Газета День Литературы - Газета День Литературы # 178 (2011 6)
Что же так напрягло и озадачило известного правозащитника? Просто несколько минут назад мимо забора особняка пронеслась на дешевых велосипедах молодая компашка, состоящая из двух девчонок и двух парней лет по двадцать. Они промелькнули в проёме закрывающихся с тяжёлым гулом бронированных ворот. Чтобы сократить путь к пляжу, велосипедисты каким-то образом проникли на закрытую территорию и радостно прокатились по дорогой голландской брусчатке, в упор, не замечая циклопических особняков сенаторов, банкиров, депутатов. Подобные компании и раньше время от времени проносились мимо поместья П., но правозащитник-авторитет не обращал на них никакого внимание. А тут вдруг задумался... Их появление и исчезновение сильно взбудоражили Владимира Ивановича, задев его за какой-то глубокий и труднодосягаемый нерв.
"Чего они веселятся? – размышлял он, – никаких понятий... Чисто, в плане! Они реально не в теме. Какие-то велосипеды, драные штаны, вопли, сопли. А ведь уже, поди, не дети".
Председатель крупнейшего благотворительного фонда вспомнил, что в их годы уже приобрёл свою первую "точилу", подержанную "девятку". Она ему досталась по-честному: как трофей после разборки с Чёрным Гасаном. Тогда П. был всего лишь пацаном бригады Матвея Пушкинского, ставшего впоследствии председателем государственного совета банкиров. Неделю назад его застрелили прямо около подъезда Государственной Думы.
"Вот так, – думал П., любуясь фламинго, – ступенька за ступенькой, как говорят америкосы, я и поднимался. Всё по понятиям. А ЭТИ, куда катят? Под откос, видимо... Как будто им ничего и не надо. Будто ничего, кроме их раздолбанных велосипедов и пляжа, не существует. Странно это всё... Очень странно... Но ещё страннее то, что я стал задумываться о какой-то чепухе".
Правозащитник оглянулся. Огромный особняк, совмещающий в своей архитектуре все мыслимые стили – от средневековой готики до мотивов русского терема, нависал над ним всей своей пятиэтажной тяжестью.
"Сначала всего этого не было, – продолжал вспоминать П., – но хочешь жить – умей крутиться. А всё ради чего? Чтобы можно было пожить по-человечески. Ведь мне, чисто в плане, много-то не надо. Ведь всё по понятиям. А как иначе? Если у сенатора Мишани Казанского дом с башней в пятнадцать метров, значит и мой не должен быть меньше, если у Коли Нефтяного в жёнах поп-звезда, значит и мне такая нужна; если у Димы Борзого, председателя совета акционеров "Юнион-газ" – вольер с амурскими тиграми, значит, и я не должен отставать. Не жизнь, а каторга..."
– Пупочек! – раздался плаксивый голос жены, – мы поедем сегодня на встречу с англичанами?
– Похоже, что нет... – ответил правозащитник, – контракт уже подписан. Так что обойдутся без нас. Да и зачем... На кой тащиться в центр города, ради какого-то дипломатишки? Там без нас всё сделают.
– Как!? – шоколадная Анжела надула силиконовые губки, – значит, я зря купила платье от Джорджио Армани? Значит, жена дипломата, эта кобыла, не увидит меня в нём?
– Ну... малыш, – засуетился правозащитник, – ну... оденешь его в следующий раз.
– В следующий раз жены дипломата не будет, – холодно ответила Анжела, развернулась и, обиженно поигрывая ягодицами, отправилась в особняк.
"Расстроилась, куколка моя, – подумал депутат, – придётся ей новое колье бриллиантовое купить, а то как-то не по-людски выходит..."
П. включил внутренний калькулятор и быстро подсчитал, во что ему обойдётся невыполненный каприз жены.
"Да... ничего... – решил он, – не обеднею... Это – пустяк".
Огромная бабочка села на живот депутата, выглянувший в разрезе пёстрой рубахи. Он вновь погрузился в размышления.
"Деньги нужны для того, – осенило правозащитника, – чтобы находиться в формате, чтобы всё было как у людей. Потому что, если окажешься вне формата, то сразу попадёшь в лохи, или, как говорят америкосы, в лузеры. Иначе говоря, я гребу лавэ для того, чтобы создавать необходимые условия для пополнения лавэ... Где же смысл?"
Лоб правозащитника взмок.
"Чего-то я стал много думать не по делу... Чисто, в плане... А может... Того... Плюнуть на всё? Плюнуть на всё и свалить куда-нибудь?.. Уехать, типа, на велосипеде?.. – дикая мысль уколола правозащитника куда-то в позвоночник – Свалить? У меня что, крыша поехала от жары? Бред какой-то. А может, всё-таки, взять и сбежать?"
