Патрик Бьюкенен - Самоубийство сверхдержавы
«Дело в женщине, председательствующей в собственном загородном клубе Господа, или в геях, нашедших приют под кровом – так или иначе, это оказалось слишком для «фэйрфаксовских нетерпимых», – писал Мейерсон{154}. Такова, продолжал он, «последняя на сегодняшний день глава глобального противостояния с модернизмом и равенством, если более конкретно, формирования ортодоксального интернационала»{155}.
А что такое ортодоксальный интернационал?
«ОИ объединяет фундаменталистов из различных конфессий, испытывающих общий страх и отвращение к нарушению древних племенных норм… Отцом-основателем ОИ был папа римский Иоанн Павел II, который… стремился возвести церковь многих народов в странах развивающегося мира, где традиционная мораль и фанатизм, в особенности в отношении сексуальности, во многом… соответствовали неподражаемой отсталости католической церкви. Теперь епископальные схизматики Америки идут по стопам [Иоанна Павла] – традиционалисты двух великих западных иерархических христианских церквей ищут по всему миру убедительно отсталых епископов»{156}.
«Фундаменталисты», «нетерпимые»», «племенные», «фанатизм», «отсталость» – лексикон Мейерсона подозрительно смахивает на словесный запас хулителя христианства с какого-нибудь интернет-форума, вдруг попавшего на страницы крупнейших средств массовой информации. Тем не менее Мейерсон правильно показывает, куда дует ветер. Модернизм и вправду торжествует, а традиционализм отступает.
Все же, отвергая назначение епископа Шори и отказываясь благословлять однополые союзы, «схизматики», возможно, еще способны победить – по трем причинам.
Во-первых, на их стороне Святое Писание. Христос говорил фарисеям: «Он сказал им в ответ: не читали ли вы, что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их? И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть»[40].
Во-вторых, умирают прежде всего «приспособленческие» конфессии.
В-третьих, на стороне несогласных страна в целом. Тридцать один штат проголосовал против однополых браков. Ни один не высказался за. Когда в Вашингтоне, округ Колумбия, городской совет проголосовал за признание однополых браков в других штатах, Совет по выборам и этике отказался вынести вопрос на референдум{157}. Избиратели не вправе допускать дискриминацию, заявили в совете. На деле же возникло опасение, что, как и в Калифорнии, чернокожие клирики привлекут свою паству и отменят решение городского совета.
Все усилия традиционных конгрегаций по адаптации к современности сопровождаются тем, что «Ньюсуик» считает упадком и разрушением христианства в Соединенных Штатах{158}. В настоящее время пятнадцатая по численности прихожан епископальная церковь теряет паству быстрее, чем пресвитериане, лютеране или методисты{159}. Зато новые конгрегации активно наступают. Церковь Иисуса Христа Святых последних дней[41] сегодня четвертая по численности, насчитывает около шести миллионов прихожан, втрое больше, чем епископальные мормоны{160}. Другие примеры новых церквей – Всемирное братство ассамблей Бога[42] и свидетели Иеговы{161}.
Во всем мире, пишет социолог Родни Старк, процветают «высоковольтные» религии с «четко очерченными границами и высочайшими требованиями к прихожанам»{162}. Религии «низкого напряжения», например, унитарная, «растворяются в котле секуляризма»{163}.
Колумнист Уильям Мерчисон так объясняет этот феномен:
«Традиционные церкви – не вполне понимая свою задачу, которая прежде всего состоит в помощи прихожанам в контакте с Божеством, их создавшим, – все меньше и меньше преуспевают в двадцать первом столетии. Методисты, пресвитериане, епископальная церковь, лютеране – все они потеряли множество прихожан в последние несколько десятилетий торжествующего либерализма. Епископальная церковь, к которой принадлежу я сам, ныне располагает паствой меньше, чем у мормонов, – не в последнюю очередь потому, что мормоны искренне верят во все, что проповедуют»{164}.
«Обходительная толерантность и негромкое убеждение являются отличительными признаками современных традиционных конгрегаций», – размышляет Мерчисон. Епископская элита, «в особенности епископы, священники и богословы поколения бэби-бумеров, заправляющие на национальном уровне, не просто корректируют богословские взгляды; они отрицают эти взгляды как несовременные, чрезмерно суровые и жестокие. Радуйтесь жизни, увещевают они, – это угодно Господу»{165}.
