Газета День Литературы - Газета День Литературы # 104 (2005 4)

Россия… Задумаюсь снова.

Прочувствую в эти часы

могучего слова основу,

жемчужную россыпь росы.

И сразу же, русы и рослы

(так всплески идут от весла),

всплывут в моей памяти россы

и то, как Россия росла

от первой славянской стоянки

до славой покрытой страны…

И в женщины гордой осанке,

и в звоне задетой струны —

Россия… Раскинулись дали.

Вхожу вместе с осенью в лес.

Протяжным дождем отрыдали

глаза голубые небес.

Но вновь на опушке, взгляни-ка,

свежа и упруга на вид,

у пня раскраснелась брусника

и дикий шиповник горит.

Опавшие влажные листья

рукой, наклонясь, разгреби —

и ткнутся, прохладны и чисты,

слепыми щенками грибы.

Доверчива наша природа,

и настежь открыта всегда

душа у лесного народа —

зайчишки, ежа и дрозда.

Россия… Прозрачные краски

на долы и горы легли;

и можно шагать без опаски

от края до края земли.

И, не превращая в присловье

названье родной стороны,

я вновь повторяю с любовью

рассветное имя страны:

Россия…

28.10.68

Дождиком в роще прошла весна.

Красная площадь, с чего красна?

Время тревожа, вернусь назад…

Ах, до чего же красно в глазах!

Ветер полощет знамен кумач.

Красная площадь, слезы не прячь!

Красного банта цветок на руке.

Слово "Антанта" на языке.

Первый поход и третий поход,

Восемнадцатый и двадцатый год!

На площади Красной — за рядом ряд —

Ильич принимает военный парад.

Смотрит, прищурясь, на горизонт —

заревом пышет недальний фронт.

Красит страну белый террор

красною кровью — не кончен спор.

Как же, товарищи, дальше жить?

Как на пожарищах рожь растить?

Солнышком красным пришла весна.

Красная жизнь и земля красна.

С этою новью живем; она

крашена кровью. Краска — прочна!

07.02.69

Что волнует поэта?Ничтожные фразы,камешек,попавший в ботинок,гул раковины,отнятый у моря,взгляды прохожих женщин,выбоина на асфальте…

И не забудьте про трещину,которая проходитчерез его сердце.

Снова бешеный ветер погони

подымает дубы на дыбы;

и храпят половецкие кони,

ошалелые кони судьбы.

Не избыть непонятного страха.

Кто там замер на полном скаку?

И, треща, остается рубаха

белым флагом на черном суку.

Посредине забытого мира

я впечатался в гриву коня.

Гой ты, в яблоках серый задира,

выноси, выноси из огня!

Из чужого полынного века

от напасти и горя бегу

я — в личине того человека,

прапрапредка — и все не могу

оторваться от сросшейся тени,

ухватившей за ворот меня…

И шатает домашние стены,

как усталые ребра коня.

05.11.69

А.Тахо-Годи

Природа-мать! Далекий пращур мойсебя еще не мыслил человеком,когда возник в сознанье мир иной,обожествив леса, моря и реки.

Страстями собственными наделивнеясные явления природы,он сотворил богов, он создал миф…Воображения чудовищные роды —когда от грома, ветра и огнязависели рождения и смерти;и нынче первых толкований смерчивертят, полуоглохшего, меня…

И я с трудом осознаю потомвеличие эллинского Олимпа;и имена героев жгут огнем,с преданьями основа жизни слита!

Был первый бог, как первый человек,в руках судьбы гремком, игрушкой слабой;досадовал на неприветный век,и слезы вытирал рукой, не лапой…

Был первый человек силен, как бог,смирил огонь и справился с водою;заговорил, еще не видя прок,и начал думать…

Рассудок, подведи речам итог!В них — предрассудки, в них — не без изъяна…И все-таки, когда был создан Бог,то человеком стала обезьяна!

Как странно — на лице славянскомвдруг азиатские глазаплеснут своим непостоянством,приманивая и грозя!

Какой монгол, в каком столетьепосеял дикие черты?Как крепки варварские сетии слабы женские мечты!

Но силу набирает робость,заимствуя у ней огня…Глазами Азии Европасегодня смотрит на меня.

Порой, ожесточась, со скуки,сначала вроде бы легкодыханьем греть чужие руки,в мечтах от дома далеко.

Приятна теплота объятья.Волнует радужная новь.Но шелест губ и шорох платьялишь имитируют любовь!

И не заметишь, как мельчаешь;как окружит одно и то ж:ложь в каждом слове, ложь в молчанье,в поглаживанье тоже ложь…

Едва ль для настоящей страстидрузья случайные годны.Старательные, как гимнасты.Как манекены, холодны.

И только дрожь замолкнет в теле,заметишь, тяжело дыша,что оба — словно опустели:кровь отошла, ушла душа…

И, тяготясь уже друг другом,проститесь, позабыв тотчасчужое имя, голос, рукии — не заметив цвета глаз.

Анкета моя коротка:Родился, учился, работал.Приметливая рукачеркнет полстранички всего-то.

А то, как стремительно жил,как жилы вздувались порою,как словом друзей дорожил,она, может быть, не откроет.

И все-таки в каждой строкеостанется что-то такое,что с временем накороткеи, в общем, водило рукою…

Дмитрий Нечаенко

РОЖДАЮТСЯ ДЕТИ

Русь моя! деревца тонкого

ночью морозною стынь.

Кислая наша антоновка,

горькая наша полынь.

Смёрзлась зимой, но оттаяла,

ртом из-под снега дыша,

гиблая наша Цветаева,

голая наша душа

вся голубая и нежная

после кровавой беды,

лунка, сестрица подснежника,

лужица талой воды.

И колыбельная матери,

и ветерок над рекой,

запах лампадного маслица

в сельской церквушке родной.

Очень неброско, пусть матово,

и Левитан, и Крамской.

Ясновельможной Ахматовой

горестный голос грудной.

Тихое наше Шахматово,

яснополянский покой.

Станции типа Астапово,

в лаптях по снегу Толстой.

Север мы, Господи, север.

Тает лишь в солнечный срок

наш предвесенний Есенин

и антарктический Блок.

Даже бессмысленный лютик

в этом контексте — святой.

Люди мы, Господи, люди,

в смысле, что каждый — изгой.