Окрестности элитного поселка огласил какой-то трубный рёв, смешанный с мычанием. Депутат от неожиданности привстал и, нажатием специальной кнопки на мобильнике, вызвал начальника службы безопасности.
– Что это? – спросил он подтянутого мужчину с гранитным лицом, облачённого, несмотря на зной, в строгий чёрный костюм, – что это за вой?
– Да, соседу вашему, Мишке Казанскому, – какое-то чудище африканское привезли, гиппопотама, что-ли...
– Гиппопотама... – переспросил авторитет-правозащитник, с удовлетворением ощущая, что возвращается в привычную форму и снова готов к активному действию, – интересно, интересно... Ну, воще, Мишка даёт! Короче, так: озадачь своих ребят, чтобы они узнали всё про этого зверя – кто такой, сколько стоит, сколько стоит его транспортировка, и чтобы послезавтра у меня такой же был. Это – приоритетное задание. И не называй соседа Мишкой Казанским. Он – сенатор, всё-таки.
– Понял, – чётко ответил специалист, развернулся и быстрым шагом отправился выполнять поручение.
– Да! – крикнул ему вслед депутат, – сделай так, чтобы мой гиппопотам был на голову выше гиппопотама Мишки.
Человек в строгом костюме кивнул.
Закрытый посёлок вновь сотряс чудовищный рёв новосёла.
Анатолий ГОРЕГЛЯД ПОСЛЕДНЕЕ ТАНГО
В этом году Борису исполнилось шестьдесят девять. Второго декабря за общим столом повариха подала ему шоколадку и большой апельсин. Ни здравиц, ни поздравлений, ни рукопожатий не было. После завтрака засунул гостинцы под просевшую с годами подушку. Оттуда достал папироску "Беломор". Там в портсигаре было аккуратно уложено десять штук. Столько выкуривает за день. Одну взял – осталось девять. Борис еще раз внимательно пересчитал, защёлкнул портсигар и сунул обратно под подушку.
Курили в специально отведенной комнате – курилке. Здесь круглые сутки была открыта форточка. Но было столько дыма, что с трудом можно было различить лица. Курить здесь – дело принципа и привычки! Кто регулярно курит и пьёт крепкий чай – в почёте! Остальные – на побегушках. А какие побегушки в клинике для немощных? Раньше их, кажется, психбольницами называли, дурдомами, психушками. Но это раньше. А теперь – не шути! Клиника! Уж для каких больных – дело другое. Но клиника!
А что! Здесь и палаты с железными койками на десять-пятнадцать человек. На каждой – матрас, одеяло, подушка. И как положено – бельё меняется. В баню водят раз в неделю. Кушать? Пожалуйста, по расписанию! Таблетки, врачи, нянечки – всё есть! Э, брат, нынче демократия! Вот и телевизор в коридоре поставили. Кажить плохо, но понять кое-что можно. А раньше такое было? Ни в жисть!
Раньше только радио и танцы по праздникам. Но только под гармошку.
Борис вышел в коридор. Коллеги и товарищи с озабоченным видом сновали взад-вперёд. Некоторые, как Шурик, ходили важно, заложив руки за спину. Они напряжённо о чём-то думали. Решали сложные вопросы. Это, может, со стороны кажется, что там люди ничем не занимаются. А копни глубже – утонешь в проблемах! Это нам, "нормальным", всё ясно и понятно. Утром встал, морду ополоснул, на бабу цыкнул, яичницу проглотил и вон с хаты, на службу. Там, на работе – бумаги разные, подписи, заключения, приключения, игроки и свинство. Обед. Если на восемьдесят рублей умудришься отхарчиться – двадцатник, считай, на пиво выправил. А это всё – полчасика со своими на ветру потрепаться о несладкой жизни. О том, что раньше, бывалочи, зайдёшь в пивнушку, возьмёшь две полные по двадцать четыре копейки и стой хоть до ночи. Нет, брат. Теперь как в Европе! Взял банку железную и стой на морозе. Стой и трепись о чём только хочешь. Но трепаться уже ни о чём не хочется. Хочется бабе по рылу дать или в начальника гранатой швырнуть. Вот как в Чубайса. Жаль, что не попали.
Однако трепаться так можно долго и всё без толку. А мы ведь о Борисе заговорили. Вот. Борис сидел на деревянной, отполированной больничными пижамами лавке и курил уже не табак, а бумагу. Здесь так принято. Если "Беломор" – то до бумаги. Сигареты – до конца. Поэтому пальцы у всех коричневые, как у бывших профессиональных фотографов.
