Воинствующая олигархия США против всего мира и нас - Михаил Иванович Сетров
Солженицын нагло врал, что наше население уходило караванами за отступающими немцами, «как за отечественными». А вот, что рассказывает Борис Полевой о времени освобождения города Великие Луки. Люди бежали из города по льду реки навстречу Красной Армии, рискуя жизнью, поскольку оккупанты расстреливали всех бегущих из пулеметов, минометов и артиллерийских орудий. К командиру полка из города сквозь линию огня проползли двое мальчишек. Они рассказали артиллеристам, где расположены огневые точки немцев, их штаб и сосредоточение военной техники, представив «карту», нарисованную на страницах ученической тетради. Полевой, далее рассказывает о «происшествии», от которого, по его словам, у него самого навернулись слезы: в только что освобожденном городе у штаба полка девушка с плачем кинулась на шею часовому, который отстранялся, говоря – «Нельзя, нельзя – я на посту!» Но девушка не обращала на это внимание, терлась щекой о колючее сукно солдатской шинели, целовала её, причитая: «Пришли, все-таки пришли, родные!»
Немецкое командование к концу войны уже кое-что поняло о характере советских людей и пыталось даже использовать это в своих интересах. Понимая, что население оккупированных районов будет восторженно встречать советских солдат, будут слезы и объятия, угнав на Запад основное население, оставляло специально собранных вместе заразно-больных, рассматривая их как бактериологическое оружие против Красной Армии, особо опасные «мины» замедленного действия. Но эти «мины» не срабатывали, потому что был упущен из вида другой аспект советского характера – патриотизм самих больных, их понимание, какая роль им уготована оккупантами. Поэт Е. А. Долматовский был свидетелем того, как подобная «мина» в городе Паричи не сработала. Советские солдаты, освобождавшие город, обнаружили на болоте целый лагерь с людьми за колючей проволокой. «Но жители лагеря, – пишет Долматовский, – проявили страшную силу воли. Когда мы бросились к лагерю на болоте (его оставили аккуратно – без боя, без стрельбы вокруг) и сокрушили колючую проволоку, тифозные больные, собранные сюда со всей округи, стали кричать, хрипеть, вопить: «Не подходите, браточки, мы заразные, товарищи любимые, не подходите!»
Различие ценностей, традиций и самого духа народа сейчас уже, можно сказать, зафиксировано в граните и бронзе. Есть в Европе два памятника, очень похожих внешне, посвященных мужеству защитников города, находящихся на противоположных концах континента и столь же противоположных по духу и самому пониманию подвига. Талантливый наш скульптор Аникушин, стремясь увековечить подвиг ленинградцев, не нашел, однако, ничего лучшего, как создать скульптурную группу, очень похожую на памятник защитникам города Кале на Ла-Манше. Но как же она оказалась не похожа по существу основной идеи подвига! Там отцы города, старцы в рубище, склонив головы, выходят навстречу осаждающему город противнику, по своей воле решив сдаться, чтобы спасти город от разграбления победителями. Очевидно, что подвиг здесь мыслится в самопожертвовании старейшин города ради сохранения имущества своих граждан. Для нас такой подвиг сомнителен со стороны старцев и уж совсем выглядит подлостью со стороны их сограждан, принявших от них эту жертву (если она вообще была). Трусливые бюргеры попрятались по домам, когда их убеленные сединами, наиболее уважаемые люди обречены на позор и унижение. И это памятник славы!
У въезда в Ленинград со стороны Пулковских высот, где проходили наиболее ожесточенные бои за город, путника тоже встречает бронзовый старик, но в его глазах не покорность, а гнев и… печаль, потому что на руках он держит умершую девушку. И за ним такие же лица его сограждан и штыки наперевес, оружие защитников города Ленина, стоявших насмерть и победивших.
Такое мужество граждан чуждо и даже страшно западному менталитету. Генерал Виттерсгейм, первым под Сталинградом прорвавшийся к Волге, тут же вернулся в штаб генерала Паулюса, своего командующего, и посоветовал ему убираться отсюда, пока не поздно. «Куда?» – «Да хоть в Польшу!». «Вы не верите в успех?» – спросил его Паулюс. «Как можно верить в успех, если за оружие взялись все жители города – от мала до велика! Женщины и дети лежат к нам головой с оружием, убитые. Они сражались, не бежали даже от танков. Это уже не война, это что-то иное… Здесь победить нельзя!» А другой известный потомственный военачальник, генерал Зейдлиц, которому Паулюс объяснил причину отставки Виттерсгейма, сказал, что он понимает его тревогу. «Этот сожженный город на Волге обойдется нам дороже, чем вся Франция». И это было не пророчество, а почти что констатация факта. Да, после разгрома под Сталинградом 6-ой армии, подпольные французские газеты писали, что русские отомстили за Париж – немецкая дивизия, первая (без боя) вступившая в него, – уничтожена. А почему без боя сдан Париж? Чтобы понять это, достаточно посмотреть кадры кинохроники: парижане на улицах толпами встречают вражеское войско. Правда, некоторые из них плачут (будем надеется, что не от радости), но большинство-то тянут руки в фашистском приветствии! Здесь же немецкие генералы видели совсем другое, и потому, как выразился Гитлер, «наши генералы запаниковали». Он и сам бы с удовольствием отступил, да поздно – уж слишком далеко зашли – территориально и аморально!
Но не только это. Как сказал на Нюрнбергском процессе Геринг, они ведь надеялись, что русские, перебив «жидов и комиссаров», будут их встречать как парижане. Однако, разочарование пришло уже под Москвой. На требование фельдмаршала Бока снова атаковать и непременно взять Тулу, начальник штаба танковой армии Гудериана (от которой из тысячи осталось только сто машин, а семьдесят из них они уже потеряли под Тулой) заявил командующему Центральной группы армий: «Сейчас не май месяц и мы не во Франции!» А Гудериан на требование самого Гитлера вновь атаковать Тулу, едва пробормотав: «Будет исполнено, мой фюрер», своим сказал, что он не сделает этого, даже если ему будет грозить трибунал. Да, действительно – Тула – это всё-таки не Париж!
А зачем все же шли? Гитлер неоднократно и недвусмысленно объяснял своим бестолковым соотечественникам и тем же генералам, что на Западе им делать нечего, все, что им нужно – они найдут на Востоке, в России: лес, руду, уголь, хлеб и, конечно, бесплатную рабочую силу. Поэтому, если мы завоюем восточные земли – это будет для нас и для всей Европы-крепости достаточное жизненное пространство, и тогда Германии не нужны будут и колонии, «учитывая, какими необычайно богатыми сырьевыми ресурсами располагают
