Мордехай Рихлер - В этом году в Иерусалиме
Еврейское слово «мицвот» — это множественное число от «мицвы», понятия, которое означает всякое доброе дело, угодное Богу. «Сефер га-мицвот» включает в себя 613 надлежащих мицвот, главная из которых — «плодитесь и размножайтесь». В «Радостях идиша» Лео Ростен пишет, что в «Книге мицвот» величайшего философа XII века Моше Маймонида доказывается, будто человек, который совершает хотя бы одну мицву из 613, заслуживает спасения души, что, однако, тут же нивелируется уточнением: «Но только если он делает это не из корысти, не для того, чтобы вызвать расположение, а всецело из любви и во имя нее».
Даже если допустить, что бутлегеры и вправду самоотверженно трудились на благо общества, делали они это, безусловно, ради собственной поживы. А среди многочисленных дельцов, погревших руки на этом бизнесе, как евреев, так и гоев (Гарри Хэтча из «Корби дистиллерз», «Сигрем», не говоря уж о тех двоюродных дедах, винокурах-кальвинистах с Шотландского нагорья, которые точно знали, куда идет их спирт), не было никого удачливее братьев Бронфман и их свойственника Барни Аарона.
Этого Барни Аарона, кстати, не следует путать с его полным тезкой Барни Аароном по прозванию Звезда Ист-Энда, лондонского рыботорговца, а с 1819 года — профессионального боксера, про которого была сложена народная баллада:
Ликуют по Англии всейРазвалы с тряпьем и хоромы:Чего не сказал Моисей,Доскажет кулак Аарона!Барни Аарон! Наш Барни Аарон!
Во всех синагогах раввины,Бородками мелко тряся,В восторге твердят его имя,Победы его вознося!Барни Аарон! Наш Барни Аарон![136]
Свой капитал, один из крупнейших в Северной Америке, Бронфманы сколотили на бутлегерстве. Вместо того чтобы напрочь отрицать или хотя бы вяло открещиваться от грязного происхождения семейных миллиардов, Сэм, а теперь и его потомки почему-то сгорают от стыда. А зря. Ибо в действительности вред, который причинили обществу разудалые Эйб, Гарри, Сэм и Аллан, не идет ни в какое сравнение с тем, что вытворяли Дж. П. Морган, Джон Д. Рокфеллер и другие бароны-разбойники. Бронфманы не нанимали за гроши иммигрантов, чтобы те, рискуя жизнью, спускались в смертельно опасные шахты. Не мухлевали на фондовой бирже, разоряя мелких инвесторов, не натравливали во время забастовок на рабочих своих фабрик отпетых головорезов. А они все равно вымарывают да подчищают раннюю страницу своей истории, единственное в ней яркое пятно, надеясь вычистить ее до сияющей белизны и сделаться, так сказать, безупречными канадцами.
Самая внятная биография Сэма, под названием «Династия Бронфманов», выпущена Джеймсом X. Греем и Питером С. Ньюманом, а самый сомнительный его портрет, слащавый и бессодержательный, «принадлежит перу» Сэди Рознер-Бронфман, вдовы Сэма, которая в 1982 году частным образом выпустила собственные воспоминания. «Он был истинным канадцем, преданным своей стране и в годы войны, и в мирное время, и снискал большой почет как в своем отечестве, так и за рубежом, — писала Сэди в своей книге, в которой не было ни слова о бутлегерстве и том унизительном социальном барьере, которым от Бронфманов отгородилось неописуемо провинциальное высшее общество Монреаля. — Но когда рабочий день заканчивался и Сэм возвращался домой, он становился просто моим милым, моим дорогим муженьком».
Сочинение Грея и Ньюмана настолько удручило Бронфманов, что они решили прибегнуть к заказным биографиям. Книга первого из приглашенных авторов, Теренса Робертсона, была признана недостаточно исчерпывающей и отвергнута. Второй кандидат, бывший редактор канадской версии «Тайм» Джон Скотт, проработал несколько лет и получил отставку. Наконец Бронфманы нашли себе одного ручного университетского преподавателя, который и выдал им полнозвучный гимн под названием «Мистер Сэм: жизнь и времена Сэмюэля Бронфмана», в котором ему удалось, по сути, невозможное — превратить флибустьера и сквернослова в чинного зануду. С другой стороны, изголодавшийся Сэм, посвятивший свои закатные годы прославлению себя любыми доступными способами, был, конечно же, доволен.
Но вот какой парадокс.
Жестокие убийцы Псих Сигель и Голландец Шульц вошли в американскую мифологию, незаслуженно удостоившись фильмов, в которых не побрезговали сыграть блестящие звезды (Уоррен Битти, Дастин Хоффман), безо всяких вредных последствий для своих наследников, буде таковые у них имелись. А наследникам Сэма, лишь чуть оступившегося во времена «сухого закона», а потом сумевшего-таки отряхнуть грязь с ботинок и создать колоссальную ликеро-водочную империю, пришлось раскошеливаться на политкорректный панегирик.