Ревизия учения епископальной церкви, некогда опиравшегося на библейские истины и установленные нормы нравственности, ставит под сомнение авторитет этой конгрегации и других основных церквей. Ибо, если христианские церкви учили ложно, на протяжении пяти веков осуждая аборты и проклиная гомосексуализм, почему кто-то должен верить новому катехизису? Если церкви ошибались целых пятьсот лет, почему они вдруг правы сейчас?
Происходящее сегодня в епископальной церкви характерно для протестантского мира после Реформации. Восстав против Рима и папской власти, разве могут протестантские церкви отрицать диссидентство, внутреннее право на бунт и отделение? Если Рим, по их убеждению, не вправе требовать послушания и настаивать на безгрешности папы, откуда взялось такое право у них самих?
Протестантизм, по утверждению некоторых историков, неумолимо движется туда, куда должен прийти: в «место», где каждая секта, каждый человек решают для себя, каковы моральный закон и библейская истина; он идет к приватизации морали. Но если протестантизму суждено «распылиться», это означает и «распыление» Америки. Ведь Америка сотворена протестантами.
Христианский упадок продолжается. В 2009 году консерваторы откололись от 4,7-миллионной паствы евангелической лютеранской церкви в Америке после того, как эта церковь одобрила «рукоположение однополого духовенства»{166}. Назначение епископа-гея в штате Нью-Гемпшир раскололо епископальную церковь, но не прошло бесследно для самого епископа. В шестьдесят три года епископ Робинсон объявил об отставке с 2013 года, объяснив на ежегодном епархиальном съезде: «Физические угрозы, а также повсеместное обсуждение моего избрания епископом, стали настоящим испытанием не только для меня, но и для моего любимого мужа Марка», – и, добавлю, для прихожан всего штата{167}.
Нужна ли религия?
Гибель христианства уже давно предрекали люди, одновременно прославленные и печально известные. Карл Маркс именовал религию «опиумом для народа». Уинстон Черчилль, прочитав в двадцать один год в индийском Бангалоре откровенно антихристианское «Мученичество человека» Уинвуда Рида, писал матери:
«В один из этих дней холодный яркий свет науки и разума пробьется сквозь витражи собора, и мы выйдем наружу, чтобы искать Бога для себя. Великие законы природы будут открыты – наша судьба и наше прошлое станут ясны. Далее мы сможем обойтись без религиозных игрушек, которые много веков сопровождали развитие человечества»{168}.
Менее уважительно к «религиозным игрушкам» относился Фридрих Ницше: «Я рассматриваю христианство как самую роковую ложь соблазна, какая только была на свете, как великую и несвятую ложь»{169}. Поклонник Ницше Адольф Гитлер соглашался: «Самый тяжелый удар человечеству нанесло распространение христианства»{170}. Юджин Д. Уиндчи в «Конце дарвинизма» пишет:
«[Гитлер] думал, что для мира было бы лучше, победи мусульмане в битве восьмого века под Туром, остановившей арабское вторжение во Францию. Потерпи христиане поражение, рассуждал [Гитлер], германский народ приобрел бы более воинственный символ веры и, вследствие своего естественного превосходства, стал бы лидером исламской империи»{171}.
В книге воспоминаний гитлеровского архитектора Альберта Шпеера «Третий рейх изнутри» рассказывается, что Гитлер часто говорил:
«Видите ли, к нашему несчастью, мы исповедуем не ту религию. Почему бы нам не обратиться к религии японцев, которые величайшим подвигом считают самопожертвование во благо отечества? И мусульманство подходит нам больше, чем христианство. Ну почему обязательно христианство с его смирением и слабостью»{172}.
Тем не менее, даже ненавистники христианства часто признают, что человечество не в состоянии обойтись без религии. Презирая христианство Нагорной проповеди, Гитлер, однако, допускал в «Майн кампф», что религия необходима обществу{173}. Это подтверждают, цитируя фюрера, писатели и историки Хилэр Беллок и Кристофер Доусон:
«Сей человеческий мир немыслим без практического существования религиозных убеждений. Огромные массы народа состоят отнюдь не из философов. Для народных масс именно вера является абсолютно единственной основой морального взгляда на жизнь. Различные заменители, которые предлагались, не сумели доказать, что достойны быть таковыми, чтобы мы могли счесть, что они и вправду готовы заменить существующие веры».
