь на самом деле Сталин не был параноиком и патологическим убийцей, как пытались представить многие авторы. Террор он рассматривал как инструмент политики. Несомненно, он опасался организованного сопротивления со стороны членов ЦК своим новым реформам. Несомненно, он считал, что для воплощения задуманного лучше всего подходит атмосфера страха и неуверенности, когда воля к сопротивлению подавлена, всеобщая подозрительность и доносы практически полностью исключают сговор в среднем звене руководства. Создать такую обстановку можно беспощадным террором, направленным против бывшей верхушки партии.

Помимо этого Сталин не без основания опасался обвинений в преда-тельстве “дела Ленина”, оппортунизме, отходе от идеи диктатуры пролета­риата, пролетарского интернационализма и т. д. Последовать эти обвинения в первую очередь могли от активистов разгромленной оппозиции, среди которых было изрядное число высокообразованных марксистов, разбираю­щихся в тонкостях теории, и соратников Ленина. На них он и обрушил первую волну репрессий. Что же касается этических соображений, то я не думаю, что они его хоть чуть-чуть мучили.