«Мое участие в этом деле началось весной 1987 года, — написал Майкл Р. Маррус, — с беседы с Чарльзом Бронфманом в Монреале. Два года спустя я приступил к написанию этой книги при поддержке компании „Сигрем“ на условиях невмешательства со стороны заказчиков. С момента первых обсуждений и до настоящего времени у нас царит абсолютное согласие по одному принципиальному вопросу: мне предоставлена полная свобода в отборе материала и его изложении…»
Чепуха и самообман. Подписавшись на такую сделку и зная, как обидчивы Бронфманы, профессору Маррусу нужно было быть идиотом — каковым он, безусловно, не является, — чтобы не понимать, что такая работа по умолчанию предусматривает цензуру, и единственный здесь путь к публикации — ни шагу в сторону. Более того, профессор Маррус производит впечатление достаточно мозговитого человека, понимающего, что любая биография миллиардера, проплаченная семьей с темным прошлым, бесповоротно скомпрометирована еще прежде, чем дописана первая фраза. Заметьте, за много лет до него куда лучший писатель, А. М. Клейн[137], был приглашен Сэмом на позорную должность поэта-лауреата при его персоне. Унижая себя и свой сумрачный талант, Клейн сложил не одну рифмованную осанну. Взять, к примеру, корявый акростих, написанный к 4 марта 1941 года, пятидесятилетнему юбилею исправившегося бутлегера, и преподнесенный ему на банкете среди застольных славословий. Первая строфа звучала так:
Сердце твое отзывчиво, ум широк —Это тебе и в людей подарило веру.Мощью и мыслью ты весь, как живой пророк.Юный мальчишка с тобой не сравнится меройЭнтузиазма. Заступник и филантроп,Лучшим из лучших ты будешь всегда примером[138].
Клейн, практикующий юрист и редактор «Кэнэдиан джуиш кроникл», социалист с выраженными политическими амбициями, был завербован Бронфманом в 1939 году и вплоть до 1948-го трудился на полставки за 3000 долларов плюс еще 1000 на возмещение расходов. Взамен этого поэт по условиям договора, как писал профессор Маррус, обязан был выдавать на-гора речи, годовые отчеты компании, «поздравления к дням рождения и юбилеям друзей и родственников Сэма и даже, весьма вероятно, составлять послания сугубо личного характера, включая длинное письмо к сыну Чарльзу по случаю его бар мицвы». Сэма А. М. Клейн именовал «маэстро» и в 1957 году, уже страдая душевным расстройством, которое в итоге и сведет его в могилу, тем не менее кинулся по зову патрона разрабатывать для него фамильный герб. И, вместо того чтобы посмеяться над такой диковинной причудой, наставлял геральдиста: «В идеале герб должен символизировать человечество всего земного шара, объединяемое, с одной стороны, дружбой, а с другой — верностью закону». Клейну пришлось также строчить докучливые письма, когда Сэм вознамерился занять кресло в Сенате. Поэт, романист, специалист по творчеству Джойса получил за свой труд награду — разовые чаевые. И в ответ рассыпался в благодарностях. 24 марта 1941 года он написал Сэму:
Хочу… еще раз выразить признательность за то, что вы сделали для меня на прошлой неделе, и за то, как вы это сделали. Должен сказать, что, когда вы позвонили мне, я как раз добрался до сложенного чека и утратил присущее мне красноречие: язык молчал, говорило одно только сердце. Ваше любезное письмо, полученное мною, разумеется, еще прежде в тот день, уже само по себе стало для меня счастьем и наградой; и я сказал своим собеседникам: «Меня переполняет ликование». Но и тогда я был полон решимости ответить спесивым отказом, однако вы поступили так мило, прислав письмо отдельно от чека, что совершенно меня обезоружили. Более того, я содрогаюсь при мысли о том, что случилось бы, приди я тем вечером домой и признайся жене в своем «живодерстве» (супруга моя любит столь образные выражения). Так что спасибо вам и от моей жены, и от сына, а больше всего от меня самого.
Где-то там, в горах и туманах Бессарабии, исконной родины Бронфманов, издавна должен был скрываться подпольный самогонный цех, или деревенская таверна, или и то и другое разом, принадлежащие этой семье, которая вообще-то владела табачной фермой. На идише «Бронфман» означает «самогонщик», а ведь в те дни евреям, проживающим в черте оседлости, было принято давать фамилии по их роду занятий. Как бы там ни было, в 1889 году Иехиэль Бронфман, тридцати семи лет от роду, вместе с женой Миндой и их тремя детьми отплыл из Одессы (портового города, давшего миру великого Исаака Бабеля) в голдене медина. Иехиэль явно не бедствовал, так как вместе в ним в путь отправились раввин (с женой и двумя детьми), а также, если верить Питеру Ньюману, горничная и слуга. Но адские зимние холода и жизнь в лачуге из дерна на новозарождающейся ферме в Уапелле (Манитоба) быстро истощили карман Иехиэля. Несгибаемый патриарх семьи Бронфман, о котором почти ничего не известно, был вынужден продавать дрова и торговать вразнос мороженой рыбой, чтобы прокормить своих отпрысков, среди которых был теперь и Сэм. В 1892 году Иехиэль, в буквальном смысле слова на своем горбу, сумел перевезти домочадцев в полноценный дом в Брэндоне, а еще через одиннадцать лет семья купила свой первый отель в Эмерсоне (Манитоба). Затем был приобретен «Балморал» в Йорктоне (Саскачеван), где пятнадцатилетний Сэм бегал мальчиком на посылках, а заодно оттачивал мастерство за биллиардным столом. Дела в отелях у Эйба, хронического игрока, Гарри и Барни Аарона шли недурно (в 1905 году комнаты стоили по доллару за ночь, а «деловых путешественников обслуживали особо»), так что в 1912 году и ушлому двадцатитрехлетнему Сэму купили отельчик — «Белл», в Виннипеге. Много лет спустя, аж в 1951 году, какой-то мелкотравчатый жулик, давая показания Комитету по борьбе с организованной преступностью в бытность его управления сенатором Эстесом Кефовером, неожиданно заявил, что отели Бронфманов на железной дороге в Прериях были не чем иным, как сетью борделей. История эта всплыла, когда Сэм уже доживал свой век, и он возразил на это: «Даже если и так, на Западе им не было равных».
